— Капитан, вы мой спаситель и заслужили награду за свой труд, — пафосно сказал король. — Сейчас я почти нищ, от скритины, погрязшей в скаредности и дрязгах, ждать нечего, но я хочу вас наградить — что вы хотите в награду за свою преданность?
Мунтрас нервно переступил с ноги на ногу. Он уже видел, как легко может измениться настроение короля. К тому же, было крайне сомнительно, что в казне борлиенского монарха завалялась пара тысяч золотых.
— Государь, я служил вам не ради награды — я просто был горд и рад вам угодить — да я того и не стою, но уж коли зашел такой разговор, могу я предложить вам мену? Держа курс к Матрассилу, я, вдруг проникшись состраданием, спас из реки фагора, обреченного жестокими погромщиками, участниками святого похода, на погибель. Сейчас двурогий совершенно оправился от пребывания в воде, обычно завершавшегося для его сородичей фатально, и собирается приискать кров вдали от Ванлиена, где его род подвергают беззаконным преследованиям и гонениям. Я готов преподнести вам этого сталлуна в качестве раба, если вы согласитесь отдать мне вашего узника, кем бы он ни был, демоном или безумцем. Согласны вы на такой обмен?
— Можешь забрать себе этого выродка, если хочешь! — внезапно заорал король. — Забирай его и уводи скорей с глаз моих долой вместе с его вутровской побрякушкой. А взамен, капитан, я не приму от тебя ничего! Я заплачу тебе тысячу рун, если ты возьмешь на себя труд вывезти это за пределы моего королевства!
— Тогда я сейчас же забираю его с собой, — поклонился капитан. — В обмен, ваше величество, я пришлю вам моего фагора в надежде на то, что в будущем мой сын сможет продавать вам наш лордиардрийский лед за ту же достойную оплату, что и раньше. Он хороший парень, мой Див, хотя, государь, и не превосходит пока что своего отца, к сожалению.
Так Билли Сяо Пин перешел в распоряжение ледяного капитана. На следующий день легкий ветерок рассеял поднимающийся от реки туман, а вслед за туманом рассеялась и тоска короля. Сдержав обещание, он отправился в скритину, перед которой выступил с речью.
* * *
По мнению депутатов скритины, покашливающих и с интересом взирающих на Орла с жестких церковных скамей, король сегодняшний разительно отличался от короля вчерашнего. Коротко, но недвусмысленно отметив гибельную роль советника СарториИрвраша, богохульного атеиста и еретика, накликавшего на весь Борлиен гнев Акханабы, и не останавливаясь на этом, король ЯндолАнганол вдруг решил исповедаться.
— Господа парламентарии, когда я восходил на престол Борлиена, вы клялись мне в верности, — начал он. — Дела любезного нашему сердцу королевства сейчас идут не лучшим образом, что я конечно же не отрицаю и никогда не отрицал. Любой король, каким бы всемогущим он ни был, как бы ни радел за своих подданных, не может встать на пути всех жестоких ударов Судьбы — я говорю так потому, что почувствовал и понял это совсем недавно. Я не способен отменить своим указом засуху или запретить солнцам проливать свет на наши земли, и так выжженные ужасной жарой. Душе моей нет покоя, поскольку на ней лежит грех преступления. Подстрекаемый зловредным советником, я согласился на расправу с мирдопоклонниками. Я каюсь в этом перед вами и прошу у вас прощения. Но помыслы мои и в тот ужасный миг были чисты — убийством немногих я надеялся принести мир и согласие в королевство, предотвратить кровавый мятеж. Я отказался от своей королевы и оставив её оставил также похоть и все помыслы о личном благе. Мой новый брак с принцессой Симодой Тал из королевского дома Олдорандо будет чисто династическим — и целомудренным, целомудренным, клянусь вам! Я не притронусь к моей будущей жене — разве только наследника ради. Я отлично понимаю нелепость разницы наших возрастов и то, что это брак совершенно неравный, и тем более прошу понять меня. Отныне я собираюсь целиком и полностью посвятить себя делам своей страны, её благополучию. Это я обещаю вам — и клянусь ей в вечной верности, но в обмен, господа, хочу услышать от вас то же самое!
