Четверть нохх в молчании.
— Дорогу я нашла. А вот поселение — уже нет. По тому, что от него осталось, бродил тот самый хромой парень, ученик Полурукой, и...
Ниллима снова умолкла. Жанкарн слез со стола, извлёк из шкафа глубокую деревянную плошку, щедро плеснул в неё жидкости из бутыли и сунул плошку подопечной. Та машинально кивнула, машинально хлебнула... замерла, моргая, но всё же проглотила едкую жидкость, как глотают лекарство. Продышалась — и в несколько глотков осушила остаток в плошке.
— Спас... спасибо, лан сарье.
— Всегда пожалуйста. Ещё?
— Не-е! — Ниллима отбросила плошку, словно та вдруг раскалилась. — На голодный желудок и этого многовато.
— Так что тебе рассказал хромой?
— Ничего. Он — ничего. Словами. С ним мы просто таскали трупы, слишком тяжёлые, чтобы ворочать их в одиночку. Я... ты видел, что случается с плотью, столкнувшейся с боевыми чарами?
— Видел, — коротко и резко.
— Почти все тела в поселении несли... следы. Разнообразные. Были обгоревшие, были иссушённые — так, словно их... А ещё — посечённые как бы множеством малых лезвий, лишённые кожи, выпотрошенные, расчленённые, расплющенные... кто частично, кто целиком... были и обкусанные. Только даже мечезубы не смогут обгрызть жертву... так. Ни одна живая тварь из плоти и крови не сможет! Я... падальщики не решались приблизиться к тем, кто... мы с хромым парнем таскали то, что осталось от... и... моя мама... слушай. Налей ещё, а?
Жанкарн налил. Ниллима выпила. На этот раз — не как лекарство, как воду. Голос её после этого немного сел, но иных последствий полукровка не заметил. Вот разве только расширенные зрачки, глядящие куда-то вдаль...
Куда-то в прошлое.
— Мы заполнили останками большую яму, в которой гончар замешивал глину. Когда закончили, хромой пошёл вокруг ямы. Кругами. Вот так, — машир показала жестом, как именно, — раз за разом, не останавливаясь. А я... на меня накатила усталость и такое... как пустота, что ли. Села, смотрю. Хромой ходит. Я смотрю, а он ходит. Смотрю... и вижу, как около тел в яме разгорается... ну, свет, наверно, хотя — какой там, в вечный лёд, свет? Не свет, не тень, не огонь — так... невесть что, которое если вообще видно, то уж никак не глазами. Потом на меня навалилась ещё и тяжесть сродни тому невесть чему. Ну, я и провалилась в темноту. Следовало ожидать: после поста, после плутания по джунглям, после всего того, что... уснула я, короче. И во сне увидела, как оно было с поселением. До сих пор не знаю: на самом ли деле ко мне приходили поделиться памятью духи убитых или всё это мне просто пригрезилось. Но, знаешь, если даже пригрезилось, то убедительно донельзя!
— И как оно было?
— Всадники. Восемь на суркахах, один на шхарте. Я... — короткая дрожь мышц, с головы до пят. — Если без подробностей, тот, что сидел на шхарте, объявил про изменение границ и ликвидацию поселений теплокровных, включая моё родное. Потом одна из тех, что на суркахах, заявила, что она не собирается следить за эвакуацией и опекать ничтожных. Что ликвидировать незаконное поселение можно куда быстрее и проще.
Ниллима умолкла.
— Обнаглели ящеры, — скрежетнул Жанкарн, отхлебнув из бутылки. С сочувствием глянул на подопечную — и наткнулся на взгляд, полный пьяного злого веселья.
— Кто тебе сказал, что те всадники были из Дома Рептилий? Не-е-ет, лан. "Ликвидацией" занимались Сильные, которые вроде как по нашу сторону забора. Четыре к пяти, что выкормыши мастеров Лабиринта.
Опустив голову, она добавила глухо:
— Я почти помню лица тех всадников. Почти помню...
