Карета королевы остановилась на набережной. С запяток спрыгнул лакей и открыл для королевы дверцу. Высунув из двери дрожащую ножку, МирдемИнггала нетвердо поставила её на булыжник мостовой. Следом за королевой появилась принцесса Татро, а за ней её первая фрейлина, тоже отправленная мстительным королем в изгнание.
Остановившись на секунду, королева МирдемИнггала осмотрелась. Её лицо скрывала вуаль, но ощущение красоты витало вокруг неё подобно аромату её тонких дорогих духов. Барка, ожидающая её и сопровождающих, чтобы унести их вниз по течению реки к Оттасолу, а оттуда к Гравабагалинену, уже качалась на волнах. На палубе барки капитан в полном торжественном облачении готовился приветствовать королеву королев на борту. Повернувшись, МирдемИнггала направилась к трапу. Толпа охнула, когда ножка королевы последний раз ступила на землю Матрассила.
Королева королев шла со склоненной головой. Поднявшись на палубу и молча приняв приветствие капитана, она откинула с лица вуаль, высоко вскинула голову и подняла руку в прощальном жесте.
При виде несравненного лица королевы от грузовых пристаней, от мостков переходов и близлежащих крыш, со всех сторон донесся медленно нарастающийся гул, постепенно перешедший в приветственные крики. Так искренне, хоть и не слишком стройно, Матрассил прощался со своей отбывающей королевой.
Помедлив лишь минуту, королева снова опустила вуаль, повернулась на каблуках и сошла с палубы вниз, скрывшись из виду.
Когда корабль начал выбирать якорь, молодой придворный, известный поэт, выбежал из толпы, и, взобравшись на мостки у самого края набережной, прочитал народу собственную поэму под названием 'Она — о Лето!' К сожалению, поэма была так себе, а приветственные крики толпы тоже быстро стихли.
Никто в молчаливо прощавшейся толпе понятия не имел о событиях во дворце, имевших место раньше в тот же день, хотя новости о пугающем поступке короля просочились за стены твердыни на вершине скалы сразу же, как только в королевском дворце вспыхнул ужасающий пожар.
Паруса были подняты. Корабль изгнанницы медленно отчалил от берега Матрассила и начал своё путешествие вниз по течению реки. Личный викарий королевы молился, стоя на носу барки. Никто в толпе зрителей на набережной, на береговых утесах, на коньках крыш не шелохнулся. Деревянный корабль медленно удалялся, превращаясь во всё более неясное пятно.
Мало-помалу толпа начала расходиться — люди возвращались по домам, унося с собой знамена и вымпелы. А также память о знаменательном событии — событии, которое можно будет обсуждать ещё многие годы...
* * *
При королевском дворе Матрассила не было единства. Светское общество, как и всегда, разбилось на множество кружков, не согласных между собой и непримиримых. Лишь малая часть их находила поддержку в народе; прочие ограничивали свою популярность пределами дворцовой крепостной стены. Но самыми популярными были, без сомнения, мирдопоклонники. Иронически прозванная так клика старых баронов выступала против всех указов короля-узурпатора и поддерживала королеву королев в любых её начинаниях.
Но и внутри больших групп существовали группы помельче. Раскол доходил до того, что, увлекаемый собственным интересом, каждый и всякий выступал против своего соседа. За и против предстоящего династического союза с Олдорандо изобретали множество доводов, причем по мере оборота дворцовой интриги противоборствующие стороны по очереди использовали все доводы своих оппонентов.
Каждая из так или иначе обиженных королевой и теперь жаждущих отомстить женщин непременно желал видеть МирдемИнггалу опороченной. Мужчины — в основном из тех, кто тайно вожделел её и мечтал ею обладать — всячески стояли за то, чтобы королева осталась в столице при дворце. Среди тех, кто требовал оставить королеву в столице, отыскивались наглецы — из наиболее отчаянных и непреклонных мирдопоклонников — которые не только требовали вернуть королеву во дворец, но и настаивали на том, чтобы вместо неё в изгнание отправился король. Ибо, если рассматривать дело с точки зрения законности — о физической привлекательности они старались умалчивать — у королевы было куда как больше прав претендовать на трон Борлиена, чем у сына самозванца короля Орла. Завистливые враги и короля и королевы были в эти дни особенно деятельны. В день отплытия корабля с изгнанницей на борту они уже были готовы взяться за оружие.
