Предположение, что приближение Фреира положит конец деспотическим режимам, также было далеко не ново. Не было оно и досужим вымыслом. В конечном счете, Лето было столь же гибельно для государств, как и Зима. Но вот свыше королю ничего не угрожало.
Когда корабль с землянами-колонистами в 3600 году прибыл к системе Фреир-Баталикс, первая база была основана на Агнипе, одной из внутренних планет, ближайшей к Геликонии. Тогда на ней не было ещё ни одного человека. Информация, закодированная в ДНК оплодотворенных человеческих яйцеклеток, хранилась в компьютере корабля. Когда первоначальная база на Агнипе была подготовлена, сохраненная в компьютере информация была перенесена в искусственно созданные зародыши, а те помещены в искусственные матки, числом 512. Родившиеся дети — первые человеческие существа, пережившие полторы тысячи лет полета в виде электронных записей — были отданы на воспитание искусственным матерям-андроидам в восемь огромных суррогатных семей. Строительство Аверна было уже не их заботой. Люди в нем не участвовали. В строительстве использовалась только привезенная с Земли автоматика и добытое на Агнипе сырьё.
Сразу после высадки колонистов их одноразовый звездолет был разобран. Обитатели Агнипа оказались предоставлены сами себе. Одиночество их было полным, прежде невиданным в истории человечества.
Несмотря на массу непредвиденных трудностей в реализации программы строительства на различных её этапах сооружение Аверна, а также колоссальных передатчиков, способных послать сигнал на Землю, заняло всего каких-нибудь два десятка лет. В течение этого опасного периода Агнип использовали в качестве временной базы. Когда гигантский труд был наконец завершен, молодые колонисты переместились в свой новый дом на заранее изготовленных челноках. Всего на Аверне высадилось 512 всё тех же колонистов. Все эти люди уже были превосходно обучены и готовы немедленно приступить к своей работе.
Сегодня, 3269 земных лет спустя, старая база стала храмом Священного Начала, населенным андроидами и посещаемым вступающими в совершеннолетие авернцами лишь ради торжественного возвращения домой, уже в роли полноправных членов общества. База, как и Земля, стали частью авернской мифологии.
На Агнипе имелись большие залежи полезных ископаемых, металлов и минералов, шахты и заводы, на которых выпускались запасные части для Аверна. Построить на них армию бронированных андроидов, способных завоевать Матрассил за считанные часы, не составило бы труда. Технически ничего невозможного в этом не было. Как, впрочем, не было на Аверне и инженеров, обладающих навыками и знаниями, необходимыми для решения такой сложной задачи.
Горячие головы и недовольные начали шептать, что авернцев лишили технического знания преднамеренно, чтобы превратить их в нацию, неспособную к дальнейшему развитию, так как это могло помешать наблюдениям.
Подавляющеё большинство "горячих голов" составляли конечно же мужчины. Женское население Аверна обожало борлиенского короля. Не отрываясь от обзорных экранов, женщины с восхищением следили за тем, как король ЯндолАнганол лично расправляется с Дарвлишем. Победа действительно была великой. ЯндолАнганол стал героем своей страны, мучеником, пожертвовавшим для неё слишком многим, слишком дорого заплатившим за свою недальновидность и безрассудство самопожертвования. Во многом его жертва оказалась бесполезной. Короля несомненно можно было причислить к фигурам трагическим.
Таким образом, женская половина населения Аверна также планировала вторжение на Геликонию, но несколько иного рода — все они тайно мечтали об одном: как можно скорее оказаться в столице Борлиена и быть рядом с его королем, помогая ему денно и нощно.
Как же отреагировала Земля на эти события, когда несущие информацию о них радиоволны наконец достигли её поверхности?
