Сказав это, советник отвернулся, чтобы скрыть отвращение к роли, которую ему приходилось играть.
* * *
Напряжение охватило всех в матрассильском дворце. Исключение составляли, наверное, только фагоры, чья нервная система не знала, что такое ожидание. Но даже фагоры были неспокойны — запах недавнего пожара ещё не выветрился из комнат и переходов дворца и зловещим облаком висел повсюду.
Простившись с советником, король удалился в свои покои. Спустившись в подземную часовню, Орел предался там в обществе королевского викария молитве и бичеванию, велев взводу Первого Фагорского занять пост перед дверями своей половины. Рунт Юли был оставлен под присмотром своих собратьев. Облегчив разум молитвой, король укрепил свой дух бичеванием.
После этого, омытый в купальне прислужницами, Орел снова призвал к себе главного советника. Но СарториИрвраш появился только после третьего напоминания, весь перепачканный чернилами, в потрепанном домашнем халате и матерчатых шлепанцах. Казалось, старик переживает великое горе — так молча и насупленно он стоял перед королем, без слов оглаживая свою козлиную бородку.
— Ты был чем-то занят, так занят, что не слышал зова своего короля? — язвительно спросил ЯндолАнганол, лежа нагишом в купальне. Рунт Юли сидел в нескольких футах от хозяина, на её бортике.
— Я стар, ваше величество, и сегодня у меня был ужасный день, — пробормотал советник, низко опустив голову. — Я крепко спал, только и всего.
— Не спал ты, а опять кропал свои проклятые записки — это видно по твоей перемазанной чернилами роже! — гневно обвинил король.
СарториИрвраш вздохнул. Он и в самом деле пытался найти забвение в работе — но нечего было и думать сказать про это королю.
— Если хотите знать правду, то я действительно пытался отдохнуть и оплакивал судьбу шестидесяти одного погибшего в огне мирдопоклонника, — пробормотал он.
Король в ярости стукнул кулаком по воде, подняв тучу брызг.
— Ты же атеист, советник. У тебя нет души, тебе нечего успокаивать. И ты не виновен в их гибели. Так что оставь слезы по погибшим мне!
СарториИрвраш показал в осторожной улыбке зубы. Он наивно решил, что гроза уже миновала.
— Чем же могу служить вашему величеству?
Король ЯндолАнганол поднялся из воды и служанки обернули его бедра широким полотенцем. Орел гордо ступил из купальни на кафельный пол.
— Ты уже достаточно мне послужил, старая крыса!
Король окинул советника одним из своих темных, сверкающих как черный бриллиант взглядов.
— Ты стал стар и ленив, мерзавец, — я изгоняю тебя с королевской службы, как старого хоксни, которых ты так любишь. Я намерен найти на твоё место кого-нибудь другого — того, кто будет служить мне вернее, чем ты, старый плешивый козел!
Прислужницы, убирая глиняные кувшины, в которых принесли горячую воду для королевского омовения, молчаливо и с любопытством прислушивались к развернувшейся на их глазах неожиданной драме.
— В мире полно тех, кто немедленно согласится с любым вашим мнением, едва вы того потребуете, ваше величество, — дрожащим голосом пролепетал СарториИрвраш. — Если вы решили доверить судьбу страны подобным людям, то я не стану возражать, это ваше право. Но нельзя ли узнать, чем я заслужил такую немилость? Разве не я поддерживал все ваши начинания?
Досадливо отбросив полотенце, совершенно голый король несколько раз раздраженно прошелся по комнате. Его взгляд метался от предмета к предмету столь же стремительно, сколь стремительной была его походка. Заметив, что хозяин расстроен, Юли сочувственно заскулил.
— Взгляни, с чем я остался благодаря тебе, — сказал король, немного успокоившись. — Я разорен. У меня нет королевы. Нет армии. Народ меня ненавидит. Скритина тоже. И не говори мне, что я стану любимцем толпы, как только новость о моей новой женитьбе на олдорандской потаскушке станет общим достоянием! Ведь именно ты заставил меня сделать это — так вот, с меня довольно твоих предательских советов!
