— Может быть, в таком случае ты сможешь изготовить для меня надежное фитильное ружьё, равное по мощи сиборнальскому?
— Конечно! — обрадовался Билли. — Фитильное ружьё — это просто. Я могу...
— А кремневое ружьё с пружинным замком? — перебил король. — Можешь ты сделать кремневку?
Билли задумался, поняв, что желание угодить королю завело его явно слишком далеко.
— Знаете, государь, сейчас я не могу сказать наверняка, — осторожно сказал он. — Я слышал, что проблема в качестве металла, который есть у вас в распоряжении, — а я, к несчастью, не силен в металлургии. Если вы предоставите мне нужные ингридиенты, я, вероятно, смогу сделать порох... но, видите ли, у нас, на Аверне, никто не занимается такими вещами — ведь мы никогда не вели войн.
— Так что же, у вас совсем не производят оружия? — удивился король. — Хоть какое-то оружие ты можешь сделать?
Билли вздохнул. Увы, он прекрасно понимал, что оружейное ремесло — не самая сильная его сторона.
— Государь, мне хотелось бы, чтобы вы сначала взглянули на часы, которые я почтительно прошу вас принять от меня в подарок в знак моей доброй воли.
Сняв часы с руки, Билли протянул их, болтающиеся на паре пальцев, королю, который не удосужился даже посмотреть на них.
— И прошу вас освободить меня. После этого я хотел бы встретиться с учеными вашей страны, вроде упомянутого здесь советника, чтобы безвозмездно передать им все свои знания. С их помощью, уверяю вас, мы вскоре сможем наладить производство небольших удобных пистолетов, паровых машин и даже...
Заметив мрачное выражение лиц короля и архиепископа, Билли замолчал, передумав говорить о двигателях внутреннего сгорания, и вместо этого снова умоляюще протянул часы королю.
Король наконец соизволил взглянуть на настойчиво предлагаемый ему странный предмет, где под маленьким стеклышком на лицевой панели менялись и мигали цифры. Поколебавшись, его величество всё же взял часы; они с архиепископом рассмотрели их, тревожно перешептываясь. Фраза архиепископа о том, что подобные вутровские штучки могут привести к ниспровержению любых основ веры и разрушению всей Империи, пришлась не по сердцу королю.
— Можно ли при помощи твоей колдовской штучки узнать, сколько лет мне осталось владычествовать? — нетерпеливо спросил он. — Или может быть она сумеет указать местоположение моего безумного сына?
— Ваше величество, эти часы — продукт научной мысли, но никак не волшебства, — неохотно признал Билли. — Они могут лишь показывать время и не более. Но их питает миниатюрная ядерная батарея, заряда которой хватит ещё на тысячелетия, а их корпус изготовлен из бесценной земной платины, пересекшей необъятные просторы космоса...
Король небрежно подкинул часы на руке.
— Как сказал мой друг архиепископ, эта безделушка несет величайшее зло. Не трудись разубеждать меня, я знаю это точно. Короли владеют даром предвидения, которым среди прочих отмечены разве что астрологи. Так зачем же ты пришел в Матрассил?
С этим вопросом король протянул часы обратно Билли.
— Ваше величество, я пришел увидеть королеву.
Подобный ответ поразил короля настолько, что, поспешно сделав шаг назад, он уставился на Билли так, словно увидел перед собой призрак.
— Видишь, архиепископ, он, оказывается, не только еретик, но сверх того и мирдопоклонник, — бросил, не поворачиваясь, король БранцаБагинату. — И ты удивляешься тому, что тебя неласково тут приняли? Даже мой нечестивый советник оказался не в силах выслушивать твой бред! Да и моё терпение иссякло. Сдается мне, ты сумасшедший или просто скверный шут. Так откуда ты взялся? Из питомника СарториИрвраша? Немедля отвечай мне, или я лично отрублю тебе голову!