Нашлось много согласных с тем, какую именно часть тела Дарвлиша король ЯндолАнганол решил выставить на всеобщее обозрение. Никому не интересны были ноги Черепа, носившие его от одного побоища к другому, от одной кровавой резни к другой. То же самое относилось и к его гениталиям, при помощи которых он зачал столько ублюдков, что теперь хлопот с ними и их претензиями хватит борлиенцам на много десятков лет вперед. Никто не хотел смотреть и на его руки, оборвавшие сотни жизней ударом меча или ножа. Однако вид его головы, где рождались все коварные и кровожадные планы, пришелся по душе всем.
Глава 4.
Там, где живут
фламберги
Мглистые тени лежали на городе Аскитош, выстраиваясь расплывчатыми узорами между уныло-серыми городскими постройками. Идущие по бледным и смутным улицам темно одетые люди, казалось, сливались с ними. Таков был ускутский "илистый туман", "взбитые сливки" — тонкое, но успешно ослепляющее всё и вся покрывало влажного воздуха, спускавшегося с холодного плато, берущего начало сразу за городом.
"Золото дружбы" был не одинок в тумане. Впередсмотрящий наверняка видел укрытый где-то в молочном мареве весельный баркас. Сидящие в нем двурогие рабы, напрягая все силы, выводили тяжелый корабль из гавани. Справа и слева по борту можно было различить призрачные тени других кораблей с повисшими как мертвые шкуры парусами — ускутский флот начинал свой великий поход, чтобы завоевать весь мир...
Цвет воды изменился на темно-голубой — глубина под килем увеличилась. На юге парил Фреир, подобный серебряной монете в бледной бесконечности. Сиборнальский "главный" день был в полном разгаре. Через час должен был взойти Баталикс. Сейчас же в небе властвовало только одно великое светило. Баталикс должен был подняться прежде, чем Фреир опустится за горизонт, — и, невысоко поднявшись в это осеннее время, сесть, так и не достигнув зенита.
Завернувшись в непромокаемый плащ, СарториИрвраш мрачно смотрел на медленно тающий в белесой пелене город. Погружаясь в "илистый туман", Аскитош приобрел вид зловещих теней, превратился в смутный призрак — и наконец исчез из его жизни навсегда...
* * *
Корабли шли через узкий канал гавани, когда слабое сияние на восточном горизонте возвестило о близком восходе Баталикса. Немедленно поднялся ветер. Над головой бывшего советника, наполняясь дыханием мира, затрепетали полосатые паруса. Все на борту испытали общий прилив облегчения; все приметы предвещали доброе и благополучное плавание...
СарториИрврашу приметы ускутов мало о чем говорили. Он пожал плечами под плащом на теплой подкладке и спустился по трапу с палубы. Внизу, в тесном и полутемном коридоре, ему встретился Ио Пашаратид, бывший посол Сиборнала в Матрассиле.
— Поздравляю вас, все приметы говорят о благополучном плавании, — вежливо поклонившись, приветствовал его дежурной фразой сиборналец. — Мы выбрали самое верное время для отплытия.
— Вот и прекрасно, — демонстративно зевнув, ответил СарториИрвраш.
Хотя ускуты всячески кичились своим рационализмом, в рядах их воинствующих священников-моряков среди прочих членов их ордена числилась целая армия астрологов, деутероскопистов, астромантов, уранометристов, хиромантов, метеорологов, метемпиристов, а также собственно навигаторов, способная не только с легкостью определять местоположение корабля в любой обстановке, но и точно указать тот год, теннер, день, час и минуту, когда "Золоту дружбы" лучше всего совершить тот или иной маневр. Сочетание знаков зодиака команды, сорт дерева, из которого изготовлен корабельный киль, — всё принималось во внимание. Самым же надежным и убедительным знаком, предвещающим мореплавателям всяческие успехи, было появление в небесах кометы ЯрапРомбри, видимой высоко в северной части неба и вступившей в зодиакальное созвездие Золотого Корабля утром, ровно в шесть часов одиннадцать минут и девятнадцать секунд. Именно в этот миг были отданы швартовы и анципиталы-гребцы налегли на весла.
