"Какую именно толику мудрости желает получить госпожа подмастерье?"
"Ты знаешь какую-нибудь кухонную магию?" — почти жалобно.
"Не то, чтобы именно специфически кухонную. Но, в принципе, некоторые мои познания в алхимии, в том разделе, что относится к преобразованиям неживой материи органического происхождения, могут пригодиться в... столь критической ситуации".
"Тогда выручай!!!"
"Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа".
Жанкарн
Запах?
Да.
Иллюзия чёрных занавесей на входе в спальню не пропускала свет и вдобавок приглушала звуки — но воздух проходил сквозь неё невозбранно. А обоняние полукровки, хоть и не отличалось особой чувствительностью, всё же могло ощутить запахи еды с немалого расстояния. Особенно если эту еду готовят на огне.
Сев на ложе (и не сдержав при этом натужного пыхтения), Жанкарн немного посидел, принюхиваясь и заодно пережидая момент, когда тяжесть в голове станет хоть немного терпимее. Да. Запах еды определённо имел место. С пыхтением взгромоздившись на ноги, куратор отправился выяснять, что ещё утворила его проблемная подопечная. Хмуро и бледно надеясь при этом, что ограбленный ею занимает в иерархии Лабиринта не слишком высокое положение.
Нет, решил он, принюхавшись тщательнее и с меньшего расстояния. Лучше надеяться на то, что имел место не грабёж, а кража... тихая и бесследная... почему бы столь талантливой особе, как Ниллима, не уметь красть еду из-под носа мастеров — так, чтобы никто не проведал о краже ни сном, ни духом, ни заклятьем?
Жанкарн считал, что передвигается бесшумно. Однако стоило ему замаячить на пороге кухни, даже не войдя внутрь, как девушка, не оборачиваясь, бросила:
— Вовремя ты. Почти всё готово... кроме супа с салом.
— Супа... с чем?!
— У тебя тут валялось нечто типа сала. А поскольку что-либо, более похожее на продукты животного происхождения, на кухне отсутствовало, пришлось обходиться наличествующим.
Жанкарн попытался припомнить, откуда у него на кухне могло взяться сало.
Вспомнил. Не сразу, но вспомнил.
И содрогнулся.
Впрочем, принюхавшись к витающим в воздухе ароматам ещё несколько раз...
— Ты хочешь сказать, — не скрывая подозрений, поинтересовался он, — что вот сейчас и здесь пахнет, среди прочего, тем самым... салом?
— Да.
— Скажи, что это шутка!
— Нет, это не шутка, — в голосе девушки и впрямь не звучало ничего, кроме глубокой сосредоточенности. — Кстати, держи кашу. По идее, суп надо подавать первым, но...
Спустя примерно три или четыре нохх Жанкарн обнаружил себя с ложкой в руке, причём рука скребла ложкой по дну миски. Каши в которой, увы и ах, уже не осталось.
Совсем.
— Добавки? — по-прежнему не оборачиваясь, поинтересовалась Ниллима.
— Было бы неплохо, — ответил Жанкарн. Встряхнулся. И добавил тоном значительно более осмысленным, — Кстати, ты понимаешь, что твоя сказочка про жизнь в джунглях только что накрылась большим и толстым... матрасом?
— Почему?
— Потому! Ты что, за риноцерами подглядывая, научилась ТАК готовить?
Ответом было негромкое, но весьма выразительное фырканье.
— Это не я "так" готовлю, лан куратор. Это ваши якобы повара в бесплатной так называемой столовой нещадно портят продукты! Ты просто отвык от нормальной еды. Бедняга. Суп будешь?
Жанкарн вспомнил о происхождении и, главное, возрасте сала. Потом принюхался невесть который уже раз. Вздохнул. И ответил:
— Налей немного. На пробу.
— Осторожничаешь? Это правильно... Миску давай.
Суп по консистенции напоминал жидкое пюре под тонким слоем жира, в котором плавали куски порезанных плодов садота, и отчётливо пах чем-то трудноопределимым, но явно мясным. А вот собственно сала в нём не обнаружилось. Словно оно бесследно растворилось в пюре.
