— А, вот вы где, моя дражайшая королева, моя мачеха — как вы прекрасны в это время дня, как великолепно играет солнце на вашем белом меху с красными перьями! Вы так тщательно скрываете своё дивное тело от палящего солнца, бережете его для развратника-иного, своего дружка, бросающегося на вас, будто вы лакомая приманка. Или свиноматка. Или невоздержанная сладострастница-полумадис!
— Отпустите, больно! — всхлипывал маленький фагор, пытаясь вырваться.
Стремительно бросившись вперед, король ЯндолАнганол хотел ухватить сына за плечо, но тот оказался проворнее и успел увернуться. Поймав свисающую с дерева цветущую лиану, Робайдай одним быстрым движением обернул её вокруг шеи Юли. Пытаясь вырваться, рунт забегал кругами, хрипя и отдирая цепкое растение от горла. Король ЯндолАнганол наконец сумел схватить сына, поджимая от гнева губы.
— Я не стану тебя бить, но прошу, прекрати паясничать и говори со мной с тем же уважением, с каким обращаюсь к тебе я! По-моему, я это заслужил. Я — твой отец и твой король, Вутра тебя побери!
— Ах, Боже мой, какие речи! — засмеялся полуголый принц. — А как же поруганная честь моей матери — отчего бы мне не взять с тебя пример? Ты опозорил её подлой ложью, изгнал, по уши увяз в своих гнусных кознях!
Роба вдруг разрыдался, — и, получив от отца крепкую пощечину, отшатнулся.
— Не испытывай моё терпение! — рявкнул король. — Молчи, или, клянусь, я прикажу тебя высечь! Возьми себя в руки, ибо, если по счастью окажется, что ты сохранил остатки разума, моё место в этой безумной рокировке займешь ты, как и было задумано изначально. Ты женишься на Симоде Тал и сможешь бросаться на неё сколько угодно. Если нам удастся добиться от Священной Империи согласия на это, тогда всё устроится как нельзя лучше. Почему ты всегда думаешь только о себе, сын?
— Потому, что я хочу отвечать только за собственные выходки! — слова срывались с губ Робы, как плевки.
— Но ведь я твой отец и ты должен проявить ко мне уважение, — как-никак, ты обязан мне появлением на свет, — горько заметил король. — Или ты забыл о своём происхождении? О том, что ты наследник трона Борлиена? Что ж, это легко исправить — мы запрем тебя в яме и будем поливать водой со льдом, пока разум не вернется к тебе!
Прижав руку к разбитой губе, Роба пробормотал:
— Может, я сошел с ума, но таким я, по крайней мере, смогу жить на свете. Предпочитаю забыть о том, чей я сын, ибо помнить это невыносимо!
Оба капитана стражи встревоженно подъехали к ним с мечами наголо. Повернувшись к ним, король приказал им спрятать оружие в ножны, спешиться и схватить безумного принца. Но, едва отец отвернулся, Роба неистовым рывком вырвал свою руку из его и с победным криком огромными скачками помчался в чащу.
Один из офицеров моментально вложил стрелу в арбалет, но король запретил ему стрелять. Лишать своего сына жизни он всё же не желал. Пока.
— Робайдай плохой, — прохрипел сбоку от него полупридушенный Юли, всё же избавившись от лианы.
Не обращая внимания на жалобы рунта, король вскочил в седло, на Ветра, и поскакал во дворец. Его черные брови грозно сошлись на переносье и сейчас он как никогда напоминал орла.
Уединившись в своих покоях, ЯндолАнганол погрузился в пбук, к чему прибегал крайне редко. Опустив душу к Прародительнице, он встретился с останками своей матери и долго беседовал с ними. Но встреча с матерью мало утешила его. Мать напомнила ему, что бабка Робайдая по матери, королеве королев, — безумная Шаннана Дикая, и посоветовала принимать принца таким, какой он есть. Ещё мать сказала, что он может не винить себя в смерти мирдопоклонников, ведь те признались ей, что и впрямь готовили убийство государя.