Сосед
Жанкарн — счастливчик. Правда, сам он этого не знает. Ну так счастье часто бывает таким.
Неосознанным.
Ему рассказ ученицы достался в виде слов. А мне...
Я "вспомнил" о чужом прошлом даже больше и лучше, чем сама Ниллима. И те картины, что ей явились полувнятно из-за анестезирующего действия времени и размыто из-за влияния крепкой — градусов в шестьдесят, не меньше — настойки, в моей коллекции личных ужасов заняли одно из почётных первых мест.
Не удивительно, что Ниллима ненавидит Сильных. Удивительно, как она, пережив такое, осталась в относительно здравом уме.
Настолько здравом, что это даже странно.
Жанкарн
Некоторое время двое молчали, словно сговорившись. И не глядели друг на друга. Но потом свербящее ощущение где-то внутри прорвалось вопросом:
— Так всё-таки, где и кто тебя учил?
Тихий смешок.
— А ты настырный, лан куратор. Это хорошо. На вопрос "где" ответить проще всего. Ты будешь смеяться, но — в джунглях. Там, где я и оказалась после того, как бежала от остатков моего родного поселения куда подальше. А вот кто... я бы ответила тебе. Честно. Но не могу.
— Не твоя тайна?
— Точно. Однако могу хоть чем поклясться, что мой учитель не имеет отношения к Дому Зверей. И к Дому Рептилий тоже. Да и вообще он... не совсем Сильный.
— А кто тогда?
Ещё один смешок.
— Не знаю.
— Но что-то ведь ты о нём знаешь?
— Меньше, чем хотела бы. Я знаю, что он умный... точнее, мудрый. Знаю, что он добр и сострадателен. Что владеет множеством секретов, которые Сильные забыли... а может, вообще никогда не знали. Знаю, что таким учителем можно и нужно гордиться.
— Знаешь — или веришь?
— Верю, что знаю, — хихикнула Ниллима. И сползла со стола, вставая на ноги. — Ты это... я, наверно, пойду... полежу. Наверно, вторая порция действительно была лишней.
Останавливать её Жанкарн не стал.
"Умный и мудрый. Добрый и сострадательный. Владеет множеством секретов. Просто-таки не живое существо, а преисполненный всех возможных достоинств древний дух!
Что-то не верится мне в таких благодетелей.
Пойду-ка, пожалуй, и я полежу..."
Сказано — сделано.
Сосед
Пока Лицо валялось на спальном мхе, Тень Ниллимы, практически не затронутая и так-то довольно лёгким опьянением, объявила:
"Ну что, учитель, поговорим всерьёз?"
"Поговорим".
"Ты ведь знаешь, что я хочу знать".
"Конечно. Ответ на тот самый вопрос, который дважды задал Жанкарн. И на который, замечу, я уже отвечал тебе".
"О да. Отвечал. Развёл кучу поэзии, скорее запутывающей, чем проясняющей дело, а потом объявил, что мы вернёмся к этому разговору, когда я буду знать больше".
"Полагаешь, ты уже готова?"
"Полагаю, да. Хотя сомневаюсь, что ты и в этот раз выложишь всё".
"Правильно сомневаешься. И правильно НЕ сомневаешься в том, что я буду отвечать".
"Что, ситуация созрела?"
"Да. Точнее, не ситуация, а ты сама. Можешь считать, что своим желанием знать обо мне больше вывела себя из числа учениц и перешла в категорию подмастерий".
"Это лесть?"
"Скорее, констатация факта. Ученик следует, не спрашивая; подмастерье желает следовать не вслепую, но зная, куда и для чего... ну а мастера ни за кем не следуют, они ведут других".
"И?"
"Не так давно я читал тебе лекцию об уровнях разумности. Точнее, прервался как раз на том, отличаются ли актуально разумные друг от друга качественно".
"Помню. Надо полагать, ответ — да, отличаются?"
"Ты полагаешь правильно. Да, качественно разные уровни разумности существуют. И да: с одного уровня на другой можно подняться. Тот, кого я не без оснований считаю своим отцом, как раз из тех, кто поднялся на уровень выше... точнее, даже на несколько уровней. Родился он обычным смертным. До такой степени обычным, что даже не имел Дара".