Когда в миске закончилась вторая порция супа, Жанкарн поинтересовался его судьбой.
— Слушай, — возмутилась Ниллима, — тебе что важнее: вкусно поесть или узнать, как именно было приготовлено то, что ты ел?
— Теперь, когда я поел, — кстати, спасибо тебе большое, — важнее второе.
Ниллима фыркнула. И усмехнулась.
— Хитрец. Ладно же. Продукт, который мы именуем эвфемизмом "сало", я вытопила в уксусе. То, что вытопилось, пошло на бульон. А то, что вытапливаться отказалось, — на выброс. Как видишь, секрет не велик... хотя повторять мои действия самостоятельно не рекомендую.
— Так вот почему суп был отчётливо кисловатым! А почему нельзя повторять?
— Потому что у всякого уважающего себя повара есть свои секреты.
— Угу. Значит, в джунглях?
— В джунглях. И хочешь верь, хочешь не верь, а сейчас я готовила на огне впервые за... м-м... бирелл семь точно. А может, и все девять.
Жанкарн вздохнул.
— Обычно разумные врут, стараясь придать вранью хоть малую толику правдоподобия, — с грустью заметил он. — Поскольку твои слова отъявленно неправдоподобны, есть большой соблазн счесть их правдой. Но я по-прежнему напрочь не понимаю, КАК такое возможно!
— И это говорит мне сарье, чья профессия — чудеса, — Ниллима в открытую оскалила свои маленькие, но острые клычки. — Старший ученик Лабиринта, превосходящий меня опытом и силой Дара. Ха! Давай сойдёмся на том, что ты добываешь продукты и не задаёшь лишних вопросов, а я — готовлю на нас обоих. Как тебе такой вариант?
— Договорились.
— Вот и славно. Кстати, ты сыт?
— Вполне. За что тебе спасибо ещё раз.
— Спасибом не отделаешься.
— Знаешь, я подозревал подвох. Яд был в супе или в каше?
Ниллима очень достоверно изобразила обиженное изумление.
— Как ты можешь так плохо обо мне думать? Нет. Вообще-то я хотела получить свой первый урок. Если у тебя нет более срочных дел, конечно.
— Издеваешься?
— Нет. — В один момент она отбросила всякий намёк на шутовство, взглянув на куратора прямо и строго. Полукровка при этом невольно замер... и даже частично расправил уши. — Лан Жанкарн, неужели так сложно понять и принять, что я ничего не знаю о том, как и чему учат в Лабиринте? Что понятия не имею, как здесь работают с собственным Даром и внешними Силами, каких взглядов на мироустройство придерживаются, что считают необходимым для младших учеников, а что для них же — неподобающим?
— Вот как. Но что ты знаешь?
— Уговорил.
— А?
— Ты рассказываешь, что мне надо знать как сарье Лабиринта. Подробно, начиная с основ. А я тебе — также с основ — что именно знаю и умею.
Жанкарн моргнул.
— Вот так просто?
— Опять подозреваешь подвох там, где его нет?
— Но...
— Дай угадаю. Сарье предпочитают трястись над секретами, а не делиться знаниями?
— А ты, получается, не ценишь свои секреты?
Губы Ниллимы изогнула... нет, не улыбка. Ухмылка.
— Предположим, — сказала она, — ты умеешь делать "вечные" светильники, а я — исцелять мелкие раны. У тебя секрет и у меня секрет. Предположим, мы их "ценим" и никому-никому не раскрываем. Ты делаешь светильники, я исцеляю. Но я не умею делать светильники, а ты понятия не имеешь об исцелении. Теперь предположим, что мы договорились обменяться секретами. Ты открыл мне свой, а я тебе — свой. Скажи: отдав свой "секрет", ты что — разучишься светильники делать? А я, поделившись своими знаниями, стану хуже исцелять? Мы оба приобретаем, не теряя ничего — но лишь в том случае, если не разводим тайн на пустом месте!
Жанкарн ответил почти оскалом.
