Проблемы, собственно, нарисовались раньше, в 1950-м, когда ему, тогда еще студенту, сделали замечание насчет его политических взглядов. Тогда это был всего лишь декан факультета, до которого дошли слухи о разговорах, которые ведутся в клубных курилках между студентов магистратуры. Да, Ник признавал, что убеждения его были тогда весьма смутными. Его отец, Гюнтер Фрезер, был рабочим и активным членом профсоюза, его дед, Карл Фрезер, — тоже, а вот материнского влияния он, практически, не знал — увы, мать умерла еще когда Нику было три года, от рака. Какие еще, интересно, должны быть убеждения у сына и внука таких людей, выросшего в среде, в которой и разговоров-то было, что только об оружии, станках, управляющих, цехах и стачках? Никаким сознательным коммунистом, разумеется, Ник на тот момент не являлся, о чем честно декану и сообщил, посчитав, таким образом, тему исчерпанной.
Время шло, дед умер, а отец старел. Его сбережений должно было хватить на безбедную старость и учебу сына, и этот вопрос мало беспокоил Ника. Другое дело, что во время учебы в Бостоне он завел немало новых знакомств, и к его немалому удивлению, выяснил, что отнюдь не все дети рабочих жили в таком же относительном достатке, что и он. Подавляющее большинство из них только о том и думало, будут ли у родителей деньги на оплату следующего семестра, или учились на ветеранские гранты. Именно учеба заставляла Ника посмотреть на мир более широко, и обратить внимание, что он не ограничен крохотным Илионом. Даже прилегающий к родному городку Нью-Йорк, и тот, давал массу пищи для размышления о природе социальной несправедливости. Именно эти размышления привели Ника, в один прекрасный вечер, на собрание нью-йоркской секции Социалистической Рабочей Партии.
Ну, положа руку на сердце, не только они. Еще туда Ника привел вполне оправданный интерес в однокурснице Салли Кертис, чья фигурка, почему-то, постоянно вызывала у него ассоциации с затвором винтовки Генри-Мартини, и которая была членом СРП еще с конца 40-х. Подобный, «половой» интерес к политической жизни, вкупе с происхождением из рабочей среды, не являлся редкостью среди студентов — кажется, половина ячейки пришла в партию именно вслед за симпатичными политизированными барышнями. Однако, Ник не только глазел на собраниях и партийных мероприятиях на предмет своих вожделений, но и слушал (хотя, надо признать, не столь внимательно, как можно бы было) старших товарищей — Джеймса Кэннона, Фаррела Доббса, Гарри Браверманна и других, читал, время от времени, распространяемые СРП брошюрки, да и на досуге думал и сопоставлял. Благо, рационалистический и развитый техническими головоломками ум вполне позволял. Мысль о том, что рабочий класс — это соль земли, люди, на которых все и держится, была для молодого инженера совершенно естественной, впитанной с детства. Естественно, что на такую благодатную почву азы марксизма легли легко и без всяких противоречий.
«Капитал» Ник, правда, осилить не смог, ограничившись «Анти-Дюрингом», «Манифестом коммунистической партии» и «Экономическим учением Карла Маркса» Каутского. Подавляющее большинство знакомых ему леваков именно этим набором и ограничивалось, Ник же самообразование расширил чтением Ленина, «Государство и революция», и кое-чего еще. После, Ник почитал еще и Фромма, Лукача, Грамши и Маркузе, но после Ленина они читались примерно как бредни очень хорошо начитанных, но очень пьяных людей.
Заявление о вступлении в СРП Ник подал в августе 1951-го. В октябре Салли Кертис согласилась стать миссис Фрезер, а 12 июля 1952-го родился юный Джозеф Фрезер. Вообще-то, Ник бы хотел назвать сына в честь отца или деда, но, увы, в 1952-м году имя вроде «Карла» или «Гюнтера» автоматически обрекало ребенка на страдания в начальной школе и кличку «Фриц», «Краут» или «Бош». Поэтому, первенец был назван в честь Джозефа Райдера, конструктора затвора «Модель №1 Роллинг Блок».
