Окончательно придя в себя, королева МирдемИнггала отпустила СарториИрвраша. Расставаясь с советником, она искренне поблагодарила его за оказанную услугу столь деликатного свойства, ни словом не обмолвившись о том, что узнала во время пбука и свидания с мертвыми.
Как только СарториИрвраш ушел, королева королев призвала к себе Мэй ТолрамКетинет, сестру того далекого знакомого, о чьей судьбе она справлялась в царстве теней. Королева хотела принять ванну, что было частью ритуала возвращения из пбука, и Мэй ТолрамКетинет предстояло помочь ей в омовении. На этот раз королева оттирала своё тело с удвоенным тщанием, словно короткое пребывание в объятиях смерти замарало её.
— Я хочу инкогнито сходить в город, — вдруг сказала она. — Ты будешь сопровождать меня. Принцесса Татро останется во дворце. Приготовь нам с тобой крестьянское платье.
Оставшись одна, королева МирдемИнггала написала письмо генералу ТолрамКетинету, предупреждая его о готовящихся во дворце тревожных переменах. Подписав письмо, королева сложила его и запечатала личной печатью, потом, спрятав в кожаный мешочек, запечатала тот печатью короля, ещё более крепкой, чем её.
Стараясь не обращать внимания на головокружение и слабость, как всегда разливавшуюся по телу после пбука, королева облачилась в принесенную вскоре Мэй ТолрамКетинет одежду, незаметно спрятав кожаный мешочек с письмом в её карманах.
— Мы выйдем через задние ворота дворца.
Через задние ворота можно было уйти из дворца никем не замеченным. У главных же дворцовых ворот целыми днями толпились попрошайки, нищие и прочий назойливый люд. Кроме того, у главных ворот по обычаю торчали на кольях головы преступников, от которых на жаре шел ужасный смрад.
Миновав преданного стража, удостоившего их только взглядом, и выйдя из ворот, королева и фрейлина принялись спускаться по дороге-серпантину к городу. Как знала королева, в этот час король ЯндолАнганол всё ещё спал. От отца Орел унаследовал привычку подниматься рано на рассвете, и, появляясь в короне на дворцовом балконе перед подданными, принимать приветствия и поклоны. Эта традиция имела целью не только поддержание в народе чувства близости его к государю; каждый увидевший короля спозаранок немедленно проникался уверенностью, что тот, подобно распоследнему крестьянину, начинал вершить дела с восходом солнца, стараясь за время своего долгого рабочего дня многое успеть во имя нации. Мало кто знал, что, показавшись на балконе, король тут же возвращался в спальню, где крепко спал ещё несколько часов.
Над Матрассилом плыли рыжие песчаные облака. Опаляющий ветер, 'дыхание пустыни', прилетая с севера, пытался сорвать с женщин одежду, задувал под накинутые на голову шали и иссушал глаза, вынуждая ежесекундно моргать, смачивая их влагой. Добравшись до подножия дворцового холма, королева и ее фрейлина вздохнули с облегчением, несмотря на то, что здесь тоже клубилась пыль, вздымаемая буйным ветром.
— Заглянем в церковь и получим благословение, — решила МирдемИнггала.
В конце спуска начиналась городская улица, на которой стояла одна из многочисленных в Матрассиле церквей — низкое здание с уступами, скругленными в древних борлиенских традициях церковной архитектуры. Большая часть храма скрывалась под землей, над поверхностью был виден только купол, венчавший главный зал постройки. Таким образом отцы церкви выражали своё желание жить под землей, в этой обители Берущих — грозных выходцев из Панновала, несколько веков назад принесших святую веру в Борлиен.
В жидкой тени деревьев королева и фрейлина теперь были не одни. Впереди вела за руку внука старая шаркающая ногами крестьянка, внезапно вывернувшая из боковой улочки. При виде женщин крестьянка вежливо им поклонилась, заставив сделать то же самое и мальчика. Их история была печальной и незамысловатой. Зной погубил весь их урожай и теперь, спасаясь от голода, они держали путь в город, где рассчитывали прокормиться милостыней. Королева подала несчастным серебряную монету.
