Проследовав заброшенным проселком к скале, что грозно нависала над дорогой, повозка въехала в небольшой дворик. Остановив экипаж, возница ловко спрыгнул с козел, и, подбежав к воротам, затворил их, укрыв возок от взглядов уличных прохожих. Повернувшись к советнику, он впервые взглянул на него открыто.
— Прошу спуститься. Кое-кто здесь очень хочет повидаться с вами, — молодой человек приглашающе распахнул дверцу повозки.
— Кто ты такой? — нервно спросил СарториИрвраш. — Для чего привез меня сюда?
Быстрым движением руки возница скинул грубый плащ кочевников и отвесил насмешливый поклон.
— Неужели вы не узнали меня, Рашвен?
— Кто ты?.. Ах, Господи, это же ты, Роба, я угадал? — выдохнул советник с облегчением — закрытые ворота двора навели его на жуткие мысли о том, что под занавес король ЯндолАнганол задумал похищение и убийство.
— Да, это я и мои хоксни, потому что скакать мне в эти дни пришлось немало. С отцом я виделся, но совсем недолго и вообще держу своё пребывание в столице в тайне. В тайне от всех, в том числе и от самого себя. Я поклялся отомстить своему проклятому отцу, бросившему мою мать. И отомстить моей матери, которая уехала из столицы не попрощавшись со мной!
Принц подал советнику руку и тот вышел из повозки, потом повернулся к молодому человеку и как следует рассмотрел его, с любопытством отметив, что вид у него такой же дикий, как и у мира, в котором он предпочитал обретаться. РобайдайАнганолу, молодому человеку более тонкого сложения, чем отец, была сейчас ровно дюжина лет. Его кожа прожарилась на солнце до темно-коричневого оттенка, гибкий обнаженный торс покрывали красные шрамы. По лицу то и дело проносилась улыбка, быстрая и судорожная, как тик, словно он никак не мог решить, шутит он сейчас или нет.
— Где ты пропадал, Роба? — спросил СарториИрвраш. — Мы волновались за тебя и твой отец больше всех.
— Вы об Орле? — невинным тоном спросил принц. — Совсем недавно он чуть было не поймал меня. Вы знаете, что жизнь при дворе никогда меня особенно не привлекала. Теперь, когда я столько всего повидал, дворец влечет меня ещё меньше. Преступление, совершенное моим отцом, освободило меня от всех обязательств перед ним. Так что теперь я брат хоксни, спутник вечных скитальцев мадис. Никогда мне не суждено стать королем — а королю никогда не суждено снова стать счастливым. Новая жизнь — вот что ждет меня впереди. Кстати, и о вас это можно сказать, Рашвен. Я очень благодарен вам — ведь это вы первый познакомили меня с пустыней. Жизнь покинула пустыню, но я никогда не покину её. Я хочу отвести вас кой к кому, к очень важной персоне, но не к королю и не к хоксни.
— Отвести? К кому? Постой, не всё так сразу!..
Но Роба уже быстро куда-то шел. С сомнением оглянувшись на возок, груженный нехитрым скарбом, теперь составляющим всё его достояние, СарториИрвраш всё же почел за лучшее следовать за сыном короля. Догнав принца, он вступил в сумрачный зал лишь на шаг или два позади своего провожатого.
Стоящий в тени скалы дом строился с учетом своего расположения — всё в нем тянулось вверх, к свету, как тянется к свету росток, пробивающийся между валунами. Поднявшись следом за стремительным Робой по ветхой деревянной лестнице на третий этаж, СарториИрвраш понял, что задыхается. Их путь лежал в единственную на этом этаже комнату. Принц подставил СарториИрврашу стул и он упал на него, заходясь в кашле.
Откашливаясь, он украдкой рассмотрел присутствующих в комнате, коих было трое. Долговязное телосложение и костлявость сероватых лиц без сомнения выдавали сиборнальцев. Среди них была женщина, весьма суровая особа, облаченная в шелковый чаргирак, женский эквивалент кидранта, с узором из белых и черных стилизованных цветов. Двое мужчин, стоящих позади своей спутницы, предпочитали держаться в тени.
С первого же взгляда на сиборналку СарториИрвраш узнал в ней госпожу Денью Мегам Пашаратид, жену посла, исчезнувшего в тот день, когда Тайнц Индредд демонстрировал на дворцовом плацу свои фитильные ружья. Поднявшись со стула, советник поклонился ей и извинился за кашель.
— Доброго здоровья вам, советник, — равнодушно кивнула госпожа Денью. — Это всё вулкан — от него у самого Акханабы запершит в горле!
— У меня в горле першит больше от расстройства, — буркнул СарториИрвраш. — Кстати, госпожа, титула меня тоже лишили, так что можете обращаться ко мне по имени, запросто.
Слова сиборналки можно было понять как намек, но бывший советник почел за лучшее не уточнять, какой именно вулкан она имела в виду. Как видно, неуверенность отразилась и на его лице, потому что женщина утвердительно кивнула.
— Я имею в виду извержение на горе Растиджойник. Ветер несет пепел сюда и развеивает его над городом.
Спокойно глядя на советника, госпожа Пашаратид давала ему возможность прийти в себя после стремительного подъема по лестнице. Её длинное лицо было по-сиборнальски грубоватым. Она слыла образованной женщиной и советник знал это, но в прежние времена по возможности избегал её общества — ему не нравилась неприятно суровая складка её рта. Кроме того, он вообще не любил коварных сиборнальцев и даже сейчас опасался их общества. Особенно сейчас.
