ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:
ВЫБОР КОРОЛЯ
Глава 1.
Косгаттское новшество
Связующим мостом между Землей и Геликонией была земная станция наблюдения, искусственный мир под названием Аверн, обращающийся по орбите вокруг Геликонии точно так же, как сама Геликония кружилась в бесконечном танце вокруг Баталикса, в свою очередь вращавшегося вокруг Фреира. В переносном смысле Аверн являл собой недреманное око, линзу, благодаря которой зрители-земляне становились свидетелями событий на Геликонии.
Жизнь обитателей Аверна целиком была посвящена изучению развития цивилизации Геликонии и ничему другому. Сей удел конечно же не был их добровольным выбором. Однако тут, под пятой всевластной несправедливости, действовали законы, продиктованные подлинной справедливостью и чувством золотой середины. На Аверне не знали нужды и физических страданий, а также и голода. Жизненное пространство было, конечно, крайне ограничено — но с этим ничего нельзя было поделать. Станция-шар имела в диаметре всего один километр — тысячу метров, не более, и почти всё существование её уроженцев протекало в пределах этой шарообразной оболочки, где царили бессодержательность и бессмысленность бытия, лишающие жизнь её исконной, дарящей радость искры риска. Взгляд на просторы планеты, простирающейся внизу, вызывал зависть в душах обитателей Аверна.
Билли Сяо Пин был типичнейшим представителем авернского общества. Внешне он соответствовал незаметно возникшему с годами в среде его сородичей стандарту; его труд был полностью умственным и гуманитарным; его любовницей была милая и привлекательная девушка; предписанные физические упражнения он выполнял неукоснительно и с удовольствием, чем выгодно отличался от всех прочих ровесников. Как и у всех молодых людей и девушек Аверна, у него был свой собственный мудрый наставник, прививавший ему высшие добродетели смирения и покорности. Лишь внутренне Билли отличался от соплеменников — изнутри его пожирало пламя странного для сына Аверна желания. Всеми фибрами души он стремился к одному — любыми правдами и неправдами попасть на распростершуюся в тысяче миль внизу твердь Геликонии и увидеть прекрасную королеву Борлиена МирдемИнггалу, поговорить с ней, дотронуться до неё, и может быть — только может быть! — вкусить прелестей её любви. Королева являлась к Билли в снах и бывала с ним очень ласкова. Во сне её горячие объятия были всегда раскрыты для него.
Далеких наблюдателей на Земле волновали проблемы совсем иного рода. На события в Геликонии они взирали под углом столь своеобразным, что обитателям Аверна он был бы непонятен. Наблюдая судьбу мужа королевы, короля Борлиена ЯндолАнганола и сопереживая ей, они прослеживали во времени истоки увенчавшей её катастрофы, вплоть до кровавого сражения в местности под названием Косгатт. То, что случилось с королем ЯндолАнганолом в Косгатте, оказало сильнейшее влияние на все его дальнейшие действия и в конце концов привело его — как стало ясно лишь постфактум — к неизбежности фатального провала.
Событие, известное как Битва при Косгатте, случилось за пять теннеров, 240 дней или половину малого года до того дня, как король и МирдемИнггала на берегу моря Орла навсегда разорвали узы супружества.
В Косгатте король получил телесную рану, но последовавшие за ней страдания всё-таки преимущественно были душевные. Ведь во время битвы при Косгатте ущербу подверглось не только тело короля, но и, что самое худшее, его репутация. И, словно в насмешку, этот обоюдоострый ущерб исходил со стороны сущего отребья, перекати-поля, бродяг и ничтожеств — варварских племен дриатов.
Как не преминули отметить наиболее осведомленные об причудливом прошлом Геликонии земляне, главной причиной поражения армии короля ЯндолАнганола при Косгатте было примененное там нововведение, по тем временам крайне эффективное во всех отношениях, то есть смертоносное и устрашающее. Нововведение это разрушило жизнь не только короля и королевы Борлиена, но и всего их народа, да и множества других народов. Имя этому нововведению было — ружьё, фитильный мушкет.