Говоря это, король вместе с архиепископом угрожающе надвигались на Билли, пугливо отступающего к стене. Остальные придворные, торопясь продемонстрировать его величеству свою ненависть к недожаренному мирдопоклоннику, двинулись следом, взяв несчастного чужака в кольцо.
Поднявшись с подушек, Криллио Мунтрас подошел к королю, который остановился напротив Билли и с привычной решительностью потянулся к мечу.
— Ваше величество, осмелюсь испросить позволения поучаствовать в допросе, — осторожно сказал он. — Хотелось бы знать, на каком именно корабле он прибыл со своего мира?
Король оглянулся на ледяного капитана, словно не зная, что делать, — обрушить на наглеца свою ярость или уступить инициативу ему. Помолчав немного, он спросил Билли, не отрывая окровавленного платка от носа:
— Ну что, существо... На борту какого корабля ты прибыл к нам? Ответь ледяному капитану, он уважаемый человек!
Вжавшись в стену, чтобы не касаться необъятного пуза БранцаБагината, Билли пролепетал:
— Мой корабль, построенный целиком из металла, был полностью герметичен, чтобы предотвратить утечку необходимого для дыхания воздуха в пустоту космоса. Он приводился в движение с помощью плазмы, вырабатываемой небольшим термоядерным реактором. Если позволите, я постараюсь пояснить его устройство при помощи рисунков. Этот корабль опустил меня на земли Борлиена в целости и сохранности и самостоятельно вернулся обратно в мой мир.
— Как прикажешь тебя понимать — твой корабль способен мыслить? — удивился король. — Он живой?
— Мне сложно ответить на этот вопрос однозначно, — промямлил Билли. — Да, в каком-то смысле мой корабль был способен мыслить, точнее, был способен мыслить его пилот-андроид. Он мог производить вычисления, необходимые для прокладывания курса, различать окружающие предметы, разумно ориентироваться между ними. Однако живым назвать его никак нельзя. Это всего лишь искусная машина.
Медленно нагнувшись, король ЯндолАнганол поднял с пола кувшин с вином, и, не спуская с Билли глаз, занес его над головой.
— Сдается мне, кто-то из нас, — ты, создание, или я, сошел с ума. Этот кувшин тоже обладает разумом и... да, да — способен летать сам по себе. Да, посмотри!..
С этими словами король швырнул кувшин в стену. Пронесшись по воздуху, кувшин с треском разбился о камень, расплескав по нему содержимое. Внезапность выходки короля заставила всех присутствующих застыть в неподвижности, словно обратившись в фагоров.
— Ваше величество, я всего лишь пытался донести до вас истину об... — не выдержав нервного напряжения, Билли оглушительно икнул.
— Чувство вины и долга, а также гнев понуждали меня к тщетным попыткам добиться от тебя толка, — пробормотал король, смущенный своей выходкой. — Хотя к чему все эти усилия? Зачем мне возиться с тобой? Меня всего лишили, у меня ничего не осталось, мой дворец — пустая кладовая со снующими крысами вместо придворных! У меня уже отняли всё, но, тем не менее, продолжают всего требовать! Ты тоже чего-то добиваешься от меня... Ты — вызванный СарториИрврашем безумный демон, у меня больше нет в этом сомнений. Демоны обступили меня со всех сторон... Мне снова нужна епитимья. Архиепископ, возложи на меня свою тяжкую руку... Завтра я попытаюсь обратиться с увещеваниями к скритине и что-то изменить. Но сегодня у меня больше нет сил — я всего-навсего несчастный отец непутевого сына, истекающий кровью...
И тихим голосом, словно обращаясь только к самому себе, король добавил:
— В первую очередь нужно будет попытаться изменить себя...
С измученным видом король опустил глаза долу. Капля крови сорвалась с его носа и упала на пол. Ледяной капитан кашлянул. Как человек сугубо практический, он испытывал отвращение, оказавшись свидетелем откровенного полубезумия монарха, и желал как можно быстрее покинуть его.