В борлиенском дворце СарториИрвраш обычно вставал гораздо позже. На перспективу долгого и безусловно опасного плавания он взирал с ужасом. От качки его мутило. Навязанная ему роль предателя родины совсем его не устраивала. Для него, привыкшего к роскоши дворца, плавание в неизвестность на борту 910-тонного сиборнальского флагмана казалось наказанием не менее суровым, чем пожизненная тюрьма или даже Великое Колесо Карнабхара.
Ко всем прочим неприятностям оказалось, что на одном корабле с ним плывет Пашаратид, внезапно начавший выказывать подозрительное желание подружиться, будто не он убил брата королевы и близкого друга советника. Как может мужчина так себя вести?..
Возможно, что всё это от начала до конца было делом рук Денью Пашаратид, мрачно подумал СарториИрвраш. Возможно, что найдя способ использовать его, отвергнутого королем бывшего советника, и вовлечь его в зловещие военные планы, она сумела добиться поблажки для своего мужа, избавив его от суровой кары. Посол Пашаратид плыл на "Золоте дружбы" на равных с остальными офицерами, в качестве капитана моряков-пехотинцев, — хотя могло быть и так, что он имел собственное тайное задание, как это было принято у помешанных на секретности сиборнальцев.
Несмотря на всю глубину своего падения, Пашаратид держался на редкость надменно. Он хвастал СарториИрврашу, что по прибытии в Оттасол его назначат наместником города, а после подхода ускутошских войск под его командой окажется целый полк солдат. В перспективе же он, как знающий театр войны, должен был стать командиром всей объединенной сиборнальско-борлиенской армии, не больше и не меньше.
Улегшись в своей каюте на койку, СарториИрвраш закурил вероник. Корабль качало. Волна головокружения моментально захлестнула бывшего советника. Во время плавания в Аскитош море было спокойно и он ни разу не испытывал приступов морской болезни. Теперь, как видно, та наверстывала упущенное.
* * *
В течение трех дней бывший советник отвергал всякую пищу. На четвертый день морская болезнь оставила его и он проснулся здоровехоньким, испытывая необыкновенный прилив сил после вынужденного отдыха. Поднявшись на ноги, он поспешил на палубу.
Море и горизонт были совершенно чистыми. Висящий низко над западным горизонтом Фреир светил водным путникам своим блистающим оком — "Золото дружбы" шло прямо навстречу великому светилу. Длинная тень корабля извивалась на смальте умеренно волнующегося моря. Воздух был напитан светом и восхитительно бодрил. С наслаждением потянувшись, СарториИрвраш вдохнул полной грудью. Уже много лет он не чувствовал себя так хорошо.
Далеко справа виднелась земля. Баталикс, судя по заре за кормой, совсем недавно скрылся за горизонтом. Из кораблей, сопровождавших их после выхода из бухты в качестве эскорта, почетного или просто случайного, сейчас осталось лишь одно судно — "Союз", которое неотрывно следовало за ними в паре миль справа и чуть позади, с развевающимся на мачте алым сиборнальским флагом. Вдалеке, у берега, виднелись едва различимые полоски — рыбачьи лодчонки.
Так прекрасно было чувствовать силу, играющую в туго натянутых мышцах, так славно забыть о тянущем и скручивающем ощущении в животе, что в первый миг советник не расслышал обращенного к нему приветствия. Его окликнули снова и только тогда он повернулся. И увидел перед собой Денью и Ио Пашаратидов. Вместе.
— Мы узнали, что вам нездоровилось, — равнодушно проговорила Денью. — Примите мои соболезнования. По правде сказать, этого следовало ожидать, ведь борлиенцы не слишком хорошие мореходы. Как вы считаете?
— Но теперь вам, похоже, гораздо лучше, — быстро вставил Иоскега Пашаратид, чтобы сгладить неловкость жены. — Аскитош и Гравабагалинен разделяют тринадцать тысяч миль — но при попутном ветре мы доберемся до него всего через два теннера и три недели. На таком прекрасном корабле, как наш, это плавание будет не более чем увеселительной прогулкой для укрепления здоровья и улучшения самочувствия.