Внутри церкви царил благословенный полумрак. В этом полумраке, должном напоминать смертным о бренности их существования, прихожане тихо преклоняли колени. Скупой свет сочился сверху через узкие прорези в своде. Написанное красками на стене позади круглого алтаря изображение Акханабы освещало лишь неверное сияние свечей. Удлиненное тяжелое лицо бога с добрыми, но нечеловеческими глазами было частично скрыто размытыми тенями.
К этому традиционному, уходящему корнями в древнее прошлое символу веры были добавлены некоторые элементы сравнительно недавнего происхождения. Близ двери стояло освещенное единственной свечой изваяние потупившей скорбный взгляд Матери. Руки Прародительницы были раскрыты в приглашении к объятию. Многие женщины, проходя мимо изваяния, преклоняли перед ним колена и целовали его ноги.
Служба уже кончилась, но так как народу в церкви было предостаточно, стоящие в нескольких местах священники, стараясь не заглушать друг друга, тихими гнусавыми голосами читали нараспев молитвы.
— Многие приходят стучать в дверь Твою, о Акханаба, но многие разворачиваются и уходят без стука...
— И тем, кто стучится, и тем, кто уходит, не постучав, — всем им проливается скорбь Твоя...
— Ибо сказано было: 'Не плачьте, ибо когда дверь откроется, кто будет за ней, как не сам Всемогущий?'
— Говорю вам, что, раз отворившись, дверь пребудет открытой и не затворится вовек. Всяк страждущий узрит её, хотя и не всяк зрячий...
МирдемИнггала вспомнила то, что узнала от духа матери. Умершие способны переговариваться между собой через посредство одного великого голоса. Сказав так, Шаннана ни словом не упомянула Акханабу. Воистину мы со всех сторон окружены тайной, подумала королева, глядя на лик Всемогущего. Великие тайны бытия разгадать не под силу даже Рашвену.
— Приемля с покорностью судьбу такой, какая она есть, не ропща и без гнева, ты найдешь покой и тихое счастье. Смирись, склони голову, и со временем получишь награду столь щедрую, что и представить нельзя...
— В мире всё равно в своем величии и значимости...
— Всю жизнь учись познавать себя и ближнего своего, ставя его во многом превыше себя...
К непрерывной молитве наконец присоединился хор певчих. Королева с любопытством отметила, как мастерски используют сливающиеся воедино голоса возможности акустики просторного каменного помещения; воистину здесь дух и камень становились единым целым в полной гармонии.
Почувствовав, что сердце взволнованно колотится в груди, королева просунула руку под одежды и попыталась умерить его биение и успокоиться. То, что она собиралась вскоре совершить, было крайне близко к измене её государю и мужу; если письмо перехватят, она будет обречена. Возвышенная гармония церковного пения, всегда прежде успокаивающая и умиротворяющая её, на сей раз не умерила её тревоги. Перед лицом ужасных обстоятельств не было возможности искать успокоения в мыслях о величии вечности.
Получив благословение от священника, женщины двинулись к выходу из храма. Покрыв головы шалями, они снова ступили под палящий дневной свет. В лицо им пахнул раскаленный ветер.