Говорил король с трудом, в горле его словно стоял ком, в глазах копились слезы. Слушатели сидели в полном молчании, неотрывно глядя на своего монарха, восседающего перед ними на золоченом троне на возвышении. Мало кто сочувствовал ему. Большая часть депутатов откровенно злорадствовала и уже прикидывала, какую выгоду можно будет извлечь из внезапной перемены настроения и ослабления решительности доселе непреклонного монарха.
* * *
У Геликонии не было спутников, однако приливы всё же имели место. По мере приближения Фреира к планете её водяная оболочка переживала рост приливной силы на шестьдесят процентов относительно периода, когда хозяин небес находился в апоастре, иначе говоря, был удален на семьсот сорок астрономических единиц. Поселившись в своём новом доме, королева МирдемИнггала стала часто гулять в одиночестве по берегу моря. На время прогулок мысли, мучительно гнетущие её в другое время, улетучивались и приходил покой. Берег моря представлялся ей как бы ничейной, переходной полосой между царством моря и царством суши. Он напоминал ей тускло освещенный матрассильский садик, пребывающий где-то между ночью и днем, теперь, к сожалению, бесконечно далекий. О борьбе суши и моря, ведущейся у её ног, непрерывной, без надежды на окончательную победу, без трепета поражения, она не задумывалась и имела о ней лишь весьма смутное представление. Глядя вдаль, на горизонт, она день за днем гадала, удалось ли ледяному капитану выполнить её просьбу и доставить адресату, генералу на далекой войне, заветное письмо.
Её одежды были сейчас по преимуществу бледно-желтыми. Цвет этот как-то незаметно пришел вместе с одиночеством. В прошлой жизни её любимым цветом был красный, но красное она больше не носила. По её мнению, красный цвет не вязался с Гравабагалиненом и его полным призраков прошлым. Свистящий шелест морского прибоя, с её точки зрения, требовал желтого.
Выкупавшись, королева оставляла Татро играть на пляже, а сама отправлялась на одинокую прогулку вдоль верхней линии прилива. Главная фрейлина, испытывая досаду и раздражение от утомительных причуд королевы, брезгливо следовала за своей госпожой в некотором отдалении. На песке тут и там попадались небольшие приземистые растения с мясистыми, ленточными, почти как у водорослей, листьями. Названия этих растений МирдемИнггала не знала, но собирать их любила, и очень. Позади, за спиной у этих отважных захватчиков новых территорий, лежала излизанная волнами приливов береговая полоса с обычным морским мусором.
Вслед за неизвестными приземистыми растениями появлялись пучки жесткой травы. Иногда пучки травы росли густо, образуя подобие лужаек-островков.
Стоило отойти от пляжа на десяток шагов в глубь суши, как растительность заметно менялась. Первыми появлялись растения с мощными стеблями, уже почти деревца. Коренастые деревца задыхались между жесткой травой и песком дюн, сбивались в рощицы, словно надеясь сообща выжить там, где условия были более приемлемыми, и, разрастаясь группками, блестели листвой на солнце. Дальше шла плодородная почва, где появлялись мелкие стойкие маргаритки с покрытыми жесткой кожицей листьями. Дальше торчали маргаритки покрупнее, с уже довольно большими белые цветами. После плодородная почва брала своё, берег наводняли уже обычные травы и деревья, и лишь кое-где в неё ещё врезались песчаные языки, посланники пляжа.
— Мэй, ты почему опять такая грустная? — наконец спросила королева. — По-моему, здесь прелестно.
Первая фрейлина, с ума сходящая от безделья в этой забытой Акханабой дыре, надула губки.
— Про вас, сударыня, говорили, что вы самая красивая и удачливая женщина во всём Борлиене.
