— Исторические летописи времен Весны и более ранних, которых я читал множество, неизменно отмечают, что духи суть создания проклятые и безутешные, несущие наказание за свою неудавшуюся жизнь, способные навлечь несчастья и на живущих. С течением времени взгляды людей на умерших менялись; теперь вместо печали и горя все находят в общении с умершими покой и утешение. Вот откуда я сделал вывод, что всё связанное с общением с потусторонними мирами есть не более чем воплощение того, что мы сами желаем там увидеть, иначе говоря — самогипноз. Тем более, что исследования звездной механики, тайны которой были раскрыты ещё святой ЛойлБрайден, опровергли древнее представление о нашем мире, как о земной чаше, покоящейся на первородном камне, к которому нисходят все духи. Вы знаете это никак не хуже меня.
Королева гневно топнула ногой.
— Может быть, вам пойти вон? Неужели у вас не хватает такта избавить меня от надоедливых ученых лекций на исторические темы в час, когда я пребываю в горести и печали у тела злодейски убитого брата?!
Вспылив, она немедленно раскаялась в своей невыдержанности и когда они стали молча подниматься по ступенькам, даже взяла старого советника под руку.
— Что бы это ни было, оно несет утешение, — проговорила она. — Наивно думать, что мы познали весь мир. Я думаю, за пределами реальности есть бесконечно много такого, о чем мы и понятия не имеем. Может быть, там и обитают духи.
— Моя дражайшая королева, несмотря на свою ненависть к религии, я наделен чувством меры и способен распознать святость, едва оказавшись в непосредственной близости к ней, — льстиво сказал советник.
Почувствовав, что королева благодарно сжала его руку, он собрался с духом и продолжил:
— Святая Церковь не считает общение с умершими частью своего учения, надеюсь, вы не станете это отрицать? Церковь не желает иметь дела с духами и тенями, потому как они и слышать не хотят про Акханабу. Церковь навсегда запретила бы общение с тем миром, будь это вообще как-то возможно. Поэтому Церковь предпочитает просто закрывать глаза на пбук.
Нахмурясь, королева посмотрела на свои нежные руки, никогда не знавшие труда. Она была уже близка, уже почти готова к разговору с тенями.
— Не ожидала от Церкви такой проницательности, — пробормотала она.
В ответ СарториИрвраш промолчал — он не уступал в проницательности церковникам.
По коридорам дворца они не спеша добрались до покоев королевы. МирдемИнггала направилась к своему ложу, прилегла и расслабилась, успокаивая дыхание, утихомиривая частое биение взволнованного сердца. Тихо устроившись в изножье постели, СарториИрвраш осенил королеву святым кругом и начал бдение. На его глазах королева начала медленно переноситься в сумеречную область сознания, погружаясь в пбук.
Закрыв глаза, он запретил себе открывать их, чтобы не видеть беззащитной красоты МирдемИнггалы, и сидел, напряженно прислушиваясь к её редкому дыханию.
* * *
У души нет глаз, но она способна видеть всё, что творится в мире внизу.
Прежде, чем начать своё продолжительное нисхождение, душа королевы устремила свои чувства к тому, что было в непосредственной близости под ней, воспарившей над собственным телом. Под ней лежал, раскинувшись, простор во много раз больший, чем ночные небеса, во много раз более богатый, насыщенный, впечатляющий. На самом деле это было вовсе не пространство, а нечто диаметрально ему, бессознательной непрерывной глади, противоположное — непознаваемая овеществленная субстанция, в общем понимании лишенная каких-либо описательных признаков. Так суша полагает мореходные корабли символами свободы, в то время как запертые в тесноте корабельных трюмов моряки мечтают о том, что ждет их на суше; так реальность забвения одновременно сочетает в себе свойства бесконечной протяженности и несущественной малости, пространства и не-пространства.
Живому сознанию эта реальность казалась бесконечной. В своём устремлении вниз упокоение и забвение приостанавливались только там, где начиналось сосредоточение душ всех человекоподобных рас, где в тишине и неизвестности, в своей непознаваемой утробе, располагалась сущность источника Всеобщей Прародительницы, скорее по-матерински бездумно доброй и скорбящей, чем по-мужски расчетливой, — принимающей в своё лоно все души умерших, опускавшиеся к ней с течением времени. При всей своей величественности сущность Прародительницы была не более, чем итогом разложения неисчислимых душ, навечно замурованных в скальных породах под ногами обитателей Геликонии. Как бы ни было, она не отказывала никому, и это было главным.
Над телом Прародительницы клубились бесконечные тысячи тысяч свободно парящих духов и теней, походящих на небесные звезды, но упорядоченных в особой последовательности, олицетворяющей уходящее корнями в древность представление о земных октавах.