Так что, когда Ника вызвали к управляющему завода, в декабре 1955-го, он был уже сложившимся человеком, с устоявшимся семейным положением и неплохими карьерными видами. 30 лет, коренной уроженец городка, которого знал каждый сотрудник завода, семейный, с трехлетним сыном. Можно сказать, эталонный образчик представителя американского среднего класса.
— Садись, Ник, — начал управляющий, мистер Педерсен (не родственник того, ну, может, разве что очень дальний).
(Джон Дуглас Педерсен, (21 мая 1881 г., Гранд-Айленд, Небраска, США 23 мая — 1951 г., Бландфорд, Массачусетс, США) известный оружейный конструктор)
Начало не предвещало ничего хорошего. Обычно начальник фонтанировал энергией, сыпал планами, идеями, шутками и анекдотами, а вот вежливости и обходительности с подчиненными у него было ни на грош.
— Дело в том, Ник… Ты должен ответить мне на один очень важный вопрос, — в том же духе продолжал управляющий, — Очень важный, Ник!
— Да, сэр, разумеется, — кивнул Ник.
— Видишь ли… — начальник явственно мялся и подыскивал слова, — А, впрочем… Ник, только ответь честно. Ты — коммунист?
— Ну, как… — не чувствуя подвоха отвечал Ник, — Я состою в Социалистической партии, я это правда, сэр. И моя супруга тоже, к слову сказать. Но СРП — это не совсем те коммунисты, если вы понимаете, о чем я. Я имею в виду, мы не из тех парней, которые желали Мао убить побольше наших парней в Корее.
— Это — да… — все так же неуверенно протянул управляющий, — Кстати, как дела у Салли, как Джозеф?
Ник послушно отвечал на эти, явно дежурные, вопросы, гадая про себя, что же от него потребовалось. Было видно, что последнее, что интересует Педерсена в жизни — это успехи Джозефа на почве освоения устной речи. Нет, конечно же, несмотря на то, что его «партийная жизнь» после свадьбы изрядно подзаглохла, Ник был наслышан про Комиссию по антиамериканской деятельности и сенатора Маккарти. Но эти дела были от него весьма далеки, они касались, все больше, публичных личностей, актеров, режиссеров и писателей, а также членов USCP, которых в СРП жалеть было не особо принято (поскольку те, в свою очередь, открыто злорадствовали во время процессов над деятелями СРП в начале 40-х).
— Словом, — решился, наконец, Педерсен, — В руководстве было принято решение, что коммунистам в нашей компании не место. Пойми, даже если ты не совсем настоящий коммунист, мы все равно не можем рисковать. У нас репутация, Ник. Ну и просто: сам понимаешь, мы же делаем оружие, а не резиновые соски… Но, постой, постой! Мы дадим тебе самые лучшие рекомендации, Ник! Ты совсем молод, у тебя хороший послужной список, и руки золотые. Такие как ты — нарасхват в Хартфорде или Спрингфилде, у Кольта, или у Винчестера… Постой, не горячись, я все сейчас растолкую…
Ник и не горячился. Откровенно говоря, если бы кто-то замерил температуру его тела в этот момент, вполне могло статься, что та упала существенно ниже положенной нормы. Иными словами, известие настолько прибило Фрезера, что он на время обратился в глыбу льда. Управляющий еще что-то говорил, говорил — но Ник, увы, нескоро обрел способность соображать.
— Значит, вы выставляете меня с выходным пособием, даже не дав закончить мою винтовку? — спросил он наконец первое, что пришло в голову.
— Эмм… Насчет выходного пособия… Видишь ли Ник, тут у нас такое дело… Понимаешь, когда пять лет назад мы заключали с тобой контракт, с ним получилась небольшая ошибка. Совсем маленькая, подожди, я сейчас покажу…
Домой Ник вернулся уже безработным. Там он, без особого, впрочем, удивления, узнал, что практически аналогичную процедуру в тот же день пережила и Салли, работавшая на том же заводе в отделе приемки.
