"Ну, разве что так..."
Жанкарн
Если даже поначалу в его мысли закрадывались подозрения насчёт Ниллимы и её не в меру таинственного "наставника из джунглей", практика быстро задавила эти подозрения умеренным (а порой и неумеренным) восторгом.
Нет, поводов сердиться на мастера Глама Жанкарн не имел. Свои обязанности учителя тот выполнял хотя и без всякого воодушевления, гораздо более интересуясь своими малопонятными тайными разработками, чем бестолковым, особенно поначалу, учеником — но притом со всей аккуратностью, свойственной опытному артефактору. А временами мастер снисходил и до более чем полезных наставлений — вспомнить хотя бы случай с сознательно испорченным по его совету жезлом. В целом, Глам не скаредничал и не секретничал, просто заботился в первую очередь о своих интересах. Что его ученик находил вполне естественным.
На фоне известных Жанкарну мастеров Лабиринта, которые порой превращали учеников в машины по варке эликсиров, в личную (добро ещё, если не интимную!) обслугу, в вечных доноров энергии для сложных ритуалов; на фоне мастеров, спихивавших все заботы по наставлению молодняка на помощников и старших учеников; на фоне мастеров, выдававших учебную литературу, любые крохи своего личного опыта и допуск в лаборатории с залами для медитаций только за немалые деньги, — на этом фоне мастер Глам казался едва ли не избранником Сияющих. Бескорыстным, добрым и щедрым.
Да, у Жанкарна имелись основания считать, что ему крупно повезло с наставником.
Но взаимное обучение с Ниллимой...
Одной из первых её фраз, намертво врезавшихся в память, была еретическая максима: "Невероятное мы делаем сразу, невозможное — несколько позже". И, как он в скором времени убедился, это была не шутка, не бравада, не поэтическая метафора и даже не преувеличение, но настоящий девиз. Буквально воспринимаемый и проводимый в жизнь со всей возможной серьёзностью. Впрочем, важнее "невероятного сразу" и "невозможного несколько позже" стало то, чего Жанкарну не дал ни Глам, ни книги.
Система.
Вслед за своим таинственным учителем Ниллима полагала, что:
1) устройство мира — разумно и постижимо, хотя бы уже потому, что его творили разумные существа;
2) точные знания о мироустройстве позволяют создавать и видоизменять заклятья — причём быстро, легко и эффективно;
3) многие важные нюансы о себе, Силе и мире можно узнать путём прямых наблюдений, то есть попросту почувствовать... а то, что нельзя узнать прямым наблюдением, то можно узнать с помощью опыта и анализа.
Вроде бы в этих трёх пунктах не содержалось ничего сверхсложного, ничего такого уж... экстраординарного. На первый взгляд, да.
Но вот уже на второй...
Жанкарн за свою жизнь проштудировал немало книг. Собственно, он хотя бы по разу прошёлся по всей библиотеке, собранной мастером Гламом, за вычетом пары редких томов на экзотических языках и личных записей мастера, которых старший сарье не показывал вообще никому. Но ни в одной из сорока трёх книг, изученных Жанкарном, не утверждалось, что мир разумно устроен и постижим.
Напротив! Где прямо, а где между строк читателям внушалась простая мысль: об устройстве Нарадума знать ВСЁ может лишь Предтеча. Немногим менее осведомлены Лучи — те, что выжили в войне с Тенями. Знания Сияющих ограничены тем, что Лучи сочли нужным им поведать... причём наиболее опасных знаний Сияющим, конечно, не перепало. Довольно велика мудрость Древних — если сравнивать с тем, что имеют в своём распоряжении младшие Дома. В пределах родного Дома Зверей достаточно большим количеством тайн владеют анмир лерре: живые боги, Узлы. Меньшим — благородные представители Линий. А на долю таких полукровок, как Жанкарн, достаются самые крохи. Причём даже думать о том, чтобы сравняться с благородными по части познаний о мире, дерзко. Смешно и нелепо.