Ищущая душа королевы метнулась вниз, подобно падающей пуле устремляясь навстречу духам. В самом верхнем слое духи напоминали не звезды, а мумифицированных людей, с пустыми животами и глазницами, с неуклюже болтавшимися ногами. Оставленные за плечами годы изъели их тленную плоть, сделали её прозрачной. Ещё сохранившиеся в них внутренности неспешно плавали, напоминая крупных светящихся рыб в прозрачной чаше. Рты таких духов-останков были открыты по-рыбьи, причем казалось, что из этих навечно распахнутых зевов вот-вот вырвется и устремится к поверхности пузырь воздуха — к поверхности, которой самим останкам не суждено было достигнуть уже никогда. В этих самых верхних слоях обитали останки тех, кто ушел из жизни относительно недавно; в их фантомных гортанях ещё сохранился прах, во время беседы вырывавшийся как бы клубочками морозного дыхания, последнего апострофа ещё не полностью иссякшего сока жизни.
У души, отважившейся прибыть сюда, вид усопших обычно порождал страх. Королеве покойные несли умиротворение. Глядя на них, разверзших обсидиановые рты, она проникалась уверенностью, что нечто, существовавшее до поры, не уходит навечно в небытиё, а длит своё существование по крайней мере до тех пор, пока пламя Фреира не поглотит однажды всю планету. А потом... кто знает, что будет потом?..
Для пришлой души здесь не было ничего, что послужило бы ей компасом. И тем не менее направление существовало. Путеводным знаком была Прародительница. Всё здесь залегало пластами в соответствии с четким планом, как галька на морском берегу сама собой распределяется в соответствии со своими размерами. Распределенные в глуби земли в строгом порядке останки уходили в необозримые дали, за пределы Борлиена и Олдорандо, к далекому Сиборналу и даже к самым окраинам Геспагората, к полумифическому Паговину за океаном Климента и к самим полюсам.
Корабль души, несомый призрачным ветром, в конце концов доставил её к останкам её матери, дикой Шаннаны, жены РантанОборала, законного короля Борлиена. Останки матери королевы имели вид древней птичьей клетки, составленной из ребер и бедренных костей, которые излучали во тьме притягательное золотистое сияние, такое же, какое мы ощущаем, неожиданно наткнувшись на потрепанную книгу сказок, любимую с детства. Останки ласково заговорили с ней.
Останки-духи и тени не были символами мучения и страдания. Помещенные на темную сторону жизни, они старались помнить только хорошее, происшедшее с ними за время существования в мире живых. С погребенными оставалось только добро; злоба, подлость и гнев оставались на приволье действия, участвовать до срока в коловращении бытия.
— Дорогая матушка, я пришла к тебе по велению сердца, узнать, по-прежнему ли ничто не нарушает твой покой, — это было традиционное приветствие, принятое между живыми и мертвыми.
— Моя дорогая дочь, здесь нет ничего, что могло бы потревожить меня. Тут по-прежнему царят покой и безмятежность, наше безоблачное бытие ещё никогда не смущало ничего, что можно было бы счесть беспорядком. Свидания с тобой даруют окончательный мир моей покойной душе. Моя драгоценная и возлюбленная, как же мне не радоваться, ощущая рядом с собой столь великолепный росток, вышедший из моего недостойного лона? Твоя бабушка тоже здесь, она рядом и тоже рада узнать, что ты выбрала время навестить нас.
— Благодарю тебя, матушка, для меня нет большей радости, чем свидание с тобой.
Всё это, однако, были только слова, простые формулы, при помощи которых люди состязались с неумолимым током времени.
— О, не говори так, ведь у меня уже нет возможности искупить те небрежение и невнимание к тебе, которыми я зачастую грешила во время моей суетной жизни, когда недостаточно ласкала и холила тебя, ибо ты, сама добродетель и святость, заслуживала того вне всякого сомнения. У меня не хватало на тебя времени всякий раз, когда оказывалось, что очередное неотложное дело ждет меня, новая битва зовет и враг не дремлет. Лишь теперь становится понятно, что всю эту суету нельзя сравнить с подлинной радостью жизни, которая всегда была так близко, ведь ты росла на моих глазах...
— Матушка, ты была самой внимательной и нежной родительницей, это я никогда не была примерной дочерью. Я всегда была такой своевольной и непослушной...
— Своевольной! — хихикнул древний прах. — Нет, ты никогда не позволяла себе ничего, что могло бы обидеть меня. Теперь, пребывая в иной форме существования, я многое вижу иначе, могу отличать суету сует от воистину важного и значительного. Несколько пустячных проступков ничего не значат, мне стыдно за то, что в своё время я накричала за них на тебя. Как всякая живая женщина, я была глупа, мне не хватало ума смотреть глубоко — теперь же я знаю, что ты была моим самым драгоценным сокровищем. Жизнь не повернешь вспять, приходится жить со своими просчетами и неудачами — но здесь тем из нас, кто не оставил наверху живого побега, приходится горше прочих...
Усопшая ещё долго распространялась в том же духе и королева оставила попытки переубедить её, а только с тихой улыбкой прислушивалась к её прочувствованным речам, понимая, что матери, при жизни действительно чрезвычайно занятой собой и своими делами и уделявшей ей внимание лишь изредка, теперь нужно хоть как-то утешиться. Она с приятным удивлением обнаружила, что древние останки, сейчас всего лишь полуистлевшая груда костей, помнят события её далекого детства, о которых сама она давным-давно позабыла. Плоть смертна, но память остается навсегда, замурованная в вечности...