Навязавшись к СарториИрврашу в спутники, Пашаратид в последующие дни стал его неразлучным гидом в прогулках по палубе и постоянно развлекал его подробными рассказами об устройстве различных служб и частей корабля. "Золото дружбы", трехмачтовый фрегат, имел фок-, бизань— и грот-мачту. При попутном ветре на носу, над резной фигурой Азоиаксика, для увеличения скорости хода поднимали дополнительный парус, артеменон. Во время их прогулок Ио Пашаратид в подробностях объяснил, сколько квадратных футов парусов может быть поднято и в каких именно случаях. Кое-что вызывало у СарториИрвраша интерес и тогда он делал в своей книжечке небольшие пометки, от души сожалея о том, что его родина — не столь передовая держава в области мореплавания и кораблестроения. Ремесла и сельское хозяйство в Сиборнале по уровню и эффективности мало чем отличались от таких же в Кампаннлате, однако в мореплавании и оружейных ремеслах сиборнальцы и особенно ускуты не имели себе равных, обгоняя всех если не по количеству оружия, то по его качеству. К тому же, как уверял Пашаратид, всё население Сиборнала обладало могучим здоровьем, что позволяло/позволит им в будущем (поскольку продолженно-субъективная форма времени была здесь наиболее уместна) без особых потерь пережить грядущую Великую Зиму. А здесь, на севере, по словам Пашаратида, Великие Зимы бывали особенно суровыми. В продолжение самых холодных времен Великого Года Фреир не поднимался над горизонтом. Зима навеки поселилась в сердцах сиборнальцев.
— Не сомневаюсь, — мрачно ответствовал СарториИрвраш, глядя на его холодное, как лед, лицо.
* * *
В многовековой сезон жестокой Вейр-Зимы жители скованных льдами северных земель окончательно становились заложниками моря. От моря зависело, выживут они или нет. Вот почему сиборнальцам пришлось стать прекрасными мореходами и кораблестроителями. Сейчас эти мрачные времена давно миновали, но до сих пор в собственности Сиборнала находилось несколько прекрасных кораблей, оснащенных для самых дальних плаваний. Все они принадлежали гильдии воинствующих монахов-мореходов. Сложная эмблема гильдии украшала паруса, превращая функциональный атрибут в предмет искусства. На главном же парусе был изображен герб Сиборнала — два концентрических круга, соединенных меж собой изогнутыми спицами. Всё это ему рассказал Пашаратид.
СарториИрвраш не возражал против постоянно журчащего у него над ухом потока сухих фактов. Посвятив всю жизнь выяснению того, чем простое предположение отличается от бесспорного факта, он всегда относился ко второму с несомненной симпатией.
Тем не менее размышления о том, для чего Пашаратид с такой настойчивостью выказывает свою дружбу, тревожили его. Подобная навязчивость никогда не была свойственна сиборнальцам, тем более надменным ускутам. Появление этой черты нельзя было объяснить и долгим пребыванием посла в Борлиене — тогда Пашаратид не высказывал никакого дружелюбия.
— Дорогой, ты уже, наверно, наскучил советнику Ирврашу своими рассказами, — заметила Денью Пашаратид на шестой день плавания.
Сказав так, она впрочем сама тут же ушла, оставив их на возвышении на корме, где они стояли у бортового поручня, втиснувшись в тесный закуток у клеток с самками аранга. Каждый квадратный фут палубы использовался и имел своё предназначение — повсюду лежали бухты канатов, стояли ящики с ядрами, были закреплены пушки. Два боевых расчета в любую погоду, будь то день или ночь, обязаны были постоянно стоять на посту у пушек, мешая вахтенным матросам, то и дело вносящих небольшие уточнения в курс корабля и постоянно перемещавшихся по палубе по каким-то непонятным делам.
