"Понимаю. Или... начинаю понимать. А что там с третьей стороной разумности?"
"Это, вероятно, самая жестокая вещь, какую я тебе когда-либо говорил, — медленно ответил Сосед, — но разумность может отличаться качественно".
"И эти слова жестоки?"
"Ещё как. Вспомни, что мы говорили о разуме Братца. Об ограниченном, недостаточно гибком, лишённом потенциала развития зачаточном сознании".
"Помню".
"Тогда запомни: большинство взрослых потенциально разумных на протяжении почти всего времени и почти в любых условиях не сильно отличаются от него".
"Но..."
"Дослушай. Изначальный, биологический обусловленный разум является расширением приспособительных реакций на угрозы и неудобства, исходящие от изменчивой окружающей среды. Если неразумное живое существо реагирует на раздражители после того, как они станут явными, то разумное живое существо способно реагировать заранее. И более того: выбирать оптимальную реакцию. Предугадывать, планировать, действовать в расчётом на опережение. Не будет большой ошибкой сказать, что свобода выбора и разум неразделимы".
Пауза.
"Проблема в том, что биологический разум просыпается только тогда, когда он видит в будущем какую-то проблему. Если же проблем на горизонте нет, то биологические причины быть разумным существом... исчезают. Подумав, что ты уже всё обдумала, ты перестаёшь думать. Ведь работа мозга расходует энергию, а это конечный ресурс, и тело старается экономить его — инстинктивно, не спрашивая санкции сознания. Это поведение характерно для практически ВСЕХ живущих. Выбирая, сомневаясь, изыскивая дополнительные аргументы в пользу того или иного решения, пытаясь найти ещё одно решение, а потом, когда оно найдено, — ещё одно, — мы разумны. Мы растём, меняемся и движемся вперёд. Решив, что выбора нет или он уже сделан, что иные решения просто невозможны, что множество умников до нас уже пыталось решить данную задачу и признало её неразрешимой, смиряясь с неизбежным, совершая привычные действия в привычной обстановке — мы не разумны. Точнее, из актуально разумных превращаемся в потенциально разумных зверей. Смышлёных, может, даже очень смышлёных, — но вместе с этим примитивных до дрожи".
"Быть зверем плохо?"
"Не совсем так. Плохо быть всего лишь говорящим зверем, когда можешь быть чем-то большим. Или даже намного большим. У мечезубов нет выбора, какими быть. У тебя он есть. Но если не выбирать и не развиваться, то всякая разница исчезает".
Ниллима слегка нахмурилась, сопоставляя, прикидывая, формулируя...
"А между актуально разумными, — поинтересовалась она, — есть такие же качественные барьеры, как между мечезубом и мной?"
"Об этом мы поговорим позже. Смотри, Жанкарн возвращается".
Замечание смахивало на (подозрительно?) неуклюжий уход от темы, но Ниллима решила, что разговор действительно лучше продолжить позже. Она ведь и уже состоявшийся-то разговор не успела... "переварить". Меж тем Сосед давно и очень, очень убедительно продемонстрировал ей, что новое — то есть по-настоящему новое — лучше узнавать поэтапно.
И тщательно разжёвывать его перед тем, как глотать.
"Кажется, — мелькнула мысль в Тени, за мысленным пологом, — я проголодалась сильнее, чем мне казалось, раз пошли такие ассоциации..."
Повинуясь знаку Жанкарна, Ниллима прошла навстречу ему к одному из многочисленных низких (всего в локоть высотой) столиков на первом ярусе столовой. Лежащие около циновки, потрёпанные и почти серые от грязи, не внушали оптимизма. Как и сам столик: поцарапанный, засаленный, весь в каких-то плохо затёртых тёмных пятнах и даже подпалинах... ничем не отличающийся от соседних.
Но о проблемах с мебелью девушка позабыла мгновенно и полностью, когда как следует разглядела и принюхалась к тому, ЧТО куратор выложил на столик на принесённом подносе.
— Ты не путаешь ли меня с риноцерой? — выдавила Ниллима.
Ответный взгляд был преисполнен искреннего недоумения.