— Государь, я понимаю, что выбрал не лучшее время для визита. Много лет подряд я доставлял в ваш дворец лучший лордриардрийский лед, вырубленный под моим личным надзором из чистейших ледников, и никогда не гнался за легкой прибылью. Теперь же, государь, я вынужден поблагодарить вас за оказанное мне в вашем дворце гостеприимство и радушный прием, и откланяться, ибо не смогу более иметь счастье видеть вас, поскольку решил удалиться от дел навсегда. Хотя туман на реке всё ещё держится, я полагаю, что мне лучше сейчас же отдать швартовы и отправиться домой.
Речь ледяного капитана неожиданно тронула короля, который, немного оживившись, положил на плечо Мунтрасу руку. Глаза капитана были круглыми и совершенно невинными.
— Жаль, что меня не окружают такие люди, как вы, капитан, — те, кто изрекает только простые и разумные вещи. Вы славно послужили мне, и я благодарен вам. Я помню всё, и то, как вы помогли мне в тот день, когда я, истекая кровью, полз по улицам Матрассила, — тогда я был ранен в памятной мерзкой переделке при Косгатте, и сейчас я опять ранен, гораздо более жестоко. Вы настоящий патриот...
— Сударь, я патриот моей родины, Димариама, куда теперь собираюсь вернуться, чтобы закончить свои дни в тиши и покое, — кротко сказал капитан. — Я обычный торговец и потому напрасно ждать от меня чего-то сверх того, на что я способен. Это плавание — моё последнее. Моё дело, ледяную торговлю, продолжит мой сын, который, я уверен, выкажет вам и... гм... вашей новой королеве не меньшую преданность, чем старался выказать я. Солнца припекают всё жарче, ваше величество, вашему дворцу понадобится больше льда.
— Капитан, вы мой спаситель и заслужили награду за свой труд, — пафосно сказал король. — Сейчас я почти нищ, от скритины, погрязшей в скаредности и дрязгах, ждать нечего, но я хочу вас наградить — что вы хотите в награду за свою преданность?
Мунтрас нервно переступил с ноги на ногу. Он уже видел, как легко может измениться настроение короля. К тому же, было крайне сомнительно, что в казне борлиенского монарха завалялась пара тысяч золотых.
— Государь, я служил вам не ради награды — я просто был горд и рад вам угодить — да я того и не стою, но уж коли зашел такой разговор, могу я предложить вам мену? Держа курс к Матрассилу, я, вдруг проникшись состраданием, спас из реки фагора, обреченного жестокими погромщиками, участниками святого похода, на погибель. Сейчас двурогий совершенно оправился от пребывания в воде, обычно завершавшегося для его сородичей фатально, и собирается приискать кров вдали от Ванлиена, где его род подвергают беззаконным преследованиям и гонениям. Я готов преподнести вам этого сталлуна в качестве раба, если вы согласитесь отдать мне вашего узника, кем бы он ни был, демоном или безумцем. Согласны вы на такой обмен?
— Можешь забрать себе этого выродка, если хочешь! — внезапно заорал король. — Забирай его и уводи скорей с глаз моих долой вместе с его вутровской побрякушкой. А взамен, капитан, я не приму от тебя ничего! Я заплачу тебе тысячу рун, если ты возьмешь на себя труд вывезти это за пределы моего королевства!
— Тогда я сейчас же забираю его с собой, — поклонился капитан. — В обмен, ваше величество, я пришлю вам моего фагора в надежде на то, что в будущем мой сын сможет продавать вам наш лордиардрийский лед за ту же достойную оплату, что и раньше. Он хороший парень, мой Див, хотя, государь, и не превосходит пока что своего отца, к сожалению.
Так Билли Сяо Пин перешел в распоряжение ледяного капитана. На следующий день легкий ветерок рассеял поднимающийся от реки туман, а вслед за туманом рассеялась и тоска короля. Сдержав обещание, он отправился в скритину, перед которой выступил с речью.