И поутру в день изгнания король ЯндолАнганол протрубил свой святой поход против недовольных.
Решив прибегнуть к хитрости, король вместе с советником Ирврашем пригласил всех вождей мирдопоклонников на встречу в дворцовую залу. Всего их собралось шестьдесят один и у большинства их, в особенности у тех, кто ещё считал своим долгом хранить верность родителям МирдемИнггалы, РантанОборалу и Шаннане Дикой, в бороде уже белела седина. На встречу с монархом они шли, исполненные праведного негодования. Впустив мирдопоклонников в залу, дворцовая стража закрыла и крепко заперла за ними двери. Пока мирдопоклонники сходили с ума от жары и громко выражали своё недовольство, Орел со зловещей улыбкой на лице отправился на последнюю встречу с королевой.
Узнав от слуг, что её изгнание неизбежно, МирдемИнггала долго не могла опомниться. Её лицо залила мертвенная бледность. Глаза лихорадочно блестели. Она не могла сказать ни слова. То и дело её взгляд останавливался на каких-то мелких незначительных предметах. Когда в дверях её покоев появился сам король Орел, МирдемИнггала обсуждала с фрейлиной Мэй ТолрамКетинет судьбу своих детей. Если меч неминуемой угрозы навис над ней, то и будущеё детей не застраховано от жутких неожиданностей. Татро была ещё девочкой, почти ребенком. В сложившихся обстоятельствах основной удар ярости ЯндолАнганола мог обрушиться на её сына Робайдая. Но, отправившись на одну из своих диких прогулок, Робайдай исчез. Королеве казалось, что она уже никогда не увидится с сыном, не сможет сказать ему 'прощай'. Недавняя смерть младшего брата лишала её последней надежды на то, что при дворе останется хоть кто-нибудь, кто сможет оказать влияние на неуживчивого и упрямого молодого человека.
Разговаривая, королева и первая фрейлина шли через тенистый сад. Татро играла с принцессой Симодой Тал — что могло бы быть смешно, когда бы не было так грустно.
В саду королева немного воспрянула духом и принялась давать наставления садовникам. Густые кроны могучих деревьев и отвесы венчавших холм крепостных стен защищали тропинки от палящего зноя безжалостного ока Фреира. В саду королевы было достаточно тени для опытов по выведению новых изящных культур и разведению распускавшихся здесь во всей красе нежнейших диких цветов из глубин джунглей.
Растения, предпочитающие тень, произрастали здесь в сени светолюбивых видов. Джодфрай, солнцелюбивое вьющееся растение с прекрасными светлыми цветками оранжево-розовой окраски, прикрывал стелющийся кустарник с мясистыми стеблями, льнущий к земле. Из своих зарослей кустарник кое-где выпускал гротескно-крупные оранжево-розовые соцветия, чудесным запахом привлекающие внимание сумеречных крылатых насекомых. Рядом, отбрасывая благословенную тень, благополучно росли олвил, йаррпель, айдронт и шипастый брош. Любитель близкого соседства с землей виспад выпускал бутоны, тоже собранные в огромные соцветия. Виспад был выведен из дикорастущего вида, кустарника зедал, цветущего исключительно ночью, но теперь, благодаря садовникам, склонного распускаться скорее при свете дня, чем в темноте.
Всё эти замечательные растения навезли королеве из разных частей королевства её почитатели. Королева мало что понимала в астрономии, как ни старался советник СарториИрвраш привить ей любовь к своей науке, и глядела на продвижение Фреира по небесам в основном как на источник перемены настроения своих растений, инстинктивно реагирующих на колебание активности светил, их прохождение зенита и заката — в общем, на всё то, о чем советник любил так умно поговорить.