Теперь королева направилась к порту, туда, где норовистая Такисса, разлившись в широкой заводи, приобретала сходство с небольшим темным морем. Прибывшая из далекого Олдорандо купеческая барка с трудом причаливала к берегу. И, хотя в связи с неутихающим ветром, 'дыханием пустыни', порт был безлюдней обычного, в несколько судов всё же грузили товары. Груженые телеги, бочонки, деревянные ящики и тюки, сложные вороты и стрелы кранов — всё это, обычное в любом крупном порту, виднелось повсюду. Брезент трюмных покрышек и промасленная парусина звонко хлопали на ветру. Не проронив ни слова, королева уверенно, преследуя некую конкретную цель, прошла половину порта и остановилась перед устрашающих размеров деревянным складом с вывеской 'Лордриардрийская ледоторговая компания' над широкими воротами. Этот склад был также штаб-квартирой самого известного ледяного капитана, Криллио Мунтраса из Лордриардри, недавно спасшего самого короля.
Внутри, по сторонам узкого центрального зала, под потолком которого двигались туда и сюда балки кранов, на стенах склада были устроены в пять этажей неогражденные террасы с множеством комнат. За их закрытыми дверями, прорезанными в толстых двойных стенах, набитых тростником, хранился лед.
Осмотревшись, королева МирдемИнггала выбрала одну из дверей на самом нижнем ярусе и решительно направилась к ней. Мэй ТолрамКетинет неохотно последовала за госпожой. Это место ей не нравилось.
За дверью внутри комнаты с воротами на улицу двое работников под надзором какого-то толстяка снимали с телеги пустые бочонки и по булыжному полу откатывали их к стене, выстраивая там в ряд.
— Я ищу Криллио Мунтраса, — сказала королева толстяку.
— Хозяин очень занят, — отозвался тот, поглядев на пришедших с большим подозрением. — Сейчас он не может ни с кем разговаривать.
Перед тем как зайти на склад, королева накинула на лицо вуаль, чтобы не быть узнанной.
— Думаю, мне он всё же согласится уделить минутку внимания, — сказала она. Сняв с пальца кольцо, она протянула его толстяку. — Покажи ему это и попроси принять меня.
Недовольно бормоча, толстяк отправился выполнять просьбу незнакомки. Судя по одежде и выговору, он был уроженцем Димариама, лежавшего по ту сторону моря Орла, в северной части Геспагората.
Постукивая от нетерпения носком туфли по булыжнику, королева приготовилась ждать, но не прошло и трех минут, как толстяк вернулся, причем и его осанка и поведение разительно изменились.
— Нижайше прошу у госпожи позволения проводить её к капитану Мунтрасу.
Королева МирдемИнггала обернулась к Мэй.
— Подожди здесь.
— Но, ваше величество... — растерялась фрейлина.
— И постарайся не мешать этим людям — у них тяжелая работа.
Вслед за толстяком, оказавшимся самим помощником капитана, она прошла в соседнее помещение, где пахло столярным клеем и свежеструганным деревом. Здесь старый плотник и четверка его дюжих подмастерьев пилили и строгали доски, сколачивая из них глухие ящики для перевозки льда. Повсюду на полу, на верстаках и лавках валялись молоты и топоры. Не прекращая работы, плотники проводили внимательными взглядами незнакомку со скрытым под вуалью и шалью лицом.
Откинув висящую на стене попону, провожатый королевы распахнул спрятанную за ней крепкую дверь. Поднявшись по начинавшейся за ней лестнице, они очутились в длинной низкой комнате второго этажа, с просторным окном, откуда открывался вид на реку перед набережной. В начале комнаты за столами корпели над бумагами несколько сутулых писарей. В дальнем конце комнаты стоял другой стол, гораздо больше писарских, с монументальным, как трон, креслом за ним. Поднявшийся из-за этого стола тучный мужчина, лучезарно улыбаясь, двинулся навстречу королеве. Низко поклонившись, он взмахом руки отпустил помощника и предложил королеве проследовать за ним в его личный кабинет за дверью позади его просторного стола.
Хотя сам кабинет ледяного капитана был невелик и грубо обшит досками, обставлен он был отлично, на стенах висели картины известных мастеров и во всех деталях дорогой мебели чувствовалась особая элегантность и изысканность, разительно не похожая на простую деловую обстановку конторского помещения. В женщине, изображенной на самой большой из картин, королева МирдемИнггала со смущением узнала себя.