Поражение при Косгатте было особенно унизительно для короля, потому что он всегда отзывался о дриатах с величайшим презрением, впрочем, как и остальные верные сыны цервки Акханабы в Олдорандо и Борлиене. То, что дриаты — люди, все допускали с большой натяжкой.
Граничная черта между людьми и нелюдьми на Геликонии всегда имела вид чрезвычайно туманный и неясный. По одну сторону этой границы лежал мир иллюзорной свободы, по другую — не менее иллюзорной несвободы, рабства. Иные считались животными и покорно обитали в своих джунглях. Мадис — упрямо не желающих сворачивать с тропы бесконечных скитаний — можно было отнести к категории людей, хотя по сути они также оставались протогностиками. Дриаты же внешне вполне были людьми, хотя душевно напоминали животных, занесших было ногу через порог принадлежности к человеческой расе, да так и застывших на нем на века.
Наступление тяжелых для всей планеты времен Великого Лета, засуха и бесплодие земель никак не способствовали развитию дриатов и выдвижению их на передовые рубежи цивилизации. Исконной вотчиной племен дриатов были травянистые плоскогорья Трибриата, начинавшиеся к востоку от Борлиена, за бурливой рекой Мар. Дриаты жили там среди бесчисленных стад йелков и бийелков, пасшихся на плоскогорьях в течение всего Лета Великого Года.
Практиковавшиеся среди дриатов обычаи, воспринимаемые всем остальным миром исключительно как проявление чистейшей отсталости и дикости, были продиктованы ни чем иным, как суровой необходимостью выживать. Широкое распространение среди дриатов имело ритуальное убийство, посредством которого их семейства законным путем избавлялись от бесполезных детей, в один прекрасный день не сумевших пройти установленное испытание. Во времена голода избиение стариков становилась таким же обычным делом, как и оправдание виновных на судилище вождя. Из-за обычаев такого рода дриаты снискали дурную славу среди тех своих соседей, чье существование протекало на нивах более благодатных, хотя по сути своей дриаты были людьми мирными — или, лучше сказать, чересчур глупыми, чтобы применить свою воинственность сколько-нибудь действенно себе во благо.
Внезапное и бурное развитие на востоке континента, на землях Мордриата, процветающих в дождливой тени массива Нижнего Нктрикха, многочисленных новых народов — в особенности наиболее воинственных и объединенных по этому признаку в грозную орду Ундрейдом Молотом — разрушило эту жестокую идиллию. Под давлением враждебных соседей дриаты вынуждены были свернуть стойбища, и, спустившись с плато Трибриата на предгорья, занялись там поиском пропитания, проще говоря — грабежом и разбоем.
Военным вождем дриатов стал некто Дарвлиш Череп, внесший некоторую упорядоченность в перемещения разрозненных отрядов этого разбитого на племена народа. Обнаружив в один прекрасный день, что примитивный ум дриата хорошо подчиняется дисциплине и воинскому приказу, он выстроил племена в три большие колонны и повел в скудное место, спокон веку носящее имя Косгатт. Отсюда Череп планировал, объединив все три колонны, напасть на сердце страны короля ЯндолАнганола, на его столицу — Матрассил.
Борлиен в ту пору уже находился в крайне затруднительном положении, ввязавшись в так называемую Западную войну, очень непопулярную в народе. Никто из власть имущих Борлиена, включая и самого короля, не питал иллюзий по поводу возможности победы в одновременной кампании против западных дикарей и дриатов, так как даже после победоносного завоевания править их странами, расположенными в гористой местности, было бы всё равно невозможно. К сожалению, союзные обязательства перед Олдорандо вынуждали короля воевать ещё и с Кейце.