Но с завтрашнего дня её нога больше не ступит под сень любимого сада. Жизнь начала поворачиваться к королеве изнанкой, когда в воротах сада появились король и его советник. Витающее вокруг мужчин напряжение королева ощутила, едва взглянув на них. Король был взвинчен, что сказывалось на его походке, и от МирдемИнггалы это не ускользнуло. Взяв фрейлину за руку, она с тревогой сжала её.
Остановившись перед королевой, СарториИрвраш церемонно поклонился. После чего, молча взяв первую фрейлину под руку, без лишних слов увел её, чтобы дать королевской чете возможность объясниться без помех. Мэй ТолрамКетинет пыталась взволнованно протестовать.
— Король убьет Кун! Он подозревает, что они с моим братом, Ханрой, любовники, но это не так. Клянусь, между ними ничего не было! Королева не сделала ничего дурного. Она чиста перед его величеством.
— Король пришел к своей жене за другим, уверяю вас, он не собирается её убивать, — холодно отозвался СарториИрвраш. Утешая свою спутницу, он почти не глядел на неё. Не мог. Сжавшись в своём поношенном кидранте и сгорбившись, королевский советник с посеревшим от волнения лицом едва слышно сказал:
— По политическим причинам король решил развестись с королевой. Всё уже решено.
Заметив, что на его рукав уселась разноцветная бабочка, СарториИрвраш раздраженно её прибил.
— Тогда зачем же он убил Яферала? — спросила Мэй.
— Тут вину нужно возложить не на короля, а на меня — я отправил его в погоню за беглым послом, который, несомненно, злодейски лишил его жизни... Прекратите бессвязный лепет, сударыня! Вам предстоит отправиться в изгнание вместе с Кун и заботиться там о ней. Я буду помогать вам, если, конечно, моё положение не изменится, в чем я, правда, уже сомневаюсь. Гравабагалинен — совсем не такое уж плохое место.
Пройдя под аркой, советник и фрейлина ступили в душную тесноту дворца. Поколебавшись немного, Мэй ТолрамКетинет решилась задать ещё один вопрос и едва слышно робко проговорила:
— Но что это нашло на короля?
— Я не могу ответить от его имени — мне известны только намерения его величества, а в его разум я проникнуть не в силах. Разум короля блистателен, как превосходный алмаз. И режет любое другое эго без малейших усилий. Он просто не в силах терпеть рядом с собой столь мягкосердечное существо, как королева, вот и всё.
Молча кивнув советнику, молодая женщина оставила его, всё ещё необычайно взволнованного и растерянного, у подножия лестницы. Откуда-то сверху до советника доносились голоса панновальских посланцев. Те с обидным равнодушием дожидались исхода дела, желая узнать его результат, который, каким бы он ни оказался, вряд ли мог надолго задержать их отъезд в родные края.
— Всё проходит... — прошептал себе советник. На мгновение он ощутил укол невыносимой тоски по безвременно ушедшей жене. Без неё его жизнь пуста...
Тем временем в саду королева МирдемИнггала выслушивала громкую, быструю речь короля ЯндолАнганола, махнувшего рукой на выдержку и решившего излить супруге свои чувства. Услышав наконец свой приговор, королева отшатнулась, словно от удара.
— Кун, я хочу развестись с тобой потому, что на карту поставлена судьба моего королевства, — пояснил своё решение король. — Ты знаешь, какие чувства я испытываю к тебе, но для тебя не секрет и то, что мой долг перед страной — особый долг, который я должен исполнить во что бы то ни стало.
— Нет, я ничего не знаю и знать не хочу! — крикнула королева. — Что это, твой очередной каприз? Тобой движет не долг, а кхмир к этой малолетней сучке, вот что!
Король отчаянно тряхнул головой, тщетно пытаясь согнать с лица отражение терзающей его боли.
— Я должен исполнять свой долг перед страной, даже если это в конце концов приведет меня к гибели. Говорю тебе, я никогда не хотел видеть рядом с собой никого, кроме тебя! Я хочу, чтобы, прежде чем мы расстанемся, ты поняла это.
Лицо королевы окаменело.
— Ты опорочил моего мертвого брата — и меня! Кто ещё мог отдать приказ распространить о нас эту гнусную клевету, как не ты?