Попятившись, СарториИрвраш прижался спиной к стене, в безопасном отдалении от размашисто расхаживающего короля. Советник в отчаянии заломил руки. Он наконец понял, что его дела совсем плохи, и дело не в опоздании — король наконец-то нашел, на кого излить охвативший его дикий гнев.
— Государь, я верой и правдой служил вам и вашему отцу, — осторожно начал он. — Когда нужно было лгать, я лгал ради вас. Я и сегодня солгал об этом ужасном убийстве мирдопоклонников, лишь бы услужить вам! Вы можете найти себе множество советников — но где вы найдете такого умудренного, как я? Хотя вы, ваше величество, конечно же выше любого смертного, и в вашей воле казнить меня или миловать.
— Убийство?! — проревел король. — Ты хочешь сказать, что я, твой государь, преступник, убийца?! Но как иначе я мог предотвратить восстание? — его тон всё же несколько смягчился. — Эти мерзавцы убили бы меня!
СарториИрвраш утер со лба холодный пот. Он уже понимал, что ходит буквально по лезвию меча.
— Служа вам, я всегда старался в полной мере исполнить ваши замыслы и никогда не думал о собственном благе, — сказал он. — Я понимаю, вы расстроены участью вашей жены, но так уж, видно, должно было случиться.
— Понимаешь?! — злобно процедил король. — Что ты понимаешь в любви — ты, бездушный урод!
— Помните, когда-то давно я говорил вам, что такую женщину, как королева, вам больше не найти никогда... — беспомощно пробормотал советник.
Подхватив полотенце с пола, король быстро обернул его вокруг своих узких бедер. У его ног уже собиралась лужа.
— Но ты сказал мне, что мой первейший долг — в служении стране, — гневно обвинил он. — И я принес эту жертву, поскольку понял твои слова именно так!
— Нет, ваше величество, нет, определенно... — советник растерявшись даже замахал руками.
— Опгедегенно, — повторил за ним Юли, заучивая новое слово.
— Не лги мне! — проревел король. — Я помню, что ты говорил мне, старый негодяй, мерзавец!
— Сейчас вам нужен козел отпущения, чтобы сорвать злость, государь, — промямлил СарториИрвраш, уже сам едва ли понимая, что несет. — Прошу вас, подумайте, прежде чем выкидывать меня на улицу. Это преступление перед страной!..
Роковые слова советника разнеслись эхом, отразившись от стен ванной. Лицо Орла почернело от гнева. Служанки заторопились убраться со сцены назревающего грозного действа, и, когда король повернулся к ним, застыли в карикатурных позах бегства.
Окинув женщин презрительным взглядом, король снова повернулся к советнику. Лицо Орла покраснело от дикой злобы, краска волнами спускалась на шею и обнаженный волосатый торс.
— Значит, я всё-таки преступник?! Ты снова это повторил, мерзавец! Я преступник?! Ты, старая крыса, ты, давший мне этот подлый совет, теперь позволяешь себе оскорблять меня?! Меня, своего короля и господина?! Всё, убирайся вон! Сейчас же, пока я не убил тебя!
Развернувшись, король шагнул к своей одежде, сложенной на стуле.
Ошалев от страха, не думая о том, что он и так зашел уже слишком далеко, СарториИрвраш дрожащим голосом пролепетал:
— Простите, ваше величество, но мне кажется, я понимаю ваш замысел. Отстранив меня от дел, вы получите возможность обвинить меня перед скритиной во всём, что произошло, свалив на меня всю мыслимую вину и тем самым очистившись в глазах народа. Может быть, вам даже удастся ввести их в заблуждение... неплохое решение, государь, очень неплохое, хотя и предсказуемое, не новое — хотя, вместе с тем, можно согласиться, как изящно...