Едва угроза со стороны Трибриата стала очевидной, спешно отозванную из Кейце Пятую армию немедленно направили в Косгатт, ибо Трибриат и дикие пустоши Косгатта находились в гораздо более опасной близости к Матрассилу, чем далекий фронт Западной войны. Карательная операция против варварских орд Дарвлиша не удостоилась официального статуса войны. Тем не менее, эта кампания потребовала не меньше солдат, денег и припасов, чем предыдущая самая настоящая война и на её фронтах развернулись не менее, а то и более отчаянные и яростные сражения, ибо с королем ЯндолАнганолом и всем его родом у Дарвлиша были личные счеты. Отец Дарвлиша был борлиенским бароном. Вместе с ним молодой Дарвлиш сражался с отцом ЯндолАнганола, тогдашним королем Борлиена ВарпалАнганолом, возжелавшим однажды присвоить богатые земли своего вассала. На глазах у Дарвлиша его отца зарубил молодой ЯндолАнганол.
Гибель барона положила конец сражению. Ни один из его солдат не счел нужным продолжать бой за мертвеца. Воинство батюшки Дарвлиша присягнуло королю, сам Дарвлиш с горсткой людей сбежал на восток. ВарпалАнганол и молодой принц гнались за сыном своего несчастного вассала, выслеживая его среди сухих лабиринтов ущелий Косгатта как дикую ящерицу, до тех пор, пока борлиенские солдаты не отказались идти дальше, по причине весьма тривиальной — в безлюдных необитаемых предгорьях некого было грабить.
Прожив в пустошах одиннадцать лет, Дарвлиш собрал новую армию и не замедлил ей воспользоваться. "Стервятники восславят моё имя!" — таким стал его новый боевой клич.
За полгода до развода с королевой — когда даже мысль о расторжении брака не посещала его постоянно мятущийся разум — ЯндолАнганол был вынужден собрать войско, и, лично встав во главе его, повести на нового/старого врага. Припасов было мало, денег ни гроша, а солдаты, настроенные непреклонно, требовали платы или добычи, которой в Косгатте конечно же неоткуда было взяться. Ввиду всего этого король решил воспользоваться услугами рабов-фагоров. В обмен на службу им была обещана свобода и земли для поселения. К счастью, двурогих в королевстве хватало. Из них спешно сформировали Первый и Второй полки Фагорской гвардии. Фагоры были идеальными солдатами в одном отношении: в бой шли и самцы и самки, вслед за которыми поспешали даже детеныши. И они с громадным удовольствием убивали любых людей, на которых им только указывали.
Ещё до восшествия ЯндолАнганола на престол его отец завел обычай вознаграждать фагоров за службу землей. Подобные меры были вынужденным следствием его воинственной политики, обескровившей и обезлюдившей страну. В результате в Борлиене двурогим жилось гораздо лучше, чем в соседнем Олдорандо, где они издавна подвергались жестоким гонениям.
Пробираясь сквозь каменные джунгли Косгатта, Пятая армия неохотно продвигалась на восток. С приближением борлиенцев враг просто отступал. Редкие стычки бывали во время сумеречного дня — ибо ни та, ни другая армии не были расположены сражаться в темноте, либо когда в небе сияли оба солнца. Но свои переходы Пятая армия, возглавляемая неустрашимым маршалом КолобЭктофером, совершала и в палящий зной.
Армия шла маршем через давно безлюдный, истерзанный эрозией край, где путь то и дело преграждали пересекающие дорогу овраги и промоины. Их до краев заполняли хитросплетения колючей растительности, но только там и нигде больше можно было найти воду — а кроме того, разумеется, змей и прочие зловещие порождения природы. В остальном пейзаже преобладали отдельно растущие зонтичные, кактусы и колючки. Продвижение в этом лабиринте оврагов давалось с очень большим трудом и шло весьма медленно.