— А чем тебе не по нраву тушёные овощи? Смотри, на этот раз даже обжаренные в масле грибы удалось добыть! И каша из дроблёного полоха с зеленью...
— Всё это неплохо звучит, лан Жанкарн, — ещё более сдавленным голосом сказала машир, — но еду я привыкла есть, а не слушать. Что же касается вида и запаха... и я не вижу здесь мяса!
Прятать взгляда полукровка не стал. Хотя именно этого она ждала.
— Мясо и рыба — дорогие удовольствия, младшая ученица, — сообщил он мягко, но строго. — Здесь их тебе никто просто так не даст. Только за плату. Причём высокую. Наш мастер ест мясо отнюдь не каждый день... а стоящее сейчас на столе — это то, чем обычно питаюсь я.
— Руки бы вырвать тому, кто это приготовил.
— Хочешь сказать, что сама справилась бы лучше?
"Берегись! — хмыкнул Сосед. — Одно короткое "да", и ты превратишься в кухарку!"
"Лучше я стану кухаркой, чем буду давиться такими вот... кашами!"
— Не скажу, что лучше, лан Жанкарн, но нужно сильно постараться, чтобы сделать хуже!
Тот хмыкнул.
— Ну что ж, я могу...
— Не нравится столовская жвачка? — жизнерадостно гоготнули сверху.
Полукровка поднял взгляд. Отвечая, он отнюдь не проявил лишнего дружелюбия:
— Тебе-то какое дело, Сорх?
Со второго яруса вниз по крутому изгибу "колонны" ловко скатился ещё один полукровка. Ростом и сложением он заметно отставал даже от не по-богатырски сложенного Жанкарна. Уши имел примерно такого же размера, только бодро стоящие торчком, а портрет дополняли глаза навыкате и пасть, полная мелких острых зубов. Болтал Сорх слегка невнятно, но быстро, высоким привизгивающим голосом. Раз оглянувшись на него через правое плечо, Ниллима снова — причём быстро — отвернулась: сей субъект не вызывал желания любоваться собой. Да и запах имел...
"Крыса, крыса! Мерзкая крыса!" — пискнул Сосед и меленько так, противно захихикал. Его подопечная постаралась не обращать на это внимания — всё равно свои шуточки наставник, как правило, оставлял без объяснений.
— О, мне до всего есть дело! — затараторил тем временем пришлый, — Особенно до еды. Ежели вы не голодные да больно гордые — оставьте мне пару кусочков! А уж я вам спасибо скажу, не пожалею.
— Сорх Объедок, — прошипел Жанкарн, раздражённо щурясь, — ты позоришь звание младшего ученика Лабиринта.
— Это чем же, интересно? Впрочем, не отвечай, всё равно ничего умного не скажешь. Ладно уж, жадина! Не хочешь поделиться жрачкой за спасибо, поделись за рассказ.
— Не интересует.
— Ой, да брось ты! В глазах твоей подружки выставленное "угощение" принижает тебя сильнее, чем общение с бедным Объедком.
"Обрати внимание, ученица. Этому клоуну не часто удаётся поесть досыта, и потому он шевелит тем, что меж ушей — да и самими ушами — куда активнее большинства".
"Мерзкий тип".
"Возможно. Зато определённо не дурак".
— Она мне не подружка! — огрызнулся Жанкарн.
— Ути-ой! — подскочил от восторга Сорх. — Рассказывай, вруша! Ну да не моё дело, с кем ты там уединяешься для вылизывания. Ты лучше слушай до меня: сейчас весь Лабиринт об одном треплется. Ну, не весь, так половина — точно! История чудесная, просто прелесть. Из-за неё среднего Сорента, того, который Умадр, приказом Смотрителя выпнули обратно под крылышко рода до завершения срока обучения, а Леторлета его же приказом направили в помощники к Фарго Кривоплёту. Прикинь, да? К Кривоплёту! Благородственного! То-то жидкой радости обоим... Легче всех Вигир Хохотун отделался: в карцер своей порванной тушкой загремел. Причём в "мягкий", без блока на магию, и на малый срок. Так что вряд ли он там окочуриться успеет, вряд ли... а жаль!
