С другой стороны, «третьемиризм» вырабатывал у них своеобразное высокомерие и снисходительность в отношении тех товарищей, кто по-прежнему пытался вести классическую политику коммунистов, в среде собственных промышленных рабочих. Хотя, если посмотреть непредвзято, весьма сложно сказать, что труднее и полезнее для общего дела — носится с автоматом по джунглям и плантациям далеко от дома, или сколотить крепкую, влиятельную и растущую группу сознательных рабочих в своей стране. Последнее было делом крайне неблагодарным, и протекало, неизменно, под градом насмешек как со стороны правых, так и «розовых» либералов, давлением полиции и спецслужб, и потоком антикоммунистической агитации из телевизора и радио, без малейшей романтики, и перспектив славы или героизма. В отличие от героических Че Гевары, братьев Кастро, сандинистов и других, эти люди оставались практически неизвестными широкой публике,
получая взамен, зачастую, лишь признание единиц сотоварищей, поломанную жизнь, несостоявшуюся профессиональную карьеру и бедность.
К тому же, несмотря на отдельные успехи, даже в случае полной победы коммунистов в маленьких бедных странах аграрно-сырьевой периферии, мировой расклад в экономике и политике, практически, не менялся.
Когда люди долго и тщетно ведут тяжелую и неблагодарную деятельность, невольно у них закрадывается мысль, что в их бедах кто-то виноват. Винить буржуазию, а также подконтрольные ей полицию и спецслужбы глупо и наивно: она и не обязана содействовать тем, кто провозглашает свержение её власти. Естественно, что рано или поздно, подобная ситуация приводит к поискам виноватых во всех бедах внутри движении — чаще всего, увы, вполне успешных.
Именно эти причины, в первую очередь, и лежат в основе многочисленных расколов троцкистских движений и партий. Иногда играют роль и персоналии, личные качества и побуждения отдельных, наиболее одиозных деятелей. Но, по большому счету, все это было глубоко вторично. Революционное движение, вообще, редко притягивает к себе людей бесконфликтных, сговорчивых и настроенных конформистским образом. Напротив, все они формируются, в первую очередь, личностями весьма неспокойными, не лезущими за словом в карман, эмоциональными и горячими. Аналогично обстоит дело и с вполне успешными массовыми партиями, в странах, где социализм побеждал: при наличии исторических предпосылок и четко обрисованной, достижимой и реальной, общей цели личные качества играли несущественную роль. Человек по природе робкий нередко закалялся в борьбе, и, почувствовав вкус победы, отбрасывал свою робость, умеренный превращался в радикала, а тихий интеллигент — с успехом командовал боевыми соединениями, болезненно поколачивая «патентованных» золотопогонников. Но, увы, многие революционеры не дожили до своих революций…
Тед хорошо осознавал все это. И глядя на делегатов конгресса из разных стран, он вспоминал собственные разочарования, собственные обидные поражения, предательства, которые ему пришлось пережить и подлость со стороны тех, кому он доверял. Если бы Тед не был убежденным коммунистом, считающим, что иной мир действительно возможен, он бы, пожалуй, выбрал иную стезю в жизни, благо талантом и умом обделен не был ни в коем случае. И сейчас, на второй день заседаний, он с полным пониманием причин и мотивов слушал доклад Мишеля Пабло, призывающего всех троцкистов мира обратить взор на «истинный» фронт классовой борьбы, который начал разворачиваться в бывших колониях и зависимых странах — в Латинской Америке, Африке, и Юго-Восточной Азии. Пабло был выдающимся оратором, речь его была красочной, яркой, многие слушали его, затаив дыхание, а коммунисты из латиноамериканских стран, с Цейлона и из Африки постоянно прерывали выступление шквалом аплодисментов. В конце выступления Мишель не удержался, и подбросил шпильку в адрес всех «экономистов» из богатых стран. Они, занимаются, по его мнению, ничем иным, как смягчением естественной классовой ненависти трудящихся масс, переводя её в заведомо тщетные попытки построить «параллельную экономику» посреди мировой капиталистической системы, и вести «псевдоборьбу» в парламентской политике, на поле и по правилам противника.
В этих высказываниях было немало правды, если не учитывать того факта, что «экономический фронт» был отнюдь не единственным. Наличие сильного, технически и организационно опирающегося на «базу» в виде Советского государства Коминтерна, как бы, осталось за пределами обзора Пабло. Он выставлял дело так, будто троцкисты были, как и раньше, один на один с капиталистами, презираемые и преследуемые «товарищами» по собственному политическому лагерю. Эмоциональные посадисты, испанцы из подпольной ПОУМ и итальянцы вовсе не обратили внимания на этот аспект вопроса, но американцы, англичане и французы моментально это подметили. Особенно остро отреагировал опытный Кэннон, тут же кратко намекнув на то, что, во-первых, не помешало бы сначала выработать единую позицию Интернационала по Коминтерну, а, во-вторых, не стоит забывать, что «Третий Мир» так называется неспроста. И, разумеется, там можно очень весело провести время, стреляя из засад по правительственным войскам и, в перерывах, развлекаясь с очаровательными мулатками. Однако, даже в случае победы, ты получишь то же самое, с чего и начинал. А именно: нищую банановую плантацию с безграмотным населением, разве что, изрядно поднаторевшим в организации засад и минных полей. Только плантация будет разгромлена в войне, неубранные вовремя бананы перезреют, а бегущие с неё буржуи утащат все ценное до нитки. А что не утащат — то, без сомнения, испортят.