— Ваше величество, я счастлив и горд принять вас у себя, — ледяной капитан низко поклонился, просиял новой улыбкой, и, резко склонив голову на бок, продемонстрировал свой полный восторг и восхищение королевой, как раз освобождавшейся от вуали и покрывающей голову шали. Капитан был одет в простой кидрант с карманами, оборванными руками бессчетных попрошаек в многочисленных экзотических портах всех трех южных морей Геликонии.
Удобно усадив королеву и предложив ей бокал вина, охлажденного собственноручно наколотым лордриардрийским льдом, капитан протянул к гостье руку. Раскрыв ладонь, он показал королеве её кольцо, после чего возвратил его ей со всеми возможными церемониями и настойчивой просьбой лично надеть драгоценность на её не менее драгоценный пальчик.
— Это кольцо — лучшеё из всего, что мне доводилось продавать, — искренне сказал он.
Королева улыбнулась.
— Тогда вы были просто бедным лоточником.
— Много хуже, ваше величество, — я был жалким нищим, хотя и с амбициями.
— Зато теперь вы неприлично богаты, — напомнила королева.
Ледяной капитан мрачно вздохнул.
— Да, это так. Пожалуй, я смог бы купить весь этот город — за исключением, понятно, вашего дворца. Но к чему мне теперь все мои богатства, ваше величество? За какие деньги мира можно купить молодость? Спасибо хотя бы на том, что нажитое богатство даст мне коротать старость, не думая о завтрашнем дне.
— Нельзя не признать, что ваше положение несколько отличается — в лучшую само собой сторону — от положения большинства простого люда, — нейтральным тоном заметила королева.
Смех капитана был открытым и уверенным. Без церемоний закинув ноги на стол, он поднял свой бокал и предложил тост за здоровье королевы.
Королева королев внимательно взглянула на капитана. Затрепетав от внезапно нахлынувшего чувства, ледяной капитан опустил глаза, словно желая защититься. На своем веку он перевидал девиц и женщин не меньше, чем глыб льда, но перед красотой королевы он чувствовал себя бессильным.
МирдемИнггала заговорила. Первым делом она спросила капитана о его семье, осведомилась о здоровье жены и детей. Она помнила, что у капитана есть дочь (умница) и сын (дурак), и знала, что сын капитана, Див, в скором времени должен принять от отца семейное дело, торговлю льдом, позволив последнему уйти наконец на покой. Но передача дел сыну и последующий уход на покой уже давно откладывались из рейса в рейс. Своё последнее плавание Мунтрас собирался закончить полтора теннера назад, как раз когда король Орел бился под Косгаттом с дикими дриатами. Однако его затянувшееся пребывание здесь говорило о том, что последний рейс едва ли закончится скоро — Диву всё время требовались подробные наставления отца...
Королева знала и то, что, хотя сын ледяного капитана и был несказанно глуп, отец всё равно любил его. В то время как собственный отец Мунтраса был с ним поистине жесток и груб, и в юности выгнал его из дома, заставив зарабатывать себе на пропитание нищенством и грошовой торговлей — и всё это лишь для того, чтобы заставить своего отпрыска познать все стороны жизни, а самому убедиться, что торговля льдом попадет в надежные руки. Капитан Мунтрас ещё раз рассказал королеве эту семейную историю, но ей никогда не надоедало её слушать.
— У вас была богатая жизнь, — сказала она наконец.
На лице капитана промелькнула растерянность; в словах МирдемИнггалы он услышал намек на неоправданность или ошибочность своего обхождения с сыном. Чтобы сгладить неловкость, он кашлянул и проговорил:
— Я горд тем, что сумел выбиться в люди и разбогатеть именно тогда, когда с большинством моих сограждан происходило обратное. Я заработал огромное состояние, и я не стыжусь этого.