— Шёл бы ты отсюда, а? — тоскливо вздохнул Жанкарн в краткий перерыв между трескотнёй Сорха. Видимо, зная последнего, он не надеялся на избавление от общества Объедка до того, как "чудесная история" будет рассказана до конца.
Правильно не надеялся.
— Ты дальше слушай. Я главного-то не плеснул ещё! Знаешь, за что этим орясинам влетело? Ни за что не угадаешь. За проигрыш! Мастер Шепоран послал их привести в Лабиринт дикую ведьму, объявившуюся неподалёку — чтобы, значит, порядок был и присмотр...
"Так-так. Знакомая история, а, ученица?"
"Тише!"
— ...а они обтекли! Все трое! Ведьма-то — даром, что из презренных машир, вроде твоей подружки — оказалась не чета обычным дикаркам и поддала старшим так, что те бежали, ровно перепуганные риноцеры. Только Хохотун не успел сбежать, кое-кто даже болтает, что он остался прикрыть бегство Сорента, исполняя клятву защитника. Но один он мало что мог сделать там, где трое не устояли. Тогда-то ведьма его и порвала...
"Ух, страсти-то какие!" — буйно веселился Сосед.
"Тш-ш-ш!"
— И что потом? — спросил Жанкарн сдавленно.
— Хой! Что, зацепила история? Я знал, что тебе понравится...
— Что потом? — почти рявкнул куратор.
— А потом уже не так интересно. Раа Смотритель, когда ему доложили о позорище, лично распорядился о наказаниях для неудачников, вылетел на место боя на своём шхарте и дикарку убил. Правда, ходят ещё слухи, что якобы не убил, а просто заклеймил. Но я в Крыле Верхних Путей покрутился и знаю точно: наш раа вернулся из джунглей, как улетал, один.
Жанкарн молча снял со столика плошку с полоховой кашей и протянул Сорху. Тот радостно проскочил мимо Ниллимы к угощению, цапнул плошку, развернулся... и уставился на левое плечо девушки. Точнее, на клеймо — такое же, как на его собственном плече.
— Много чести катать машир на личном шхарте, — заметила она, слегка оскалясь. Не удержала язык на привязи. — Сама дойдёт, не переломится.
— Ух, — сказал Объедок.
— Иди отсюда, — сказал Жанкарн.
— И поменьше болтай, — добавила Ниллима. — А то болталку отгрызут. С корнем.
Глава 4. Объяснения
Жанкарн
Не перебросившись ни единым словом, куратор со своей подопечной вернулись "домой", в жилой блок, поименованный Соседом общагой. Там Жанкарн сгрузил нетронутую еду на стол на кухне, достал из недр большого углового шкафа тёмную пузатую бутылку. Отхлебнул из неё чего-то такого, от чего даже слегка поперхнулся, и бросил, не оборачиваясь:
— Значит, с основ? С общих истин?
— Да.
— "Так будет гораздо лучше"?
— Конечно. А теперь спроси, почему.
— И так понятно. Потому что я — дурак.
— Предположение правдоподобное, — легчайший намёк на улыбку, — но... некорректное.
Жанкарн хохотнул.
— Нет, я всё-таки дурак. Потому что не умею использовать по назначению глаза и уши. "Правдоподобное". "Некорректное". Дикая ведьма, значит?
— "Не учившаяся в Лабиринте или ему подобных местах" и "необразованная глупышка" — утверждения с неполным тождеством, лан куратор. — Сообщила ученица странноватым голосом. — Первое относится ко мне в полной мере. А вот второе, смею надеяться, — нет.
— Хорошо. Тогда ответь: где ты училась? И у кого?
— Прежде чем я начну отвечать, ответь мне ты. Не следует ли услышать то, что я скажу, также мастеру Гламу?
Жанкарн наконец-то повернулся к Ниллиме лицом. Выдохнул. Качнулись вислые уши, поплыл по комнате острый алкогольный дух.
Бутылку он, впрочем, из руки не выпустил.
— Откуда мне знать? Я ведь не представляю, какие секреты ты намерена поведать.
— Ничего особо секретного. Просто не хотела бы пересказывать одно и то же дважды.