* * *
По мнению депутатов скритины, покашливающих и с интересом взирающих на Орла с жестких церковных скамей, король сегодняшний разительно отличался от короля вчерашнего. Коротко, но недвусмысленно отметив гибельную роль советника СарториИрвраша, богохульного атеиста и еретика, накликавшего на весь Борлиен гнев Акханабы, и не останавливаясь на этом, король ЯндолАнганол вдруг решил исповедаться.
— Господа парламентарии, когда я восходил на престол Борлиена, вы клялись мне в верности, — начал он. — Дела любезного нашему сердцу королевства сейчас идут не лучшим образом, что я конечно же не отрицаю и никогда не отрицал. Любой король, каким бы всемогущим он ни был, как бы ни радел за своих подданных, не может встать на пути всех жестоких ударов Судьбы — я говорю так потому, что почувствовал и понял это совсем недавно. Я не способен отменить своим указом засуху или запретить солнцам проливать свет на наши земли, и так выжженные ужасной жарой. Душе моей нет покоя, поскольку на ней лежит грех преступления. Подстрекаемый зловредным советником, я согласился на расправу с мирдопоклонниками. Я каюсь в этом перед вами и прошу у вас прощения. Но помыслы мои и в тот ужасный миг были чисты — убийством немногих я надеялся принести мир и согласие в королевство, предотвратить кровавый мятеж. Я отказался от своей королевы и оставив её оставил также похоть и все помыслы о личном благе. Мой новый брак с принцессой Симодой Тал из королевского дома Олдорандо будет чисто династическим — и целомудренным, целомудренным, клянусь вам! Я не притронусь к моей юной жене — разве только наследника ради. Я отлично понимаю нелепость разницы наших возрастов и то, что это брак совершенно неравный, и тем более прошу понять меня. Отныне я собираюсь целиком и полностью посвятить себя делам своей страны, её благополучию. Это я обещаю вам — и клянусь ей в вечной верности, но в обмен, господа, хочу услышать от вас то же самое!
Говорил король с трудом, в горле его словно стоял ком, в глазах копились слезы. Слушатели сидели в полном молчании, неотрывно глядя на своего монарха, восседающего перед ними на золоченом троне на возвышении. Мало кто сочувствовал ему. Большая часть депутатов откровенно злорадствовала и уже прикидывала, какую выгоду можно будет извлечь из внезапной перемены настроения и ослабления решительности доселе непреклонного монарха.
* * *
У Геликонии не было спутников, однако приливы всё же имели место. По мере приближения Фреира к планете её водяная оболочка переживала рост приливной силы на шестьдесят процентов относительно периода, когда хозяин небес находился в апоастре, иначе говоря, был удален на семьсот сорок астрономических единиц. Поселившись в своём новом доме, королева МирдемИнггала стала часто гулять в одиночестве по берегу моря. На время прогулок мысли, мучительно гнетущие её в другое время, улетучивались и приходил покой. Берег моря представлялся ей как бы ничейной, переходной полосой между царством моря и царством суши. Он напоминал ей тускло освещенный матрассильский садик, пребывающий где-то между ночью и днем, теперь, к сожалению, бесконечно далекий. О борьбе суши и моря, ведущейся у её ног, непрерывной, без надежды на окончательную победу, без трепета поражения, она не задумывалась и имела о ней лишь весьма смутное представление. Глядя вдаль, на горизонт, она день за днем гадала, удалось ли ледяному капитану выполнить её просьбу и доставить адресату, генералу на далекой войне, заветное письмо.
Её одежды были сейчас по преимуществу бледно-желтыми. Цвет этот как-то незаметно пришел вместе с одиночеством. В прошлой жизни её любимым цветом был красный, но красное она больше не носила. По её мнению, красный цвет не вязался с Гравабагалиненом и его полным призраков прошлым. Свистящий шелест морского прибоя, с её точки зрения, требовал желтого.