Схватив себя за горло, советник замолчал. Багровый вечерний свет заполнял комнату. Испод облаков за окном освещали вспышки далеких зарниц. Взявшись за рукоятку лежащего на столе меча, король вытащил его из ножен. Потом с улыбкой взвесил меч в руке.
Попятившись, СарториИрвраш опрокинул кувшин с теплой водой, разлившейся по кафельному полу широким потоком. Лицо его стало пепельно-бледным.
ЯндолАнганол начал бой с тенью, выполняя свои обычные упражнения с мечом, делая выпады, уклоняясь от ударов и нанося их, иногда уходя в глубокую защиту, иногда переходя в атаку. Фехтуя, он быстро передвигался по комнате. Прислужницы жались к стенам, тихо охали и не смели вымолвить ни слова.
— Туше! Ампо! Хоп! Туше!
Меч короля со свистом рассек воздух — и лезвие вдруг устремилось к советнику. Стальное остриё замерло всего в нескольких дюймах от шеи СарториИрвраша. Не опуская меча, король сказал:
— Где мой сын, а, старый козел? Где он, где Робайдай? Ты знаешь, что он хочет моей смерти?!
— Мне хорошо известна история вашей семьи, ваше величество, — ответил СарториИрвраш, вновь инстинктивно прикрывая горло руками.
— Мне нужно уладить дело с моим сыном, — со страшной улыбкой произнес король. — Может быть, ты прячешь его у себя, в этом своём кроличьем садке?
— Нет, государь, у меня его нет! — почти взвизгнул перепуганный советник.
— А я говорю, прячешь — фагор-стражник донес мне! И знаешь, что он ещё мне нашептал? Оказалось, ты не так уж скорбишь по жене, как говоришь, — со служанкой ты по-прежнему лихой, ага?
— Государь, события последнего времени утомили вас, вы перевозбудились, — бессознательно пробормотал СарториИрвраш, глядя на меч короля, как на змею. — Позвольте дать вам...
— Я больше не приму от тебя ни одного совета, старый козел, а вот ты сейчас получишь сталь в глотку, если не скажешь мне правду! — гневно заорал король. — Отвечай же! У тебя в комнатах кто-то есть?
— Да, сударь, конечно — у меня там есть посетитель, юноша из Морструала, и только-то, — жалобно пролепетал до смерти перепуганный советник.
Король презрительно хмыкнул.
— Юноша, говоришь? Ах ты старый извращенец...
Внезапно король потерял интерес к посетителю советника. С криком вскинув руку, он метнул меч, глубоко вонзившийся в деревянную балку под потолком. Подпрыгнув, король ухватился за рукоятку и вырвал оружие, при этом полотенце упало с его бедер.
Наклонившись, советник поднял полотенце, чтобы вернуть его монарху, и льстиво проговорил:
— Я понимаю, откуда происходят ваша ярость и безумие, государь, и вполне допускаю...
Эти слова и оказались воистину роковыми. Схватив вместо полотенца халат СарториИрвраша, король рванул его на себя, чуть не свалив советника с ног. Полотенце снова полетело на пол. Советник испустил сдавленный крик. Пытаясь вырваться, он поскользнулся, упал и потянул за собой короля — они вместе тяжело рухнули на пол, прямо в лужу натекшей воды.
Через мгновение король, вскочив ловко, как асокин, уже снова был на ногах, и, вдруг успокоившись, махнул рукой прислужницам, приказав им помочь советнику подняться. С помощью двух служанок советник с трудом встал, кряхтя и держась за спину. Его старый позвоночник словно превратился в битое стекло.
— Теперь уходите, сударь, — неожиданно спокойно приказал король. — Убирайтесь вон из моего дворца и из моего города. Собирайте вещи — и поторопитесь, пока мне не пришла охота показать, каких глубин способно достигать моё... безумие. И помните — я знаю, кто вы: проклятый Акханабой атеист и богохульник!
Добравшись до своих покоев, советник приказал служанке-рабыне размять его ушибленную спину и втереть в неё целебную мазь. Какое-то время он лежал так и отдыхал, постанывая от боли и унижения. Его личный страж и телохранитель, фагор Лекс, взирал на страдания хозяина с полнейшим равнодушием.
