После краткого допроса в будке стражи его отвели в одну из дворцовых пристроек и попросили ждать. После долгого ожидания он был наконец препровожден в заднюю часть дворца, где, как он знал, располагались покои главного советника СарториИрвраша.
Всё здесь привлекало к себе его внимание и казалось роскошным, отлично исполненным — ковры, вычурная резная мебель с бесполезными завитушками, камины, толстые занавеси на окнах, расписные потолки — на всё он взирал, дрожа от возбуждения, словно в лихорадке. От непривычно жирной лепешки его пробрала тошнота, но мир вокруг был подобен волшебной мозаике, сложенной из потрясающих кусочков, и так во всём, даже в самых ничтожных мелочах, даже в каждом волоконце ковра, на котором он сейчас стоял, — ковер, как догадался Билли, был соткан мадис. Во всём он искал отзвук длинной истории планеты, всё оценивал по старой привычке всё сопоставлять и анализировать.
Королева королев, сама МирдемИнггала, бывала в этой комнате, стояла на этом самом ковре, на этом самом месте, ступала обутой в сандалию ногой по сказочным зверям и пёстрым птицам, покорно и молча принимавшим на себя вес её изящного тела...
Уставившись на ковер, Билли ощутил уже резкий приступ тошноты. Нет, это не может быть вирус, для него ещё слишком рано! Он схватился за живот. Если не вирус, тогда точно лепешка. Он не привык к такой жирной еде. Еда на Аверне была тщательно сбалансированной и исключительно полезной для здоровья — а это значило, что таких вредных веществ, как жир и сахар в ней почти что не было. Как не было и вкуса.
Билли оглянулся, и, заметив кресло, сел. За стенами дворца, частично видимый в его узких окошках, лежал мир, где всё и вся имело по две тени. Совсем недавно Билли ощущал его знойное дыхание. Это был настоящий мир, мир его королевы, не то искусственное прибежище шести тысяч несчастных, откуда вышли он и Рози. Этот мир был прекрасен, но Билли не был готов к встрече с ним. Да, совсем не готов...
Он вдруг рыгнул. Очень громко. Теперь он понимал, что имел в виду наставник, когда говорил, что он может быть счастлив с Рози. С ней он мог воплотить все свои сексуальные мечты — если бы был только чуть посмелее. Но пока королева занимала его мысли, он тешился ими с ней, в своих грезах. Сейчас, когда настоящая королева была так близко, об ней не хотелось и думать...
Дверь со скрипом отворилась — даже эта ветхая дверь была чудом. Появившийся сонный секретарь проводил Билли в покои советника. СарториИрвраш собственной персоной должен был появиться здесь с минуты на минуту. А до той поры посетителю надлежало сидеть в приемной и ждать его. Это могло стать нелегким испытанием — но у Билли с собой была небольшая аптечка, содержащая средства почти что от всех здешних болезней, в том числе и от отравлений непривычной едой. Воровато оглядываясь, Билли украдкой проглотил пару пилюль. К его великому облегчению, пилюли подействовали быстро. Тошнота прошла и резь в животе отпустила. Он с облегчением перевел дух.
Появившийся в конце концов советник показался ему очень старым и усталым. Плечи его были опущены и весь его вид, несмотря на учтивость приветствий и церемонность, говорил, что мыслями он пребывает где-то совсем в другом месте. Выслушав объяснения Билли без всякого интереса, он проводил его в комнату, битком набитую книгами и свитками летописей, очевидно, в свой кабинет. На знаменитого советника Билли взирал с подобострастием и восхищением. Ну как же — видная историческая фигура! Когда-то, будучи ещё худощавым молодым человеком с орлиным носом, СарториИрвраш стоял за спиной отца ЯндолАнганола, помогал ему строить саму государственность Борлиена, почти погубленную баронским самовольством.
Гость и хозяин кабинета уселись друг напротив друга. Задумчиво дернув себя за усы, советник что-то пробормотал и вздохнул. Странно, но его присутствие теперь вовсе не смущало Билли, который, стараясь держаться естественно и спокойно, неторопливо представился и принялся описывать своё путешествие из Морструала, что за Нктрикхом. Советник обхватил себя за плечи, словно желая укачать, как малое дитя.
Когда поток слов Билли наконец иссяк, он замолчал и в кабинете повисла озадаченная тишина. Может быть, советник не понимает его олонецкого?..
Очнувшись, советник Ирвраш вдруг заговорил.
— Мы сделаем всё, что в наших силах, дабы оказать вам всяческое содействие, сударь, хотя — как это ни горько — наша страна переживает не лучшие времена.
— Мне необходимо обсудить с вами некоторые вопросы, а также встретиться с их величествами, — твердо сказал Билли. — Мне есть, что вам предложить. Я имею в виду бесценное знание, а взамен я хочу услышать ответы на некоторые свои вопросы, например...
Отрыжка вновь прорвалась наружу и Билли смущенно зажал рот ладонью. Живот вновь резко заболел. Пилюли Аверна, созданные, конечно, лишь с помощью теоретических изысканий, оказались не такими уж и надежными.