"Да?"
"Ты уж мне поверь: так и было".
"А картинку показать можешь?"
Сосед не стал спрашивать, про какую картинку спрашивает ученица. Он просто создал и показал ей очередную достоверно выглядящую иллюзию.
...странное, сложно устроенное место, полное непонятного назначения вещей, одним своим видом вызывающее множество вопросов. В глубокой задумчивости бродящий по нему взад-вперёд разумный. У него две руки, две ноги, очень бледная безволосая кожа. Собственно, он так похож телом на Ниллиму, что впору удивляться сходству. Всей разницы — несколько большая массивность да отсутствие хвоста, даже рудиментарного.
А вот голова...
Шерсть — светлая — растёт только на макушке. Она чем-то похожа на гриву риноцеры и топорщится в разные стороны, норовя залезть даже в глаза. Хозяин временами мотает головой, явно привычным движением убирая её прочь. Уши сложной формы прилегают к голове по бокам, чуть ближе к шее, чем уши машир. Челюсти маленькие, нос на плоском лице тоже не выдался размером, но гордо торчит вперёд.
Попытки определить, чья кровь течёт в жилах этого экзотического существа и каков его тотем, безуспешны. Впрочем, странно было бы, будь иначе...
"Примерно таким, — сказал Сосед, убирая иллюзию, — он когда-то был. Не так уж и давно, кстати. Но в настоящий момент мой отец — его зовут Рин Бродяга, если тебе интересны детали — довольно близок к всемогуществу. Например, на то, чтобы создать меня и привязать к тебе, у него ушло всего несколько бун".
"И зачем он это сделал?"
Я позволил себе непродолжительный весёлый смех.
"Зачем? Малышка, мотивы Рина для меня куда сложнее и запутаннее, чем мои собственные мотивы — для тебя. Впрочем, некоторые простейшие предположения сделать всё же возможно. В конце концов, создавая меня, отец не поскупился, копируя собственные воспоминания. Я, до некоторой степени, не только отпрыск его духа и Силы, я также его частичная копия. И судить о Рине могу примерно на тех же основаниях, на каких могу судить о самом себе".
"Не ты ли говорил, что познать себя невозможно в принципе?"
"Да, говорил. Но это касалось лишь познания во всей полноте, а приблизительную картину составить всегда можно. Многие моменты в поступках моего отца становятся ясны, когда на них смотришь со стороны. Помни: мы пытаемся говорить о существе без малого всемогущем и почти всеведущем. Его выбор не бывает случайным. Его решения всегда обдуманны. Подумай: кто ты? Всего лишь машир, рождённая в дикости и невежестве. Сирота. Существо, обладающее самой минимальной значимостью для родовитых магов твоего Дома. Для членов Линий — ничтожество, для Узлов — практически ноль. А ведь Дом Зверей — самый младший и слабейший из всех Домов Нарадума. Но именно ты стала моей носительницей. Ты, а не кто-то ещё, стала моей ученицей, а тем самым и потенциальным проводником воли моего отца".
"Постой! Ты говоришь так, словно Нарадум..."
"Да. Твой родной мир-вселенная может казаться огромным. В какой-то — немалой — степени это действительно так. Но Нарадум — не единственная существующая вселенная. Даже я (всего лишь осколок большей сущности, не забывай!), помню как минимум две вселенных. Тем самым эта для меня — третья. Как-нибудь потом, если захочешь, мы поговорим об устройстве иных миров; уверяю, ты найдёшь в моих рассказах массу поводов для изумления".
"Не надо уходить от темы".