Месяц ушел на рассылки резюме. Кроме упомянутых Кольта и Винчестера, Ник писал в Спрингфилдский Арсенал, к Смиту и Вессону, Рою Уэзерби, в Харрингтон и Ричардсон, а также в дюжину контор помельче рангом. Отовсюду приходили почти одинаковые, вежливые, но от этого не менее категоричные ответы.
Хреново приходилось не только Нику и Салли, но и многим другим американским коммунистам. И история эта началась, отнюдь, не в 50-м, а гораздо раньше.
В начале Второй мировой войны генерал НКВД Вальтер Кривицкий сдал американцам сотню советских агентов в США. Причём некоторые фамилии просто называл в газетных статьях (сестра Браудера упоминается и в его книге «Я был агентом Сталина»). Однако разоблачения Кривицкого остались тогда без последствий, хотя вскоре в гостиничном номере был обнаружен окровавленный труп самого старого чекиста. В это же время порвал с коммунизмом секретарь ЦК и редактор партийной газеты «Дейли уоркер», а по совместительству агент ГРУ Уиттекер Чемберс. Он передал президенту Рузвельту досье на внедрённых в президентское окружение агентов Советского Союза. Выпускнику московской разведшколы Чемберсу было о чём рассказать, но Рузвельт назвал его информацию «бредом». Показаниям бывшего идеолога компартии не поверил даже болезненно подозрительный Эдгар Гувер. Чемберс обиделся и больше не надоедал властям. Он быстро сделал карьеру в журналистике и через несколько лет стал главным редактором крупнейшего американского журнала «Тайм».
В сентябре 1945 года на Запад сбежал шифровальщик советского посольства в Канаде Игорь Гузенко, он захватил с собой переписку резидента ГРУ Николая Заботина с американскими агентами. А ещё через месяц на приём к Эдгару Гуверу пришла многолетняя советская агентесса Элизабет Бентли. Она была помощницей и гражданской женой самого Якова Голоса, неожиданно скончавшегося в 1943 году. Бентли раскрыла Гуверу коммунистическое подполье в Нью-Йорке и Вашингтоне, назвала десятки правительственных чиновников, работавших на СССР, и даже семерых сотрудников УСС (нынешнего ЦРУ). Информации Гузенко и Бентли было недостаточно для судебного преследования, тем более Бентли к тому времени страдала психическими расстройствами, а предупреждённая советская разведка приняла все меры, чтобы минимизировать ущерб. Дешифровка советских донесений шла туго — знаменитая программа «Венона» продолжалась до 1971 года, а рассекречена вообще была только в 1991 году, уже социалистической администрацией в рамках деятельности комиссии Конгресса по расследованию преступлений ФБР, когда эти сведения представляли уже только исторический интерес. И тогда Гувер принимает историческое решение — организационно и идеологически покончить с американским коммунизмом, тогда и советского шпионажа не будет. Это было созвучно настроениям в правящем классе, начиналась холодная война. Гувер вспомнил о Чемберсе. С его публичных выступлений в Сенате и началась «охота за ведьмами», эра маккартизма.
Реальные агенты СССР пострадали очень мало. В тюрьму попали несколько человек, передававших атомные секреты, и были казнены супруги Розенберг, вина которых не была доказана (они действительно являлись агентами, но доказательства появились через несколько десятилетий). Из агентов — правительственных чиновников пострадал один Алжер Хисс — помощник госсекретаря и, кстати, первый генеральный секретарь ООН (на организационном этапе во время Сан-Францискской конференции). Но и его посадили не за шпионаж, а за лжесвидетельство (он отрицал знакомство с Чемберсом). Причём он долго считался жертвой маккартизма, и только в 90-е годы появились доказательства, что он всё-таки работал на СССР. Зато на основании «Акта Смита» в 1948-1951 годах в тюрьму были отправлены все руководители коммунистической партии высшего и среднего звена, их обвиняли в заговоре, выразившемся «в форме пропаганды и обучения марксизму-ленинизму». Одновременно шла «декоммунизация» интеллигенции. Появились запреты на профессии, были уволены из университетов все профессора-коммунисты.