Покрытый осыпавшимися кусками иссушенной плоти скелет как мог пытался утешить короля. Но старания покойной королевы не увенчались успехом — душа её сына вернулась в мир живых по-прежнему безутешной.
Хитроумный отец короля, по-прежнему влачащий своё существование в сыром дворцовом подвале, оказался более практично настроенным. Казалось, у ВарпалАнганола готов совет на все случаи жизни.
— Постарайся подогреть скандал вокруг Пашаратида, — посоветовал он сыну. — Прикажи своим шпионам распространить новые слухи о том, что дриаты лишь выполняли подлый план сиборнальцев, направленный на разрушение королевства. А придумала его жена Пашаратида, которую дурак-муж так кстати бросил в столице, якобы с поручением вывезти его деловые бумаги. Любой слух, порочащий Сиборнал, сейчас буквально на вес золота. Это как раз то, что нужно проклятым панновальцам, — и это ничего не стоит нам.
— А что мне делать с Робайдаем? — мрачно спросил король. — Ведь это он виноват в том, что мне, а не ему пришлось жениться на наследнице престола Олдорандо! Именно благодаря ему я вынужден расстаться с королевой и ползать на брюхе перед этой подлой сворой лживых подземных святош!
Отвернувшись в своём кресле, старик хитро прищурил глаза.
— С ним ты ничего поделать не можешь и потому оставь его в покое. Но постарайся ускорить развод и приблизить женитьбу — это может оказаться полезным. Кто знает, что готовит нам завтрашний день?..
Король ЯндолАнганол молча прошелся по темнице, закипая от гнева.
— Но женившись на этой сучке-полумадис я окажусь в руках Це'Сарра! Стану его наместником в собственном королевстве!
Старик откашлялся, и, прежде чем заговорить снова, долго сплевывал кровавую мокроту.
— Говорят, там, снаружи, жарко... Я совсем не чувствую жары — неужели люди так изнежились?.. Послушай, Ян, твои дела идут всё хуже с каждым днем и выбирать не приходится. Лучше уж тебе оказаться в руках Це'Сарра, чем в руках мирдопоклонников. Он, по крайней мере, не жаждет отрубить тебе голову. А если это тебе не по вкусу, подумай, как королева-изгнанница может вдруг стать мертвой королевой. Это обрадует наших друзей в Панновале, но, как я вижу, вовсе не обрадует тебя. Женитьба — меньшее из зол.
Король послушался совета отца. В далекий Панновал через Олдорандо и Мадуру был отправлен в сопровождении хорошо вооруженного отряда посланник с поручением передать Первосвященному Це'Сарру, главе Священной Панновальской Империи, письмо с нижайшей просьбой всемерно ускорить выдачу грамоты с разрешением на развод. Вместе с письмом посол вез драгоценные иконы и прочие подарки, в том числе и священные реликвии, на скорую руку сфабрикованные матрассильскими церковными умельцами.
К сожалению, расправа с мирдопоклонниками, как это стали называть, не выходила из головы горожан и депутатов скритины, не без оснований опасавшихся, что им уготована та же судьба. Шпионы докладывали о ширящемся движении недовольных в столице, о готовящемся восстании, о гонцах, отправленных в Оттасол, чтобы заручиться поддержкой тамошних обиженных баронов. Королю срочно понадобился козел отпущения. И его не пришлось долго искать — им стал бывший советник СарториИрвраш, который, в нарушение его прямого приказа, не спешил убраться из дворца.
СарториИрвраш — некогда любимый учитель Робайдая — мог стать в глазах нации отличной жертвой. Народ никогда не любил ученых умников, а у скритины были свои причины ненавидеть советника короля Орла, во-первых, за его длинные руки и принципиальность, а во-вторых, за его раздражающее красноречие. К тому же, обыск покоев советника наверняка мог дать состав преступлений наихудшего сорта. Король знал, что в кабинете СарториИрвраша хранились заметки с описанием его чудовищных экспериментов по скрещиванию иных, мадис и людей, которые он проводил в удаленном от дворца тайном питомнике. Кроме того, там была конечно же и кощунственная с церковной точки зрения рукопись его проклятой 'Азбуки Истории и Природы'. На страницах этой книги наверняка было полно ереси, наговоров, а то и просто лжи против Акханабы и Святой Церкви. И она, и скритина, получив такой подарок, будут лизать от восторга сапоги короля!