Потолок твоих знаний отмерен, выше него не вырастешь...
"Чушь полнейшая!" — заявляет на это Ниллима. И взлетает на высоту, от которой вполне может начаться головокружение... у наблюдающих за нею. Признавать существование потолков доступного знания она отказывается категорически.
Создание и видоизменение заклятий? С этим несколько сложнее и одновременно проще. В реальности, к которой Жанкарн привык, заклятья являлись величайшей ценностью каждого сарье. Их бережно хранили в благородных семействах, передавая секреты магического искусства по наследству. Их очень, очень редко отдавали в руки чужаков: считалось, что лучше с честью умереть под пытками, чем выдать секреты родовых чар и тем самым покрыть себя вечным позором. Заклятиями порой обменивались (что считалось приемлемым, но не одобрялось), их даже продавали — что уж точно являлось попранием устоев и бесчестьем, если только речь не о каких-нибудь общеизвестных мелочах вроде создания из стекла "вечных" светильников или изготовления жаропонижающих зелий...
Наконец, заклятия составлялись заново. Ранг мастера получали те старшие ученики, которые сумели воссоздать по смутным упоминаниям в древних рукописях утраченные чары, утерянные артефакты или канувшие в забвение рецептуры легендарных зелий.
Поэтому сарье в ранге мастеров в Лабиринте являлись редкостью...
Однако Ниллима принесла с собой новую реальность. В которой сами по себе заклятия не обладали существенной ценностью вообще. Ценились лишь практические навыки и отработанные приёмы (сами по себе, впрочем, особой тайны всё равно не составлявшие). Ценилось знание правил и законов, по которым создаются заклятия — да-да, не воссоздаются, а именно создаются! Заново, с нуля, под конкретные задачи! Ценилось умение импровизировать, на ходу видоизменяя активные формы; последнее, разумеется, требовало не просто точного воспроизведения заученных плетений — нет, тут требовалось ясное понимание, как взаимодействуют отдельные элементы плетений и что выйдет, если внести в заклятие те или иные поправки. Требовались системное мышление, а также воображение и изобретательность.
Сарье, выученный по привычной для Жанкарна методе, гордился, если точной дозировкой вложенной в заклятье Силы умел не испарить и не вскипятить, а всего лишь подогреть воду в плошке. С чем большей точностью удавалось дозировать Силу, тем больше была гордость. Но Ниллима не считала это за достижение и "тренировки ради" выдумывала принципиально разные способы подогрева воды. Чем больше, тем лучше. С включением в заклятья "анализаторов объёма и теплоёмкости нагреваемого объекта", "триггерных контуров для отключения нагрева по достижении нужной температуры" и "контуров перераспределения тепла, чтобы нагрев шёл за счёт, например, остывания воздуха — а чего ради я буду тратить свой резерв на такую бытовую ерунду, как превращение холодной воды в тёплую?"
Сказать, что подобный подход радикально отличался от привычного, означало ничего не сказать. Ниллима с её системой не дополняла традиционный подход, она норовила полностью от него отказаться. То есть — вообще. За "устарелостью и дремучим ретроградством".
Что совершенно новое может быть лучше доброго старого и даже, страшно помыслить, — существенно превосходить блистательное древнее... эта мысль казалась Жанкарну несомненно идиотской. Поначалу. Чуть позже — крайне сомнительной. Ещё позже — ограниченно верной. И он подозревал, что до момента, когда он станет несомненным идиотом подстать Ниллиме и будет искать новые решения, не пытаясь обратиться к опыту былых времён, осталось уже недолго.