Перестала существовать влиятельная коммунистическая прослойка в Голливуде. Многие режиссёры и сценаристы — члены компартии вынуждены были уехать из страны, как, например, Жюль Дассен — классик американского и европейского кино и активист еврейской секции КП США (отец французского эстрадного певца Джо Дассена). Либо зарабатывать на жизнь, работая под псевдонимами как Далтон Трамбо. После года тюрьмы (за неуважение к Конгрессу: Трамбо заявил маккартистам, что членство или нечленство в компартии — это его личное дело и их не касается), он вынужден был перебраться в Мексику. В 1956 году фильм «Отважный» получил «Оскара» за лучший сценарий, но сценаристом значился никому неизвестный Роберт Рич, это был псевдоним Трамбо. А «Оскаром» за знаменитые «Римские каникулы» он был награждён только в 1993 году, через 17 лет после смерти; 40 лет — с 1953 года — эта премия формально принадлежала другому человеку. От рака лёгких, полученного в тюрьме из-за застарелого туберкулёза, в нищете умер когда-то самый высокооплачиваемый сценарист Голливуда, основоположник «крутого детектива» и руководитель секции «писателей-марксистов» в компартии США Дэшил Хэммет.
Но основная роль в разрушении компартии, всё же, принадлежит Гуверу и маккартистам. В 1957 года Верховный суд признал все вердикты по процессам по делам коммунистов антиконституционными, но компартия к тому времени превратилась в малочисленную и маловлиятельную организацию. Тем не менее, она получала подпитку от негритянских, антивоенных и студенческих движений. Тогда Гувер и утвердил программу «Коинтелпро». В 1958 году Гувер издал свою известную книгу о том, как бороться с коммунизмом, там заклеймён и марксизм, и все левые идеологии, но, вообще-то, ни слова не говорится о том, что с ними надо бороться путём фальсификаций и провокаций. Программа предусматривала целый комплекс незаконных мероприятий — натравливание на коммунистов мафии (эта операция ФБР носила кодовое название «Обман»), заказные убийства, ложные обвинения в торговле наркотиками и оружием, разжигание внутренних конфликтов, фабрикация компромата, распространение провокационных слухов, клеветы, подложных документов, фальсифицированных фотографий и т. п. Аббревиатурой COINTELPRO (контрразведывательная программа) с 1956 года назывался план специальных мероприятий сначала против коммунистов, потом и против других левых, основанный на политической провокации и распространении дезинформации. Это, безусловно, нарушало и Конституцию, и гражданские права, но план был весьма эффективно реализован. Можно бесконечно спорить, что коммунизм в Америке на тот момент проиграл историческое соревнование с другими идеологиями; но в цитадели капитализма в США — коммунистическое движение во многом было уничтожено силовыми и полицейскими методами. ФБР в рамках «Коинтелпро» за 15 лет провело 2 370 незаконных операций (а одобрено 3 243), в том числе 1 736 против коммунистической партии США, 379 против «Чёрной пантеры» (негритянская леворадикальная организация, из которой вышли многие правозащитники, например, Анджела Дэвис), 57 против Социалистической рабочей партии и 29 против «новых левых». Однако огромное количество операций вообще никак и никем не документировалось, поэтому точных масштабов не знает никто. Именно в рамках COINTELPRO началась травля не только руководящих фигур левого движения, но и рядовых коммунистов: одним из ключевых моментов, как раз, была установка на максимальную маргинализацию левых, создание их образа в виде вечных безработных бездельников, которые только и думают, как бы сесть на шею добропорядочным гражданам.