— Победа будет коваться в промышленно-развитых странах, — четко обозначил свое видение Джеймс, — Будущее поставлено на кон игры, которая ведется в СССР, США и странах Западной Европы. Все остальное — может быть, и важно само по себе, в частности, но не определяет общую картину мирового порядка. Наш долг помочь всем, чем мы можем, нашим товарищам, ведущим освободительные войны у себя на родине. Кто-то, действительно, должен будет поехать туда, сражаться добровольцем или восстанавливать хозяйство после войны. И многие поедут! Но главный фронт для нас — внутренний. Если мы не пошатнем господство буржуазии в наших странах, дело кончится тем, что буржуи додавят русских, и у разбитого корыта останутся все! И мы, и русские, и кубинцы, и китайцы, и наши рабочие! Откуда это неверие в классовое сознание американского и европейского пролетариата?! Из-за чертовых десяти послевоенных лет?!
— Из-за тридцати последних лет болтовни и безделья, — полез в бутылку Пабло, — Из-за многих лет демагогии, расслабленности и лакейских пресмыкательств перед рабочей аристократией ваших стран!
В зале послышались возмущенные выкрики. Причем, возмущались, предсказуемо, все. Кто-то даже швырнул в Кэннона скомканной бумажкой, правда, она не долетела и попала в затылок одного из греческих делегатов в первом ряду. Кое-кто побежал в буфет, поинтересоваться, нет ли там помидоров, желательно, конечно, тухлых. Или, хотя бы, сырых яиц. Тед, понимая, чем пахнет дело, взялся за микрофон. Пабло хотел, было, возразить, но Теда поддержали Кэннон и Ламбер, а Посадас, с энтомологическим любопытством взирающий на всю эту дискуссию, благодушно воздержался.
— Товарищи! — начал Тед, — В данном вопросе нельзя принимать решение спонтанно, базируясь, быть может, на заведомо обманчивых предпосылках. Мне кажется, в этом зале нет ни одного человека, который был бы равнодушен к борьбе коммунистов в развивающихся странах. И, как мне кажется, никто из нас не скажет слова против необходимости их поддержки. Поэтому я предлагаю, для начала, обсудить ситуацию со всеми основными «горячими точками» мирового коммунистического движения, и принять единую позицию по ним. И уже от этого начинать строить тактические схемы нашего взаимодействия.
— Голосование только завтра, — напомнил Ламбер, — Стоит ли ломать регламент?
— Можно совместить одно с другим. Доклады и голосования. А постановление мы напишем и примем, ну, или не примем, как раз завтра, — предложил Тед.
В итоге, большинством голосов было решено выбрать вариант Теда. Во многом, этому способствовало эмоциональное выступление члена американской делегации Джозефа Хансена, который активно выступал за воссоединение, и, в разгорающемся конфликте увидел предпосылки краха своих надежд.
(Джозеф Лерой Хансен (англ. Joseph Leroy Hansen; 16 июня 1910 — 18 января 1979) — американский троцкист, один из лидеров Социалистической рабочей партии, в прошлом был близким другом и телохранителем Л.Д. Троцкого)
Весь оставшийся день ушел на эту работу. Конгресс заслушивал доклады по ключевым событиям в мире, и вырабатывал по каждому четкую и краткую характеристику, которую принимали голосованием. Тед именно на то и рассчитывал, что результаты голосования, зримые и однозначные, позволят избежать ругани и бесцельных переливаний из пустого в порожнее. Отчасти расчет оправдался: на ругань уходило примерно вдвое меньше времени, чем обычно.
Так, решено было оказать полную поддержку народному правительству Кубы, и организовать кубинцам интернациональную помощь в деле мирного строительства и укрепления обороны от контрреволюционеров: направить туда добровольцев-специалистов, организовать сбор пожертвований через партийные, профсоюзные и кооперативные структуры, отправить на Кубу корреспондентов партийных изданий, дабы насколько возможно широко осветить ход социальных преобразований. Аналогичное решение было принято по Гватемале. Была выражена полная поддержка Республике Курдистан, и законному правительству Греции. Внесено и одобрено предложение о всемерной поддержке освободительной войны в Никарагуа против режима Самосы.
Довольно острые споры вызвали три темы: борьба тамильского национального меньшинства против дискриминации со стороны сингальского большинства, поддержанного буржуазными кругами британцев и индийцев, отношение к Ирландской Республиканской Армии и её деятельности в Ольстере, а также отношение к борьбе народа Алжира за независимость и к ФНО.