— Славное рассуждение. Вот только я не раз слышал истории о том, как сарье, выведав чужой секрет, переняв чужой приём или заклятье, избавлялись от конкурентов. От глупцов, не сумевших удержать при себе то, что следовало держать при себе. Это выгодно, знаешь ли — быть единственным, кто знает и умеет.
Ниллима помолчала. И спросила — очень, очень спокойно:
— То есть ты не будешь меня учить?
Полукровка вздохнул, отворачиваясь, но потом снова посмотрел ей прямо в глаза:
— Буду.
— Всему, что знаешь? Не утаивая ничего?
— Я не уверен, что ты сможешь освоить всё, что мне известно. На некоторые заклятья тебе может просто не хватить Силы...
— Ну, это уже отдельная тема: на что хватит Силы, а на что нет. Итак, никаких тайн?
Молчание.
— Хорошо. Никаких тайн. А ты...
— О, я отвечу тебе взаимностью. Как ты со мной, лан куратор, так и я с тобой. Поделюсь даже кулинарными секретами... если хорошенько попросишь. Ну так что насчёт вводной лекции?
Ниллима
В изложении старшего ученика, поначалу неуверенном, вводная лекция по мироустройству и магии звучала примерно так. (Далее — только выжимки, почти без стилистических виньеток и поэтических периодов; почти — потому что, как Сосед выразился, "миф, начисто избавленный от поэзии, кувшину без вина подобен").
Прежде всех эпох не существовало ничего, кроме бездны Хаоса. Не имел тот Хаос начала и конца не имел, формы не имел и свойств постоянных — если не считать за постоянное свойство одну лишь неостановимую изменчивость. Не существовало в Хаосе прежде всех эпох ни жизни, ни мысли, но бурлила Сила и кипела материя.
В начале первой эпохи пришёл в Хаос из неведомых далей тот, кого именуем мы ныне Предтечей. Светло сиял лик его грозный. Приходом своим ознаменовал Предтеча конец полной власти Хаоса и начало Порядка. Чтобы отличить друг от друга Хаос и Порядок, именуем мы ныне первый — безначальным, ибо не ведаем начала его, второй же — бесконечным, ибо всею душой своей надеемся на истинность этого.
Был Предтеча — прямота и Свет. Но всякому Свету свойственно отбрасывание теней. И второй явилась в Хаосе та, чья сущность — искажение и Тьма. Антиподом Предтечи или просто Антиподом именуют её. Подобно тому и в противоположность тому, как Предтеча обладает мужской природой, Антипод его наделена природой женской. Также и Силы их разнились: там, где Предтеча пользовался Порядком, его Антипод поддавалась Хаосу. Но в первую эпоху не враждовали они. Столь разные, что, как ни старайся, большей разницы и помыслить нельзя, поначалу подобны были Предтеча и его Антипод отцу, справедливому в своей строгости, и дочери, почтительной в послушании своём.
Первым деянием Предтечи стал приход его в Хаос, вторым — порождение Антипода, а деянием третьим стал Нарадум. Конечно, не тот, что известен нам ныне, но Нарадум древний: переменчивый почти как Хаос, из которого Предтеча брал материал для трудов сотворения, облагораживая оный касанием светлой Силы своей. Не знало ещё творение в те легендарные времена деления на силгамы, а воздух, твердь и влага в нём смешивались без разделения. Неведомо ныне, каким видел Предтеча свой мир, каким должно было стать третье творение по его изначальному замыслу. Ибо труд Предтечи привлёк Антипода, и вмешалась она в творение, дерзая волю свою утверждать. Но дерзость эта до поры не находила преграды: смеялся Предтеча, глядя на дела тени своей, не видел в них зла.
Велик был труд его, и облегчения ради создал Предтеча себе помощников. Своей сутью делился он с теми, кого именуем мы ныне Лучами, свою Силу им отдавал — и хоть не стала та Сила меньше, но сам Предтеча с тех пор мог распоряжаться свободно лишь частью её.
Своему отцу подражая, создала помощников себе и Антипод. Своей сутью делилась она с теми, кого именуем мы ныне Тенями; но Силы своей пожалела она, напитав порождения свои не до конца. Неполноту свою возместили Тени, взяв Силу у Хаоса безначального, и произошли от того впоследствии многажды многие беды Нарадума.