Получасом позже советник попросил сока скваанейи в бокале, набитом лордриардрийским льдом, жадно выпил его, и, тщательно взвешивая каждое слово, написал королю письмо, время от времени почесывая отбитую спину.
"Достопочтенный государь!
Я верой и правдой служил дому Анганолов много лет, чем снискал заслуженную славу и уважение. Я и сейчас готов продолжать службу, несмотря на все ваши выпады в мою сторону, поскольку мне хорошо понятна буря, поднявшаяся в душе Вашего Величества и затмевающая Ваш разум.
Что касается моего атеизма и преданности наукам, на что Вы так часто соизволяете гневно мне указывать, то позволю себе сказать, что я таков, каков уж есть, а науки и чистый незатуманенный разум позволяют мне видеть мир в истинном свете, без прикрас или уничижения. Я никогда не пытался настроить Вас против вашей веры; единственное, чего я хотел — указать Вам, в чем и как слепая вера может затруднить Ваше и без того сложное положение.
Я вижу наш мир в его повсеместном единстве. Вам известно о моём открытии полосатой окраски хоксни, опровергнувшем прежнее общее мнение. Открытие моё крайне важно, поскольку соединяет в одну цепь времена нашего Великого Года и даёт общее представление об их сути. Я уверен, что не только хоксни, но и многие другие растения и животные имеют свойства адаптации подобного же характера, позволяющие им выживать в тяжких условиях нашего непростого и столь разительно меняющегося климата.
Определив для себя всё это, я задал себе вопрос: возможно ли, что и у людей существует нечто увековеченное на все времена, пронесенное сквозь холода и жару многих Великих Сезонов? Возможно, это "нечто" по природе совершенно отлично от окраски хоксни в том смысле, в котором человек отличается от зверя? И я нашел себе ответ на этот вопрос.
Именно религия есть связующая сила общества, объединяющая людей в пору невыносимых холодов, или, как теперь, мучительной жары. Этот институт, сплачивающий общество, объединяющий, предотвращающий раскол и разброд, необычайно ценен, поскольку позволяет нациям выживать и сохранять единство.
Но вместе с тем религия не может управлять мыслями и жизнью каждой личности. Принося слишком многое в жертву вере, мы становимся её рабами, как мадис стали рабами своего укта. Государь, я прошу простить мне эти строки, которые, я почти уверен в этом, Вы не найдете приятными, но взгляните на вещи трезво — разве сами Вы не жалкий раб служителей Акханабы..."
Написав это, советник опомнился. Нет, так не пойдет — как обычно в последнее время, он зашел слишком далеко. Прочитав подобное письмо, король немедленно отдаст приказ убить его или сделает это сам, что при его теперешней взвинченности более чем вероятно. Торопливо бросив в печь предательский листок бумаги, советник переписал письмо, наполнив его униженными извинениями. Закончив, он вызвал Лекса и приказал двурогому доставить письмо в покои государя. После чего упал в кресло и разрыдался. Его блестящая карьера внезапно подошла к концу — и всего лишь потому, что он не смог промолчать в нужный момент. Думать об этом было нестерпимо.
Пролив слезы, он задремал. Через какое-то время, очнувшись, он увидел над собой Лекса, молча гоняющего в ноздрях белые молоки. Фагоры были молчаливы и терпеливы как ни одно живое существо на свете, и эту черту анципиталов советник ценил больше всего; он ненавидел двурогих в целом, но считал их более исполнительными сравнительно со слугами-людьми.
Судя по настольным часам, было уже около полуночи. Советник зевнул, потянулся и вновь помассировал отбитую спину. За окном над пустым дворцовым двором продолжали мигать зарницы. Дворец спал — весь, до последнего фагора, за исключением, может быть, короля. СарториИрвраш подумал, чем же занять себя после неурочного сна. Долго ему думать не пришлось.