Никогда прежде Мэй ТолрамКетинет не позволяла себе разговаривать со своей госпожой в таком тоне. Но сейчас их положение стало почти равным.
— Как же вам не удалось удержать мужа?! — эти слова она почти что выплюнула.
Королева королев ничего не ответила. Женщины продолжали идти вдоль берега, иногда рядом, иногда расходясь. МирдемИнггала проходила мимо кустарников с глянцевитой листвой, осторожно касаясь листочков кончиками пальцев, словно лаская. Иногда под сенью кустов что-то с встревоженным шипением, змеясь, ускользало от её ноги в тень.
Ни на мгновение она не забывала о покорно бредущей следом за ней печальной фрейлине, невыразимо страдающей в изгнании.
— Всё будет хорошо, Мэй, — сказала она фрейлине.
Мэй ничего не ответила.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ:
ПОЗОР СОВЕТНИКА
Глава 1.
Путешествие
на северный континент
На пожилом мужчине был короткий, по колено, старый, безбожно потрепанный кидрант. Голову покрывала похожая на корзину соломенная шляпа, защищавшая морщинистую шею и лысину от солнца. Время от времени он подносил к губам зажатый в трясущейся руке вероник, чтобы сделать затяжку и пыхнуть дымом. Он стоял один; он собирался уйти из дворца, уйти потихоньку, ради своего же блага.
Позади него виднелась легкая повозка, в которую загодя были уложены его нехитрые пожитки и остатки имущества. Повозка была запряжена парой хоксни. Ничто больше не держало СарториИрвраша во дворце — он ждал только возницу. Управляя делами всего Борлиена, он так и не научился управлять хоксни.
Покуривая в ожидании, бывший советник уже вполне равнодушно следил за тем, как на противоположной стороне дворцовой площади ещё болеё дряхлый, чем он сам, сгорбленный раб ворошил сваленные здоровенной кучей рукописи, никак не желающие догорать. Вся эта груда бумаг, за долгие годы накопленная в покоях советника Ирвраша, была конфискована взбешенным королем и вынесена для сожжения во двор. Там, в огне, сейчас обращался в пепел его бесценный труд под названием 'Азбука Истории и Природы'.
Дым от костра поднимался в бледное небо, откуда обратно на грешную землю проливался не один только скудный свет. Хотя серые хмурые сумерки заволокли всё сущее, жара по-прежнему стояла невыносимая. В Растиджойнских горах, что разделают Мордриат и Трибриат, у истока реки Мар проснулся великий вулкан Растиджойник. Пепел, выброшенный из его щедрого жерла и принесенный к городу восточным ветром, сыпал не переставая. Но до серой золы СарториИрврашу не было дела. Его внимание привлекала черная, горелая бумага, которая изредка, медленно кружась, опускалась вокруг на землю. Глядя на неё, он никак не мог унять дрожь в руках и его вероник разгорался раз за разом всё чаще и ярче, тоже словно крохотный вулкан.
— Я принесла вашу одежду, хозяин, из той, что ещё оставалась, — сказали позади него.
Оглянувшись через плечо, он увидел служанку-рабыню; та протягивала ему последний увязанный узел. Взглянув бывшему советнику в лицо, рабыня сочувственно улыбнулась.
— Мне очень жаль, что с вами так вышло, хозяин. Вас выгоняют — мне плохо...
Окончательно повернувшись к рабыне, он шагнул к ней, чтобы лучше увидеть её лицо.
— Значит, тебе жаль расставаться со мной, женщина?
Рандонанка кивнула и опустила глаза. 'Ага, — подумал он, — ей нравилось делать со мной румбо, хотя это случалось нечасто, — а я-то ни разу не потрудился спросить её об этом! Мне недосуг было подумать о том, как она вообще относилась к этому. И не от черствости и эгоизма — просто я замкнулся в себе, мои чувства к миру притупились. Неплохой человек, ученый, вот кто я, хотя не слишком многого стою, потому что чувства других проходят мимо меня — я не замечаю людей. Не замечал никого, кроме маленькой Татро!'