Повинуясь Предтече, утверждали Лучи в Нарадуме желанный создателю порядок. Но Тени, природе своей повинуясь, сеяли беспорядок, изменяя сделанное случайно, по прихоти своей — и, конечно, Предтече сие пришлось не по нраву. Явился он в одеянии молний к Антиподу, чтобы та приструнила свои творенья. Испуганная, бежала она прочь — но не уйти дочери от отца, не уйти Тьме от Света. Настиг Предтеча беглянку в самом сердце Нарадума, и покорил её, и спустя некий срок, как плод деяния этого, появился Древний.
Был Предтеча мужчиной, а Антипод женщиной; был он Свет, а она — Тьма. Но для Древнего, первого в Нарадуме существа, явившегося через таинство рождения, не существовало этих отличий. В природе своей соединил он начало мужское и начало женское, соединил также Свет и Тьму. Оплодотворяя сам себя, как муж, подобно жене родил он множество разновидных подобий своих, ставших его детьми и помощниками — такими же, как Лучи и Тени стали для Предтечи и Антипода. В честь породителя именуются подобия эти и поныне — Древними; и, зная о них, Предтеча не препятствовал их появлению.
Меж тем рождение Древнего ознаменовало конец первой эпохи и начало эпохи второй. Поначалу эпохи мало отличались друг от друга, на рубеже своём не разнились почти. Лучи строили, Тени таились, Древний рос и плодился. Но к середине второй эпохи замысел Предтечи оказался близок к воплощению своему, как никогда ранее... и, увы, как никогда позднее. Гармонично соединились в Нарадуме влага, и воздух, и твердь; прекрасны были силгамы, а каналы эмерон, первоосновы сущего, сияли незамутнённо. Но нарушили Тени границы, отведённые для них Антиподом по воле Предтечи, вышли из повиновения создательницы своей, ибо Хаос кощунственно вознесли они на роль своего отца. Не рождённые, но сотворённые, сочли они себя врагами Порядка и стали уже не менять, а рушить его всюду, где могли. И велика была мощь восставших против дела Предтечи.
В марог восстания Теней предстали Лучи не строителями, но защитниками, не мирными существами, но воинами. Антипод уклонилась от схватки, полагая, что не гоже ей вразумлять своих созданий Силой, даже если вразумляющих слов не слышат они. И воинство Лучей возглавил сам Предтеча. Не миновать Теням поражения: ведь не было у них командира. Не помогла бы им даже Сила, почерпнутая в Хаосе, ибо не впервой Предтече обуздывать Хаос. Но ценой победы Лучей стало бы полное разрушение всего созданного, исчезновение в Нарадуме всяких следов Порядка. Не по нраву пришёлся такой поворот отпрыскам Древнего. Вступили они в сражение на стороне Лучей, ради защиты дома своего, Нарадума — и сумели отстоять мир от Хаоса, хотя от повреждений и искажений уберечь всё же не смогли.
Бежали остатки Теней прочь, а частью малой, говорят, затаились до срока. Каков же тот срок, не ведает никто.
С победой над Тенями закончилась вторая эпоха и началась третья. И снова почти не разнились эпохи на рубеже своём, но иные причины вызвали этот покой. Слишком многие Лучи угасли ради защиты творения, и горьким взглядом окинул Предтеча свой искалеченный мир. Не осталось у него Силы начать творение заново, не осталось и Силы исправить порушенное. Помыслив, что меньше могли быть последствия великой битвы, если бы Антипод не осталась в стороне, он обратил на неё гнев свой. И воздвигала она завесы, а Предтеча разрушал их, и самую суть свою вкладывали оба в защиту и нападение. И говорят одни, что Антипод пала под ударами, исчезла и расточилась; но иные возражают, что не может исчезнуть Тьма, пока есть Свет. Точно известно лишь то, что Предтеча в попытках своих излить гнев на Антипода утомился, а утомясь, уснул, чтобы восстановить растраченную Силу. Но место сна его разве что Лучам одним ведомо.