Жизнь в этом краю была невероятно тяжелой. Из представителей животного мира на плоскогорьях обитали только два вида — бесчисленные муравьи и земляные ленивцы, питавшиеся исключительно муравьями. Солдаты Пятой армии ловили ленивцев и жарили их на кострах, но мясо этих тварей было жестким и горьким на вкус.
Хитроумный Дарвлиш продолжал отступать, заманивая силы короля как можно дальше от столицы. Иногда солдаты Борлиена натыкались на только что покинутые лагеря кочевников с ещё дымящимися кострами или на фальшивые укрепления, оставленные Дарвлишем для того, чтобы сбить карательную экспедицию с толку. На планомерное разрушение покинутых лагерей и фортов уходил по меньшей мере день, который неприятель использовал с большой выгодой для себя.
Маршал КолобЭктофер в дни своей молодости был большим любителем странствий по диким местам и хорошо знал Трибриат, и даже горы Нктрикх над Мордриатом, где, как говорили, уже кончался воздух.
— Недолго нам осталось идти, скоро они остановятся, — сказал он в один из вечеров разъяренному королю, который почем зря клял неуловимого противника. — Черепу ничего не осталось, кроме как сражаться, иначе его войска взбунтуются от бегства. Думаю, он очень хорошо понимает это. Мы уже слишком отдалились от Матрассила и караваны с припасами едва добираются до нас. Череп об этом прекрасно знает и скоро скомандует своим войскам дать бой. Но от этого нам легче не будет. Нужно приготовиться — Череп коварен и хитер, от него можно ожидать чего угодно.
— Например?
КолобЭктофер покачал своей тяжелой головой.
— Пускай Череп и хитер, но по большому счету он глуп. Наверняка он попытается применить одну из старых уловок своего отца в расчете на те стратегические выгоды, которых можно от неё ожидать. Но мы будем готовы ко всему.
Дарвлиш решил дать бой уже на следующий день. Путь Пятой армии преградила очередная промоина, на другой стороне которой дозорные наконец-то заметили длинные ряды дриатов. Промоина, идущая с северо-востока на юго-запад, представляла собой полосу непроходимых джунглей. Один берег промоины отстоял от другого примерно на четыре полета дротика.
Связавшись с частями своей армии при помощи подаваемых флагами сигналов, король приказал готовиться обойти поверху эту промоину, чтобы наконец сразиться с неприятелем. В авангард был поставлен Первый Фагорский в надежде на то, что невозмутимые, несгибаемые двурогие вселят страх в скудоумных дикарей.
Но дриаты, даром что дикари, расположились толково — их сторона промоины оказалась в тени горного хребта. Рассвет наступил совсем недавно: было только двадцать минут седьмого и восходящий Фреир ещё скрывался за горами. Когда светило наконец вырвалось на чистое небо, стало ясно, что ряды врага и ближняя к ним часть промоины останутся в тени по меньшей мере два следующих часа, в то время как Пятая армия очутилась под палящими лучами Фреира.
Боевые порядки дриатов прикрывала с тыла ломаная полоса скалистых утесов, выше переходящих в сам горный хребет. Правый фланг их армии стоял на небольшом всхолмии, углом врезавшемся в промоину. Возвышавшаяся слева столовая гора, казалось, была поставлена туда геологическими силами специально для того, чтобы укрывать левый фланг орды Черепа, развернувшейся между холмом и её скалами.
К счастью, между началом промоины и подножием столовой горы была ровная площадка, по которой борлиенская армия могла атаковать врага. Но на плоской вершине горы, на небольшом удобном плато, был наскоро сооружен грубый, но надежный форт, верх стены которого виднелся очень отчетливо. Укрепление было построено из глины, на его несимметрично расположенных башенках развевались тусклые вымпелы с неразборчивыми значками, а за стеной туда и сюда деловито двигались наконечники копий. Если бы борлиенцы пошли тут в атаку, они попали бы под град стрел и дротиков с незащищенного левого фланга.