Стоя перед рабыней, он не знал, что ей сказать. Потом кашлянул.
— Сегодня не лучший день в моей жизни, женщина, не самый удачный. Может быть, это начало новой жизни, не знаю. Вот так. Не стоит тебе стоять на улице, иди внутрь. Спасибо за всё.
Прежде чем отвернуться и уйти, она снова взглянула на него, весьма красноречиво, в последний раз. Кто знает, что может быть на уме у рабыни? — подумал СарториИрвраш. Внезапно раздосадованный неловким прощанием, тем, что не сумел удержать свои чувства при себе, от злости на себя и на рабыню он топнул ногой.
Появившегося возницу он тоже не замечал до тех пор, пока тот не подошел совсем близко. Лица возницы он толком не разглядел, так как голову того укрывало от пепла подобие капюшона мадис, но равнодушно отметил, что стать у него молодая и крепкая.
— Вы готовы? — спросил возница, и, не дожидаясь ответа, взлетел на козлы, привычно устраиваясь половчей перед долгой дорогой. Почувствовав хозяина, хоксни встрепенулись в упряжке.
СарториИрвраш всё медлил. Кивнув на дымящийся костер, он указал в его сторону своим вероником.
— Вот горит труд всей моей жизни, гибнут бесценные знания, которые я копил долгих двадцать лет!
Он обращался по преимуществу к самому себе.
— Вот это-то и чудовищно, этого я простить не смогу. Ни за что! Моя работа, такой огромный труд...
— Если вы не поторопитесь, то попадете на костер и сами, — равнодушно заметил возница. — Король дал вам час на сборы, этот час истекает. Если вы сейчас же не покините дворец, вас немедленно казнят.
Тяжело вздохнув, СарториИрвраш забрался в повозку и сел. Возница тут же стегнул хоксни и повозка медленно покатила к задним воротам дворца.
Во дворце оставались не только его враги, тут были и те, кто его любил; но даже они, страшась королевского гнева, не рискнули выйти и попрощаться с ним, пожелать доброго пути. Глядя прямо перед собой, бывший советник часто моргал глазами. Он понимал, что покинул дворец навсегда. Его будущее было более чем туманно. За плечами у него осталось тридцать семь лет и восемь теннеров, он давно уже перевалил тот тридцатилетний рубеж, что принято называть старостью. Возможно, он мог получить пост советника при дворе короля Сайрена Станда, но и сам этот король, и его одержимая религией страна совершенно не нравились СарториИрврашу, к тому же в Олдорандо было слишком жарко. Всегда и во всём он старался держаться подальше от своих жалких племянников и родственников своей покойной жены. Его брат давно умер. Замужняя дочь влачила убогое существование в маленьком рыбацком городке на востоке, близ границы с Валлгосом. Туда он и собирался отправиться. Тихий провинциальный городок как нельзя лучше подходил для его цели: там он мог укрыться от тупого человеческого муравейника и воссоздать работу всей своей жизни, переписать её заново по памяти. Но кто согласится её напечатать теперь, когда он отлучен от власти? Кто сможет прочитать его книгу, если она не будет напечатана? Вчера в отчаянии он написал дочери и теперь собирался купить себе место на первом же корабле, идущем на юг, в Оттасол.
Повозка весело катилась с холма под уклон. У подножия холма вместо того чтобы свернуть, как было указано, в сторону порта, она свернула направо и затарахтела по колдобинам узкой тенистой аллеи. Возница гнал и нахлестывал хоксни, торопился, и на повороте ступица с визгом чиркнула об стену одного из домов.
— Эй, приятель, поосторожней! Ты что, спятил — мы же едем не в ту сторону! — разгневанно крикнул СарториИрвраш, но он зря обеспокоился. Даже простому вознице теперь не было до него дела...