А как прикажете удержаться за "привычную картину мира" и "остаться в плоскости обыденных представлений", если теперь за один марог ему приходится запоминать больше новых заклятий, чем за целый бирелл до того? Между прочим, Ниллима советовала вообще отказаться от заучивания заклинательных форм — мол, если принципы известны, всегда можно слепить нечто аналогичное (желательно ещё и улучшенное, пропорционально выросшему со временем пониманию мира). Но это, полагал ученик Глама, уже слишком; как вообще можно так наплевательски относиться к эффективным рабочим плетениям?! Это же... ну, всё равно, что мимо бесхозного слитка серебра пройти и не поднять!
Но ещё больше, чем новый подход к заклятиям, Жанкарна поразил новый подход к отношениям сарье и мира. Тот самый третий пункт из приведённого выше списка — про наблюдение, эксперименты и анализ полученных результатов.
— Да, воля Идущего способна изменять реальность, — говорила Ниллима, и над её раскрытой ладонью металось нечто недооформленное — какие-то тени, искажения, огоньки и пятна. — Но при этом сам Идущий — часть реальности и её порождение. Можно кричать на мир, как кричит капризный ребёнок, и даже получать в результате желаемое. В той или иной форме. Но можно прислушаться к миру, присмотреться к нему, вникнуть и влиться в него, как река вливается в лехасс. Можно понять, что происходит и к чему стремятся малые составляющие этой реальности... а потом — воспользоваться своим пониманием, чтобы поступать не вопреки движению Сил, а согласно с ним.
Жанкарн пытался последовать её словам, но не преуспевал и от этого злился. Тем больше была его злость, что Ниллима заявила: пресловутое "раскрытие связей" — самое первое, чему она должна его научить и что двигаться дальше, не совершив этого шага, — всё равно, что передвигаться ползком, имея здоровые ноги.
— Расслабься, — внушала она. — Ты тратишь уйму энергии на то, чтобы отгородиться от окружающего, утвердить себя, поделить реальность на "я" и "не я". Перестань делить! Ты — это вовсе не твоё тело, твой Дар, твоя память и прочие привычные границы.
— А кто тогда этот самый "я"? Что от меня останется, если отказаться от тела, памяти, магии, воли, вообще от всего?
— Немного, — спокойно признала Ниллима. — Однако ключевой момент здесь иной. Тело, память и прочее перечисленное — это твоё, да... но вместе с тем это — не ты. То, что тебе принадлежит, — это твоя форма. Но не твоя суть!
— Допустим. И что же, в таком случае, является моей сутью? Тотем?
— Нет. Тотем разумного существа — это не разумное существо. Принадлежность здесь ни при чём. Я пытаюсь сказать тебе, что лишь ты сам можешь ощутить, кто ты есть на самом деле. И лишь через отказ от навязанных тебе границ, через понимание себя и единение с миром возможно понять это. Расслабься! Прекрати попытки контролировать происходящее, позволь времени течь без преград, свободно... прими этот поток — эти потоки — войди в них с облегчением и лёгкой радостью... ты не один, ты лёгок и чист, ты гибок и податлив...
Жанкарн верил ей и не верил. Он концентрировался и расслаблялся, пытался поймать нужное состояние, как геккон ловит муху, и понемногу войти в него, как купальщик входит в пруд по пологому песчаному берегу. Он пытался "раскрыть связи" в компании Ниллимы и в одиночку, в спальне и в зале для медитаций, в одном из малых каналов эмерон и вдали от них...
Никаких результатов.
Но однажды — выйдя вместе с Ниллимой ради очередной попытки на поверхность тобрасса и усевшись в молчании под кроной огромного онгра-одиночки — утомлённый безуспешными попытками Жанкарн прекратил поиски. Он просто сидел, смотрел и слушал, изредка моргая, дыша медленно и глубоко, а мир вокруг вдруг... запел.
Точнее, он не запел — потому что на самом деле он пел всегда, всюду, всем и каждому, от Сияющих в их сердцевинных каналах и до распоследней букашки, забурившейся в корень меровы. Жанкарн просто-напросто сумел услышать эту песню. Впервые за свою жизнь.