Король не стал оправдываться.
— Прошу тебя, пойми, для меня главное — мой долг перед королевством. Мы должны развестись, у меня просто нет другого выхода! Если я перестану править страной, воцарится анархия и тогда королевство не нужно будет спасать, оно просто исчезнет!
— Кто может дать согласие на развод, как не ты сам? Кто отдает здесь приказы, если не ты?
Выслушав эти гневные слова, король искоса взглянул на королеву. Орел в нем замер.
— Таковы политика и требования наших союзников, которые я должен непременно выполнить. Я не собираюсь заточать тебя в темницу, просто отошлю в прекрасный дворец в Гравабагалинене, туда, где Фреир не так свирепствует в небесах. Живи там спокойно — но, прошу, не пытайся устраивать против меня козни, иначе мне придется заставить твоего отца ответить за всё! Если положение на фронтах вдруг улучшится, кто знает, может быть, мы опять будем вместе.
Не сводя глаз с супруга, королева обошла его кругом и гнев в её глазах не позволил королю оторвать взор от её пылающего лица.
— Так что же выходит: ты намерен обручиться с этой похотливой сучкой-полумадис, а потом, через год, развестись с ней и взять меня обратно? Неужели спасение Борлиена непременно связано с бесконечной чередой матримониальных процедур? Говоришь, ты намерен выслать меня из столицы? Так помни: если это случится, я никогда больше не буду твоей!
Вскинув руку, король едва не решился ударить королеву.
— Говорю и я тебе: в сердце своём — если ты ещё не отказываешь мне в том, что оно у меня есть, — я никогда не решился бы отослать тебя. Можешь ты это понять? Я живу только своей верой и интересами своего народа. Понимаешь ли ты, что значит быть королем?..
Машинально отломив нежную веточку йодронта, королева тут же отбросила её в сторону.
— Значит, ты хочешь объяснить мне, что значит быть королем? Заточить в сырой склеп своего отца, свести с ума собственного сына и наследника, а потом выгнать его из дома, словно вора, обесчестить имя покойного шурина, и, наконец, сослать в глушь жену и свою дочь — вот что, по-твоему, значит быть королем? Что ж, я очень хорошо усвоила от тебя этот урок! Вот тебе мой ответ, Ян, пускай он и не тот, какого ты ждешь. Я не собираюсь умолять тебя оставить меня во дворце, нет! Единственное, что я хочу сказать тебе, это вот что: отправив меня в незаслуженное изгнание, ты хлебнешь горя наивысшей мерой, потеряв всё, что у тебя есть, ибо такое злодейство навлечет на тебя проклятие Акханабы. Так говорю не я, так говорит моя вера. И не жди от меня потом, что я смогу изменить и вернуть на круги своя то, что ни изменить, ни вернуть невозможно!
— Другого я и не ожидал, — процедил король, тяжело сглотнув. Поймав руку королевы, он крепко сжал её в своей, не отпуская, не давая ей вырваться. Повернувшись, он повел её по тропинке, заставляя разлетаться бабочек.
— Я думал, я верил, что ты ещё любишь меня, а не просто терпишь за те удобства, которые предоставляет тебе мой дворец. Я думал, что ты за своими страданиями никогда не забывающая увидеть страдания других, можешь подняться выше обычной женщины. Но в этом безжалостном мире не твоя красота спасала тебя от страданий. Я всегда оберегал тебя. Согласись, Кун, ведь это я оберегал тебя все эти ужасные годы. Я вернулся из Косгатта только потому, что здесь была ты! Любовь к тебе дала мне силы вернуться... Разве не стала бы твоя красота твоим проклятием, не служи я тебе щитом? Разве не гонялись бы за тобой распутники, как охотники за дикой ланью в лесу, охотники, о существовании которых ты так и не узнала благодаря мне? Что бы с тобой сталось, если бы не я? Клянусь, я люблю тебя и буду любить, пускай рядом со мной окажутся тысячи Симод Тал, — но ты должна мне сейчас же сказать, что тоже будешь любить меня вопреки тому, как я с тобой поступлю!