— Прошу прощения... — выдавил он. До последнего часа ему не доводилось встречаться с телесными недомоганиями, и они спутали все его мысли. Вопросы, которые могли бы изменить ход истории всей Геликонии, так и не были заданы.
Советник равнодушно махнул рукой.
— Нет-нет, вы простите меня. Да, я тот, кого некогда называли Носителем Знания, просто случилось так, что сегодня нас постигло ужасное, ужасное несчастье...
Поднявшись, советник вцепился пальцами в свой перепачканный чернилами кидрант, качая лысой головой и глядя на Билли так, словно увидел его только что.
— Что за несчастье? — с тревогой спросил Билли.
— Королева, сударь, королева МирдемИнггала...
— Что с ней, она погибла? — с ужасом спросил Билли.
Советник вдруг с гневом стукнул костяшками пальцев по крышке стола.
— Наша королева изгнана из столицы, сударь, она отправилась в ссылку. Сегодня утром отплыл корабль, на котором она держит путь к далеким южным берегам. К древнему Гравабагалинену. И, скорее всего, уже никогда не вернется оттуда.
Закрыв ладонями лицо, Билли разрыдался, как ребенок. В один миг его жизнь потеряла всякий смысл.
Глава 6.
Несчастья советника
Был древний край, зовущийся Эмбруддок, в котором среди искони живущих там крестьян ходила поговорка: Нет ни одного клочка земли, где можно жить сносно, но нет ни одного клочка земли, где кто-нибудь бы не жил .
Поговорка была в определенном смысле справедлива. Даже в нынешний, более чем неспокойный век, когда почти никто не сомневался, что миру не избежать гибели в геенне огненной, тысячи путников всех мастей продолжали кочевать по землям Кампаннлата. От целых племен, начиная от вечных мигрантов мадис и кочевых народов Трибриата, и кончая пилигримами, измеряющими пройденный путь не в милях, а в усыпальницах и часовнях; от банд разбойников, различающих ту или иную местность по количеству перерезанных там глоток и сорванных кошельков, до одиноких странствующих торговцев, проходящих тысячи миль для того, чтобы продать песню или камень чуть дороже, чем дома, — все эти люди находили успокоение и отраду в беспрерывном скитании.
Даже пожары, пожиравшие в сердце континента целые провинции и прекращавшие своё собственное путешествие только у реки или на краю пустыни, не могли заставить путников свернуть с пути. Более того, именно пожары прибавляли новые несчетные тысячи к числу странников, пополняя их ряды множеством беженцев, пустившихся на поиски нового крова.
Одна из таких групп беженцев спустилась к Матрассилу по Валворалу как раз вовремя, чтобы увидеть отбывающую в изгнание королеву МирдемИнггалу. Королевские стражники не позволили странникам глазеть на удивительное зрелище разинув рот. Несколько офицеров, спустившись по крутому берегу к утлым челнокам несчастных, немедленно рекрутировали их и тут же отправили на Западную войну.
Но в этот полдень жители Матрассила на время забыли о войне — точнее, заставили себя выкинуть из головы мысли о ней перед лицом новой душераздирающей драмы. В скудной животрепещущими событиями жизни наступил день яркий и значительный: нищета, приучившая народ к терпению, вынуждала его при первой же возможности бежать в мир иллюзий. По этой же причине народы Геликонии прощали своим королям и королевам их пороки и наделяли их невиданными качествами, дабы потрясение от падения их идолов смогло расцветить серость и пустоту существования.
Плывущий над городом дым саваном окутывал толпу на набережной, глуша все разговоры. Королева появилась в собственном экипаже и медленно проехала мимо; люд расступался, давая ей дорогу. Вились и хлопали флаги, а ещё — вымпелы и знамена с надписями ПОКАЙСЯ! или УЗРИ В НЕБЕ ЗНАМЕНИЕ! Королева сидела прямо и глядела перед собой, не поворачивая головы ни направо, ни налево, словно мумия.
Карета королевы остановилась на набережной. С запяток спрыгнул мрачный лакей и открыл для королевы дверцу. Высунув из двери дрожащую ножку, МирдемИнггала нетвердо поставила её на булыжник мостовой. Следом за королевой появилась принцесса Татро, а за ней её первая фрейлина, тоже отправленная мстительным королем в изгнание.
Остановившись на секунду, королева МирдемИнггала осмотрелась. Её лицо скрывала вуаль, но ощущение красоты витало вокруг неё подобно аромату её тонких дорогих духов. Барка, ожидающая её и её двор, чтобы унести их вниз по течению реки к Оттасолу, а оттуда к Гравабагалинену, уже качалась на волнах. На палубе барки капитан в полном торжественном облачении готовился приветствовать королеву королев на борту. Повернувшись, МирдемИнггала направилась к трапу. Толпа охнула, когда ножка королевы последний раз ступила на землю Матрассила.
Королева королев шла со склоненной головой. Поднявшись на палубу и молча приняв приветствие капитана, она откинула с лица вуаль, высоко вскинула голову и подняла руку в прощальном жесте.