Наконец, когда поток причитаний начал стихать, королева решилась перебить мать.
— Матушка, я спустилась сюда в надежде встретиться с душой моего брата, ЯфералОборала, которая, как я считала, должна была присоединиться к тебе и бабушке.
— Вот как?.. Значит, и мой сын добрался до конца дней своего земного существования? Вот действительно добрая весть! Мы все здесь будем рады соединиться с ним, поскольку в искусстве пбука он всегда уступал тебе, а ты всегда была очень умной девочкой. Более доброй вести ты не могла мне принести.
— Дорогая матушка, его убили... застрелили из сиборнальского ружья.
— Прекрасно! Замечательно! Чем скорее его погребут, тем лучше, потому что теперь я способна видеть истинную суть вещей. Я рада. Так когда же, по-твоему, мы можем рассчитывать увидеться с ним?
— Его бренные останки будут захоронены в ближайшие часы.
— Тогда мы будем ждать и готовиться, чтобы встретить его, как подобает. Когда придет твой черед спуститься к нам в подземный мир, не бойся, здесь нет ничего плохого...
— Я готова, матушка, и ничего не боюсь. В любое время я буду рада услышать твой призыв, который ты сможешь передать через своих знакомых духов и теней, пребывающих ближе к поверхности живого мира. Но сейчас я хотела бы попросить тебя кое о чем. Дело в том, что наверху есть один человек, мужчина, который любит меня, хотя до сих пор он ещё ни разу не сказал мне о своей любви ни слова; но я чувствую его любовь, потому что он излучает её, как солнце — свет. Я знаю, что могу доверять ему так, как доверяю лишь себе. Сейчас его нет со мной — его отослали из Матрассила на далекую войну.
— Здесь, внизу, войны нам неведомы, моё дорогое дитя.
— Этот человек, мой друг, о котором я говорю, тоже часто вводит себя в пбук. Его отец где-то здесь, в Нижнем Мире, среди вас. Имя моего друга — Ханра ТолрамКетинет. Я хочу просить тебя через отца Ханры передать ему от меня весточку и узнать, где он теперь и что с ним, ибо мне настоятельно необходимо связаться с ним письмом.
Шаннана помолчала. По прошествии некоторого безвременья шипящей тишины мать снова заговорила с королевой.
— Моё дорогое дитя, в твоём мире нет способа одному человеку договориться с другим и достигнуть при этом полного понимания, так мало вы знаете друг о друге. Здесь же мы достигаем абсолютной завершенности. Как только плоть утрачивает значение и изменяется, надобность в тайне отпадает.
— Я знаю, матушка, — молвила душа королевы, страшащаяся такой предельной завершенности отношений. Она неоднократно слышала об этом и всякий раз испытывала противоречивые чувства. Одно это понятие многое проясняло в сути бытия почтенных останков. После длительного изменения достигалась высшая ступень взаимопонимания, когда любой призыв мог свободно разноситься меж надлежащими пластами останков подобно легкому бризу, не знающему препятствий и шелестящему в тихой желтизне праха, как в сухой палой листве под деревьями.
Душе пришлой приходилось при этом испытывать трудности, её выдержка проверялась на прочность. Фантомы Нижнего Мира со звуком скворчащего в жаровне масла начали сочиться к ней. Занавес бытия взлетал и откуда-то доносилась шелестящая музыка смерти. Душа королевы начала медленно возвращаться, неспособная более удерживаться в подземном мире, поскольку мать перестала помогать ей и ободрять её.
Наконец, пронизав обсидиановые толщи, ответ на посланную весть вернулся к Шаннане. Друг дочери всё ещё пребывал среди живых. Духи и тени его рода свидетельствовали о том, что лишь недавно он спускался к ним и разговаривал с ними. Во время этой недавней встречи боевые части, которыми командовал молодой генерал, находились вблизи деревни под названием Ут Фо, расположенной в джунглях Чвартских гор, что в восточной части дикого края, носящего имя Рандонан.
— Благодарю тебя, матушка, это всё, что я хотела узнать, — воскликнула из последних сил душа королевы, следом безмолвно послав вниз ощутимый всплеск благодарности. Пыхнув из горла облачком праха, дух матери проговорил на прощание:
— Нам, обитателям безмятежного Нижнего Мира, бесконечно жаль вас, ослепленных своей физической оболочкой. Нам, бесплотным, дано драгоценное разумение возможности общаться посредством высших голосов, понимание которых лежит за пределами способностей вашего слабого ума. Приди же к нам скорее и увидь и услышь мир таким, каков он есть. Мы ждем тебя!
Но слабая душа знала, что это обычный призыв старости и не вняла ему. Живые и мертвые не способны были понять друг друга, ибо находились по разные стороны существования; единственной связующей их нитью был пбук.
Ещё раз прокричав вниз слова благодарности и извинения, королева устремилась к земной тверди, точно поднимающийся из глубин к солнечным бликам морской глади пузырек воздуха. Снизу ей освещала дорогу золотая искра, некогда бывшая дикой Шаннаной, сверху ждал край свежего воздуха и вольного движения.