Обдумав всё это, Орел послал к советнику солдат, возглавляемых самим архиепископом борлиенской церкви БранцаБагинатом, личностью, известной своей твердостью и непримиримостью к науке.
Обыск, предпринятый в покоях советника, оказался удачным сверх всяких ожиданий. В кабинете СарториИрвраша отыскался вход в потайную комнату (хотя страже так и не удалось обнаружить тут тайный ход за пределы дворца). В этой комнате нашли пленника, вроде бы человека, любопытнейшей наружности. Когда по приказу архиепископа солдаты тащили его вон, пленник совершенно безумным голосом выкрикивал на олонецком, что спустился прямиком с Кайдау.
Огромное количество бумаг самого возмутительного содержания вынесли во двор замка и там начали жечь. Советника схватили и он предстал перед королем.
Несмотря на то, что уже было двадцать минут пополудни, туман не собирался рассеиваться; напротив, мгла всё густела, принимая желтоватый оттенок. Город внизу полностью затянуло туманом и дворцовый утес словно плыл посреди бескрайнего моря, вздымая над ним свои башни, точно медленно погружавшийся в пучину корабль. Именно туман, навевающий клаустрофобию, был причиной нерешительности и колебаний короля между гневом и жаждой крови — и жалостью, между спокойной рассудительностью — и диким возбуждением. Неприбранные волосы Орла стояли дыбом, нос, словно служа предохранительным клапаном душе, переполняемой чувствами, то и дело начинал кровоточить. По коридорам дворца король сейчас не ходил, а стремительно бегал, вне себя от тупости придворных, сопровождающих его с подобострастными улыбками, но не способных сказать ничего, кроме слов бесполезной уже лести.
Когда трепещущий от ужаса советник и Билли были предъявлены королю, тот для начала наотмашь ударил СарториИрвраша по лицу, пачкая халат советника обильной порцией крови из расквашенного носа. Затем, легко, как тряпку, подняв скулящего советника с пола, Орел прижал его к груди и разрыдался, умоляя простить его внезапную горячность.
В момент наивысшего раскаяния короля ему доложили, что во дворец прибыл ледяной капитан Мунтрас — засвидетельствовать своё почтение монарху.
— Пусть придет позже! — рявкнул король. — Он скитается по всем странам — может быть, он принес мне вести о королеве МирдемИнггале. Вот что: попросите его подождать, я скоро сам выйду к нему. Проклятие, может он подождать, я спрашиваю? Весь мир может подождать!
И король продолжил проливать слезы над окровавленным СарториИрврашем и одновременно кощунственно ругать его. Всего через минуту он успокоился и снова велел вызвать к себе слуг.
— Бог с ним — зовите этого ледяного капитана! Пускай он тоже подивится на эту насмешку Вутры над родом человеческим!
Последнее относилось к Билли Сяо Пину, на которого король наконец соизволил взглянуть.
Испуганный окровавленным лицом короля Билли, чьи нервы после приключений последних дней и в особенности последней ночи были в ужасном состоянии, стоял переминаясь с ноги на ногу и изо всех сил сдерживался, чтобы не разрыдаться, — что было бы сейчас, конечно, крайне неуместно. На его родном Аверне человека, позволившего себе то, что вытворял сейчас король, давно бы уже заперли в психиатрический изолятор. В трактате 'О временах года Геликонии, длящихся дольше, чем человеческая жизнь' о чувствах геликонцев говорилось ясно и точно, хотя и кратко. 'Эмоциональный уровень неоправданно высок', утверждалось там. Сверхвозбудимые борлиенцы считали так же. Их король не был похож на благожелательно настроенного слушателя.