— Не бойся! — полукровка снова хохотнул. — Если оно будет того стоить, я сам перескажу мастеру всё, что нужно.
— Хорошо.
Ниллима уселась на стол, словно демонстрируя этим, что рассказ будет не короткий и что стоять во время него она не собирается. Жанкарн хмыкнул... и сел на второй стол, напротив.
"Интересно: то, что она сейчас будет излагать, хоть каким-то боком соотносится с истиной? — задумался он, чувствуя, как содержимое пузатой бутылки создаёт в голове лёгкий шум. — Или это её враньё продолжится, лишь став малость убедительнее?"
Младшая ученица Лабиринта меж тем устремила взгляд куда-то вдаль.
— Я родилась в маленьком поселении на "сумеречной" стороне тобрасса, отстоящего от Лабиринта примерно на четыре или пять марог пути, не более сорока бирелл тому назад. Сколько в точности, сама не знаю: у нас не привыкли к точному счёту уходящего времени. В поселении жили в основном машир, сиври и несколько полукровок. Предводителем считался здоровенный полуседой самец — частью грерод, частью вуллан. Ещё у нас была своя... ну, назвать её Сильной — бессовестно польстить. Точнее будет назвать Полурукую дикой ведьмой...
— И, чуя приближение старости, она решила взять тебя в учение, — не выдержал Жанкарн. — Чтобы не оставить поселение без ведьмы.
Ниллима словно не заметила вызова и ничуть не изменила тон.
— Нет, она меня не замечала. Подле неё уже крутились два ученика: горбунья по прозвищу Костянка, ровесница моей матери, и хромой парнишка с неправильно сросшейся после перелома ступнёй, прозвище которого я забыла. Сейчас я понимаю, какой логикой руководствовалась Полурукая, да и чего там не понять? На ведьм и ведунов лучше обучать тех, кто не может ни работать в поле, ни охотиться, ни рожать детей: пусть хоть так приносят пользу, бедные калеки. Я же отличалась живым нравом и отличным здоровьем, так что не обращала на себя внимания Полурукой даже как пациентка. Но я одно время мечтала, что ведьма выделит меня, откроет тайны трав, диких тварей и незримых духов... а когда я пару раз пристала к ней с этой замечательной идеей и не удостоилась даже отказа, нарвавшись на молчание, — страшно на неё обиделась. Да... то была моя первая обида на Сильных... детская, глупая...
Взгляд девушки незаметно изменился. Как и голос, и поза. Во всей фигуре поселилось некое напряжение, плечи чуть ссутулились, мышцы сжались, как в предчувствии удара. И Жанкарн, уже не решаясь прервать рассказ, сам напрягся. Скептицизм его понемногу растворялся под действием содержимого бутылки и видимой искренности его визави.
— Время шло. Я взрослела. Настал черёд обряда перехода. Из девочек в девушки, из жизни ребёнка в жизнь взрослую. Моя приёмная мать проводила меня в уединённую пещерку в половине марог пути от поселения, на другом тобрассе. Дала мех с водой, над которым незадолго до этого трясли маракасами Полурукая с учениками. И ушла. А я осталась. Пить воду духов, размышлять о будущей жизни, спать, размышлять о снах... брать в рот что-либо помимо воды из меха строго запрещалось: пост есть пост. Через три марог приёмная мать должна была вернуться и проводить меня обратно. Потом Полурукая расспросила бы меня о моих снах, нарекла бы мне тайное имя, и на том обряд перехода считался бы состоявшимся.
Ниллима сглотнула.
— Но через три марог никто не пришёл, — продолжила она глухо. — И через четыре. И через пять. А вода духов давно закончилась. Когда жажда стала слишком сильна, я выползла из пещерки на свет, нашла неподалёку родник и напилась вволю. А потом ещё нарушила пост, забравшись на садот и съев несколько почти спелых плодов. Смешно вспоминать, но после этого я какое-то время чувствовала себя настоящей преступницей и очень беспокоилась, смогу ли считаться взрослой, коль скоро не устояла перед искушением пустого желудка. Правда, потом это беспокойство сменилось иными тревогами, более основательными. Сумею ли я найти обратную дорогу к поселению? И что там произошло?