"А я и не ухожу. Понимаешь ли, когда родился и вырос в одной-единственной реальности, мысли об альтернативах приходят редко. Смотришь на мир, говоришь себе: так есть. Почему? Потому что так было всегда. А значит, так всегда будет. Раз реки текут в море... гм... в лехассы, но лехассы не переполняются, — значит, реки возвращаются к своим истокам, чтобы опять течь. Что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солн... под светом сердцевинных каналов. Но если точно знаешь, что реальностей более одной и что иные реальности устроены иначе, то сразу возникает куча вопросов. Всё ли, что мне знакомо, лишено изъянов? Существуют ли альтернативы тому, что я вижу? Что тут можно изменить? Нужно ли менять всё это? И какие перемены будут к лучшему?"
"Значит, Рин желает изменить Нарадум? И, разумеется, изменить к лучшему?"
"Видимо, да".
"Нашими совместными усилиями?"
"Верно".
"Прости, но это слишком глупо. Две букашки в одном теле против всей вселенной?"
"Не забывай: было время, когда сам Рин являлся букашкой вроде нас. Если он считает, что задача нам по силам, — значит, потенциально мы можем решить её. Пусть даже между настоящим моментом и моментом действия лягут тысячи бирелл. Грядущее не составляет для Рина секрета, он не строит предположений, но знает, что может случиться".
"Значит, мы обречены на величие?"
"А вот и нет. Никакой обречённости. Никакой неизбежной судьбы. Есть возможность — и есть Путь; впрочем, на самом деле Путей великое множество. Но никто не пойдёт по этим Путям за нас, никто не сделает нашей работы, если мы станем бездействовать. И мы с тобой получим ровно столько, сколько сумеем взять. То, что Рин поставил на нас двоих, означает лишь то, что для меня и тебя есть шанс. Не Рин, а мы сами должны претворить этот шанс в реальность. И если мы провалим дело (что также вполне возможно), он просто создаст нового эмиссара мне на замену. У него есть неисчислимое множество попыток. У нас с тобой — только одна".
"Ладно. Ты наговорил много красивых слов, но так и не сказал: чего именно от нас ждут? И чего ты хочешь от меня? Конкретно".
"А вот об этом, малышка, — чуть позже. Пусть сперва твой куратор наставит тебя в основах жизни в качестве сарье, вот тогда и будем говорить о конкретных шагах".
Ниллима помолчала. Видимо, набиралась твёрдости. И:
"Сосед, ты бы не мог сделать мне одно одолжение?"
"И какое же?"
"Перестань называть меня малышкой".
"Как прикажете, госпожа".
— Р-р-р!
Ниллима
Голод — не мама. Спинку не почешет, за ушком не погладит. А "спиртосодержащие жидкости — не лучшая замена еде", как выразился Сосед. В общем, толком поваляться Лицу не позволили и погнали на кухню.
Готовить.
Довольно быстро выяснилось, что с продуктами в хозяйстве Жанкарна дела обстоят не блестяще. Это если формулировать мягко. Зерно полоха — даже не дроблёное! — и мука из него же, гроздь сушёных плодов садота, закаменевшие куски чего-то, некогда являвшегося салом (чьим — за состоянием закаменевших кусков неясно). Бутыль с концентрированным садотовым уксусом, бутыль с остатками масла из семян ламбо, бутыль со спиртосодержащей жидкостью большой крепости. Наполовину опустевшая. Ну и ещё по мелочи: соль одним каменно твёрдым куском, экстремально кислый — не хуже уксуса — порошок жёлтого цвета в маленькой баночке, четыре пакетика из вощёной бумаги с изрядно выдохшимися пряностями.
Плюс некоторое количество посуды, преимущественно старой и побитой-поцарапанной, некоторое количество столовых приборов, в основном деревянных и тоже многажды бывших в употреблении, пустая тара, плохо отмытая притом, да по углам — мусор с пылью.
Конец перечню.
А Соседу всё хиханьки.
"Типичный кухонный набор закоренелого холостяка, — заметил он, не пытаясь скрыть искры чуть щекочущего юмора. — Как будем выходить из положения?"
— И хозяин вот этого, — сказала Ниллима вслух, — призывал меня "не особо хватать продукты, когда захочется есть". — Затем мысленно: "Многоуважаемый наставник, вы не могли бы передать мне толику своей неохватной мудрости?"