При виде несравненного лица королевы от грузовых пристаней, от мостков переходов и близлежащих крыш, со всех сторон донесся медленно нарастающийся гул, постепенно перешедший в приветственные крики. Так искренне, хоть и не слишком стройно, Матрассил прощался со своей отбывающей королевой.
Помедлив лишь минуту, королева снова опустила вуаль, повернулась на каблуках и сошла с палубы вниз, скрывшись из виду.
Когда корабль начал выбирать якорь, молодой придворный, известный поэт, выбежал из толпы, и, взобравшись на кран у самого края набережной, прочитал народу свежесочиненную поэму под названием Она — о Лето! К сожалению, поэма была так себе, а приветственные крики толпы тоже быстро стихли.
Никто в молчаливо прощавшейся толпе понятия не имел о событиях во дворце, имевших место раньше в тот же день, хотя новости о пугающем поступке короля просочились за стены твердыни на вершине скалы сразу же, как только в королевском дворце вспыхнул ужасающий пожар.
Паруса были подняты. Корабль изгнанницы медленно отчалил от берега Матрассила и начал своё путешествие вниз по течению реки. Личный викарий королевы молился, стоя на носу барки. Никто в толпе зрителей на набережной, на береговых утесах, на коньках крыш не шелохнулся. Неуклюжий корабль медленно удалялся, превращаясь во всё более неясное пятно.
Мало-помалу толпа начала расходиться — люди возвращались по домам, унося с собой знамена и вымпелы. А также память об знаменательном событии — событии, которое можно будет обсуждать ещё многие годы...
* * *
При королевском дворе Матрассила не было единства. Придворные, как и всегда, разбились на множество кружков, не согласных между собой и непримиримых. Лишь малая часть их находила поддержку в народе; прочие ограничивали свою популярность пределами дворцовой крепостной стены. Но самыми популярными были, без сомнения, мирдопоклонники. Иронически прозванная так клика старых баронов выступала против всех указов короля-узурпатора и поддерживала королеву королев в любых её начинаниях.
Но и внутри больших групп существовали группы помельче. Раскол доходил до того, что, увлекаемый собственным интересом, каждый и всякий выступал против своего соседа. За и против предстоящего династического союза с Олдорандо изобретали множество доводов, причем по мере оборота дворцовой интриги противоборствующие стороны по очереди использовали все доводы своих оппонентов.
Каждая из так или иначе обиженных королевой и теперь жаждущих отомстить женщин непременно желала видеть МирдемИнггалу изгнанной. Мужчины — в основном из тех, кто тайно вожделел её и мечтал ею обладать — всячески стояли за то, чтобы королева осталась в столице при дворце. Среди тех, кто требовал оставить королеву в столице, отыскивались наглецы — из наиболее отчаянных и непреклонных мирдопоклонников — которые не только требовали вернуть королеву во дворец, но и настаивали на том, чтобы вместо неё в изгнание отправился король. Ибо, если рассматривать дело с точки зрения законности — о физической привлекательности они старались умалчивать — у королевы было куда как больше прав претендовать на трон Борлиена, чем у сына самозванца короля Орла. Завистливые враги и короля и королевы были в эти дни особенно деятельны. В день отплытия корабля с изгнанницей на борту они уже были готовы взяться за оружие.
И поутру в день изгнания король ЯндолАнганол протрубил свой святой поход против недовольных.
Решив прибегнуть к хитрости, король вместе с советником Ирврашем пригласил всех вождей мирдопоклонников на встречу в дворцовую залу. Всего их собралось шестьдесят один и у большинства их, в особенности у тех, кто ещё считал своим долгом хранить верность родителям МирдемИнггалы, РантанОборалу и Шаннане Дикой, в бороде уже белела седина. На встречу с монархом они шли, исполненные праведного негодования. Впустив мирдопоклонников в залу, дворцовая стража закрыла и крепко заперла за ними двери. Пока мирдопоклонники сходили с ума от жары и громко выражали своё недовольство, Орел со зловещей улыбкой на лице отправился на последнюю встречу с королевой.
Узнав от слуг, что её изгнание неизбежно, МирдемИнггала долго не могла опомниться. Её лицо залила мертвенная бледность. Глаза лихорадочно блестели. Она не могла сказать ни слова. То и дело её взгляд останавливался на каких-то мелких незначительных предметах. Когда в дверях её покоев появился сам король Орел, МирдемИнггала обсуждала с фрейлиной Мэй ТолрамКетинет судьбу своих детей. Если меч неминуемой угрозы навис над ней, то и будущеё детей не застраховано от жутких неожиданностей. Татро была ещё девочкой, совсем ребенком. В сложившихся обстоятельствах основной удар ярости ЯндолАнганола мог обрушиться на её сына Робайдая. Но, отправившись на одну из своих диких прогулок, Робайдай исчез. Королеве казалось, что она уже никогда не увидится с сыном, не сможет сказать ему прощай . Недавняя смерть его дяди лишала её последней надежды на то, что при дворе останется хоть кто-нибудь, кто сможет оказать влияние на неуживчивого и упрямого молодого человека.
Разговаривая, королева и первая фрейлина шли через тенистый сад. Татро играла с принцессой Симодой Тал — что могло бы быть смешно, когда бы не было так грустно.