Самой чистой, самой светлой нотой в безмолвной песне мира оказалась радость сидящей рядом Ниллимы. Радость, рождённая пониманием.
"Наконец-то!" — выдохнула она. И он услышал её — куда яснее, чем крик во весь голос.
"Это — раскрытие связей?" — боясь поверить, подумал он.
"Немного не так. Это — Раскрытие Связей. Наконец-то ты нас услышал!"
"Нас?"
"Себя, меня и Нарадум".
А дальше было лишь совместное молчание, было восприятие песни мира, раскрывающееся неспешно и неудержимо, как раскрывается созревший бутон цветка.
И стало это началом настоящих перемен.
Глава 5. Последствия
Карроз Винаме
...один из великого множества перекрёстков Лабиринта. Редко посещаемый. На отчётливо красноватых стенах — слой пыли, ибо занимающихся влажной уборкой ничтожных слишком мало для тотального наведения чистоты (а сарье, даже младшие ученики, до подобной грязной работы не снизойдут). Ровный, но слабый свет: слишком редки здесь магические светильники, да и оттенки их таковы, что нередко режут глаз. По потолку — кроваво-алые, огненно-рыжие, карамельно-жёлтые. По стенам, словно в пику потолочным — голубые, синие, ультрамариновые.
В стенах, полу, даже в ощутимо низковатом потолке — тёмные дыры проходов, ведущих в другие части Лабиринта. В основном освещённые ещё хуже и более пыльные, чем три основных коридора, пересекающихся подобно скособоченной трёхлучевой звезде.
В центре перекрёстка замерли две фигуры, со стороны — если бы кто-то их увидел — контрастные до гротеска.
— Чего желает благородная раа от ничтожного Объедка?
"Один из плюсов общения с вонючим ублюдком: сознаёт разницу меж мной и собой. И даже не ленится подчеркнуть её без особых напоминаний".
Дочь рода Винаме свысока посмотрела на скорчившегося у её ног Сорха. Это не составило особого труда: что-что, а уж внешностью благородная Карроз пошла в отца, чистокровного грерод. И пожаловаться на рост не имела поводов.
На рост, на сложение, на осанку и взгляд... на всё, кроме того, что поистине важно.
— Как выполняется задание?
— Хорошо, благородная раа. Хорошо.
— Конкретнее! — сдержанный рык.
— Можно и конкретнее, если таково веление благородной, — Сорх ненадолго скорчился сильнее прежнего. Поднял голову, отразив выпученными глазами свет "вечных" светильников. — Старший, но с некоторых пор не единственный ученик мастера Глама в последние шесть марог сидел у себя, никуда не выходя и отгородившись от общего коридора заклятым барьером. Новая ученица мастера Глама сидит с ним вместе и никому на глаза не показывается.
Карроз Винаме резко выдохнула и чуть подалась вперёд, упирая кисти рук в верх бёдер, немного не достав до пояса с оружием. Не угроза, лишь намёк... но внятный.
— Это всё, что ты можешь сказать?
— Ещё я могу сказать, что за седьмой марог до этого Жанкарн, чьи дела столь волнительны для благородной раа, притащил в свою нору разных съедобных продуктов. Причём продуктов было столько, что его сопровождали, как носильщики, ещё трое ничтожных, нагруженных отнюдь не легко. Двое на месте той троицы вряд ли справились бы.
"Ещё трое ничтожных? Хорошо сказано! Ублюдок поистине умеет подольститься..."
— То есть Жанкарн может сидеть у себя ещё долго, так?
— Воистину, благородная раа сарье!
Карроз Винаме слегка прикусила губу внушающими почтение левыми нижними клыками.
"Чем они там заняты, новенькая с её куратором? Утехами плоти, как наверняка думает этот урод, Объедок? Вряд ли, вряд ли... на Жанкарна это было бы совсем не похоже, да и новенькая вовсе не напоминает любительницу такого времяпрепровождения..."