— Э-э-э-э... здрасьте, — наконец выдавил Билли, сопроводив слова вымученной улыбкой. И тут же оглушительно чихнул.
Никто не знает, чем это могло бы для него кончиться, — но тут в дверях комнаты с поклоном появился Мунтрас. События разворачивались в одной из самых древних и тесных частей дворца, насквозь пропахшей известкой, хоть той известке и было уже четыре сотни лет.
Почтительно поприветствовав короля, ледяной капитан принялся осторожно и с любопытством осматриваться по сторонам, неловко переминаясь на плоских ступнях. Он никогда не бывал в этой части здания и не представлял, зачем его пригласили сюда.
Король едва ответил на приветствия Мунтраса. Указав на груду подушек, он бросил:
— Можете присесть там — смотрите и молчите. Перед вами то, что мы нашли в гнилостном гнезде предательства, — глядите же и удивляйтесь!
Быстро повернувшись обратно к Билли, король спросил:
— Сколько же лет тебе пришлось томиться в застенке СарториИрвраша, несчастное создание?
Несколько сбитый с толку великосветским характером обращения короля, Билли ответил не сразу. В голове у него всё перемешалось и он потерял представление о том, сколько же прошло времени.
— Неделю... может быть, восемь дней... я не помню, ваше величество, — наконец сказал он.
Король грубо рассмеялся.
— Восемь дней и есть неделя, придурок! Что ты такое — результат сексуального эксперимента?
Король расхохотался над своей шуткой и смех эхом подхватили все присутствующие — не оттого, что шутка действительно была смешной, а больше от страха за собственные жизни. Никто здесь не хотел разделить судьбу мирдопоклонников.
— Просто от тебя воняет... как от сексуального эксперимента, — наконец брезгливо пояснил король.
Опять всеобщий смех.
Вызвав двух рабов, король велел им вымыть Билли и дать ему чистую одежду. Когда пленника вывели из комнаты, по приказу короля прямо сюда подали вино и еду. Проворные слуги, изгибаясь, словно ходячие луки, принесли на больших подносах дымящееся мясо козленка с красным рисом.
Пока Билли приводили в относительно приличный вид, король, в минуты волнения пренебрегающий едой, расхаживал по залу. О чем-то размышляя, он время от времени прижимал к всё ещё кровоточащему носу шелковый платок или разглядывал своё левое запястье, на котором его сын, РобайдайАнганол, вырываясь, оставил ногтями глубокие царапины. Вместе с королем по залу вперевалку расхаживал и архиепископ БранцаБагинат, здоровенный, пузатый, своими объемистыми формами, обтянутыми пурпурной мантией с шафрановыми кружевами, напоминающий боевой сиборнальский корабль, мчащийся под всеми парусами. Бесформенное лицо архиепископа могло бы принадлежать первому деревенскому драчуну и кулачному бойцу, если бы не мелькающее то и дело в прищуренных глазках священнослужителя безжалостное веселье — он торжествовал победу над своим злейшим врагом, СарториИрврашем. При дворе архиепископ пользовался величайшим уважением как человек дошлый и тонкого ума, а также как вернейший союзник короля ЯндолАнганола в лоне Святой Церкви.
Когда король останавливался, останавливался и БранцаБагинат, нависая над ним своей могучей тушей и составляя резкий контраст с босым Орлом, облаченным только в короткие панталоны и распахнутую куртку, открывающую его бледную волосатую грудь.
Зал, где они находились, представлял собой личную приемную СарториИрвраша и мало подходил для пребывания короля. По всему полу было разбросано множество старых, потертых и даже поеденных молью подушек и разномастных ковров, кроме того, в одном углу стояли старые деревянные стенные панели. В окно был виден узкий двор; время от времени там мелькали слуги с кипами бумаг в руках — они таскали в костер архив СарториИрвраша. Наконец, в комнату вернули Билли. Он был ещё весь мокр, одет в скверно сидящее на нем, с чужого плеча, тряпьё и удивленно моргал от таких резких перемен в своей жизни.