Первая тема была болезненной, собственно, главным образом для Партии общественного равенства (ЛССП, Lanka Sama Samaja Party) Цейлона, приславшей своих делегатов на конгресс. Коммунисты из LSSP, разумеется, не могли не сочувствовать угнетаемым тамилам, которых немало было и в партии. С другой стороны, внутри самой партии крайне неоднозначно оценивали формы, в которые, постепенно, оборачивалась их борьба за гражданское равенство. Тамильские авторитетные лидеры из числа политиков и духовенства прибегали к пропаганде национализма в крайних формах, обращались к худшим образчикам религиозного мракобесия и широко использовали «язык ненависти», прививая все это юношам, подросткам и даже детям. В итоге, постановление предписывало LSSP вести активную работу, раскрывающую глаза простых цейлонцев на классовую природу конфликтов, разоблачение националистов и религиозных фанатиков, а также, предостерегала LSSP от вхождения в любые властные коалиции до того, как дискриминация тамилов не будет осуждена на государственном уровне и запрещена законодательно. Несмотря на то, вхождение к коалиции сулило многие тактические выгоды, цейлонские товарищи, в целом согласились, что ни при каких обстоятельствах нельзя брать на себя даже малую часть ответственности за развязываемый межнациональный конфликт, вполне способный вылиться в бессмысленную резню.
Вопрос ИРА был болезненным уже для Теда и его товарищей. ИРА, изначально подчинённая «Шинн Фейн», проводила военные акции в Северной Ирландии на протяжении всего своего существования. Первый период её активности приходится на 1920-е годы, второй — на 1930-е, когда была проведена серия взрывов на британских объектах. В то время акции носили, преимущественно, «военный» характер, и атакам подвергались, главным образом, военные и полицейские силы метрополии. Большая часть левых Британии поддерживало борьбу за независимость.
Повторная активизация деятельности ИРА началась в 1954 году, в связи с существенным ослаблением военного контроля со стороны британцев. Изначально, члены организации предпринимали отдельные нападения на британские военные объекты, наиболее известной акцией этого периода стало нападение на казармы в Арбофилде в Англии. За соучастия в этих нападениях в 1955 году были арестованы и лишены мандатов два депутата от партии «Шинн Фейн». Это послужило поводом к массовым антианглийским акциям протеста в Ирландии и Ольстере, и увеличению числа атак ИРА. Только в 1956 году ИРА провела около 600 терактов и нападений в Ольстере. Количество пострадавших исчислялось сотнями, причем, на этом этапе большую их часть составляли гражданские лица. Католики атаковали не только военные и полицейские объекты, целями обстрелов, подрывов и поджогов все чаще становились различные общественные здания, церкви и школы ирландских протестантов. В 1957 году в Ольстере прошла масштабная спецоперация полиции, армии и спецслужб. В ходе нее были арестованы сотни человек, в том числе, деятели местных католических общин, резиденты ИРА, проповедники и профсоюзные активисты. Такая тотальная «зачистка поляны» привела к существенному спаду уровня насилия, на некоторое время католики лишились организационных центров. С другой стороны, протестантский «Орден Оранжистов» созвал вооруженные отряды местной самообороны, которые предполагалось задействовать против католиков в будущих конфликтах. Очередная вспышка насилия виделась совершенно неизбежной в ближайшем будущем.
Большая часть ирландских католиков придерживалась левых взглядов, но «левачество» это было крайне своеобразным, замешанном на национализме и религиозной нетерпимости, подчас, в крайних формах. Большая часть лидеров движения настаивали на сравнительно небольших уступках со стороны Лондона: запрета на религиозную дискриминацию, введении самоуправления по образцу шотландского или валлийского. Другие же прямо пропагандировали войну до полной победы, присоединения Ольстера к Ирландии и изгнания всех британцев и протестантов. Несмотря на то, что пресса и чиновники акцентировали внимание, главным образом, на громких террористических актах, основной «фронт» конфликта пролегал куда глубже — он лежал на улицах, в пабах, во дворах, за школами, и на пустырях. И главным оружием были не бомбы, а кулаки, ножи, камни и обрезки труб. Вражда набирала обороты и ежедневно пожинала все новые и новые жертвы, которые выставлялись британскими властями как жертвы криминальных разборок.
Ситуацию усугубляло то, что независимая Ирландия была, по существу, весьма мрачным и архаическим государственным образованием. В законодательстве был большой процент законов сугубо религиозных по природе, там практически отсутствовала свобода совести и светское среднее образование, уголовно каралось нарушение церковных обрядов, аборты, межрелигиозные браки и переход в иную веру. Роль женщины в обществе была сведена до роли домохозяйки, матери и набожной католички. Женщины не имели права ни устроиться на работу, ни распорядиться собственным имуществом, без ведома мужа. Естественно, что протестанты Ольстера, глядя на столь «блестящий» пример ирландской национальной государственности, не рвались воссоединиться с братьями по крови. В среде протестантов преобладали правые взгляды, причем, и среди них национализм, религиозное мракобесие и нетерпимость приводили к преобладанию крайних правых деятелей, которых, вероятно, без особой натяжки можно было бы назвать фашистами. Британские власти сознательно поддерживали именно такие группировки, снисходительно глядя на любые их выходки.