Отдышавшись, он осмотрелся. Обои на стенах комнаты, тонкие, бумажные, от старости уже отваливались. На стене висела картина, безвкусный рисунок карандашом и акварелью, изображавший Карнабхар, священную гору Сиборнала. Свет из единственного окна падал на лицо Денью Пашаратид, освещая её суровый профиль. В окне можно было различить скалистый склон дворцового утеса, поросший ползучим кустарником. Серый пепел покрывал листву. Роба сидел на полу, скрестив босые ноги; посасывая травинку и улыбаясь себе под нос, он переводил свой насмешливый взгляд с одного участника встречи на другого.
— Госпожа, чему обязан честью видеть вас? — наконец спросил бывший советник. — Я тороплюсь на корабль, отплывающий на юг, спешу удрать из этого проклятого Вутрой города, пока на мою голову не свалилась какая-нибудь новая напасть, ещё худшая.
Госпожа Пашаратид ответила не сразу. Заложив руки за спину, она, легко покачиваясь с пяток на носки, снисходительно улыбалась бывшему советнику.
— Для начала я должна попросить у вас прощения за то, что нам пришлось доставить вас сюда столь... необычным образом, но дело не терпит отлагательств, — наконец сказала она. — Мы хотим, чтобы вы оказали нам некую услугу, за которую мы щедро вас отблагодарим. Очень щедро, можете не сомневаться!
Излагая суть дела, сиборналка время от времени оборачивалась к своим молчаливым спутникам, словно за подтверждением. Сиборнальцы славились своей глубокой религиозностью — их богом был существовавший задолго до начала жизни Азоиаксик, вокруг которого жизнь теперь вращалась, как вокруг оси. Служители сиборнальского посольства не ставили веру в Акханабу ни во что, расценивая её как нечто одного уровня с суеверием. Решение короля ЯндолАнганола расторгнуть свой брак и тут же заключить другой потрясло суровых северян до глубины души. Все сиборнальцы — как повелел им сам Азоиаксик — понимали союз между мужчиной и женщиной как взаимное согласие на всю жизнь. Даже любовь воспринималась ими как продукт воли, не как прихоть или каприз.
Выслушивая эту часть речи жены посла, СарториИрвраш машинально тихо кивал, всё сильнее раздражаясь от наставительного и претенциозного тона сиборналки, присущего всем северянам в разговорах с жителями Кампаннлата, в то же время думая о своём и прикидывая, существует ли ещё возможность попасть на вожделенный корабль. Роба, который тоже мало прислушивался к речам сиборналки, подмигнул советнику и шепнул:
— В этом доме посол Пашаратид встречался со своей любовницей из пригорода. Тут когда-то был знаменитый бордель — понимаете, откуда берут начало речи этой благородной госпожи?..
СарториИрвраш сердито шикнул на грубияна-принца.
Не расслышав к счастью слова Робы, мадам Пашаратид объявила, что, по мнению ведущих сиборнальских кругов, только он, СарториИрвраш, единственный из всех придворных матрассильского двора, может называться разумным человеком. Слухи о том, что король обошелся с ним жестоко, дошли до них очень быстро — расправившись с королевой, монарх точно так же, если не хуже, поступил и со своей 'правой рукой'. Подобная несправедливость не могла оставить их, добросердечных сыновей Церкви Недосягаемого Мира, равнодушными. В ближайшее время жена посла возвращается домой, в Сиборнал. Она официально уполномочена пригласить СарториИрвраша с собой и одновременно заверить, что в столице Сиборнала Аскитоше ему будет предложена должность правительственного советника и предоставлена полная свобода действий, необходимых для завершения труда его жизни.
СарториИрвраш почувствовал внутреннюю дрожь, знакомый предвестник близкого крутого поворота событий. Он уже понимал, что отказ его тут вряд ли примут. Но и давая согласие он превращался в самого что ни на есть настоящего государственного преступника и изменника, которого король с наслаждением казнил бы. Пытаясь выиграть время, он спросил:
— Советника по каким вопросам?
Мадам Пашаратид расцвела, поняв, что он готов дать ей согласие: о, конечно же по делам Борлиена, ведь он их непревзойденный знаток. Если советник согласен, он сей же час может присоединиться к ней, покидающей Матрассил. В противном случае она уедет одна.
Предложение было настолько поразительным и неожиданным, что СарториИрвраш даже забыл спросить, к чему такая спешка. Он не собирался конечно предавать страну, которой так ревностно служил. Но яростный гнев на короля, уничтожившего труд всей его жизни, оказался гораздо сильнее. С трудом сохраняя спокойствие, он с неохотой изъявил согласие.
— Вот и отлично! — воскликнула Денью Пашаратид.
Молчаливая пара позади неё продемонстрировала поразительную, почти анципитальскую способность переходить без промежуточной стадии от полнейшей неподвижности к бешеной активности. Мгновенно выскочив из комнаты на третьем этаже, они подняли шум, гам и топот на нижних этажах и лестницах. Многочисленные невидимые прислужники немедленно принялись сносить багаж вниз, во двор. Из сараев выводили экипажи и возки, из стойл — хоксни, из кладовых выбегали грумы с упряжью. Процессия подготовилась к выезду быстрее, чем обычный борлиенец успел бы натянуть пару сапог. Собравшихся в кружок отбывающих быстро благословили молитвой — и уже через мгновение повозки одна за другой выехали за ворота, оставляя за собой совершенно пустой дом.
Направившись на север через сутолоку перенаселенного Старого Города, кавалькада предусмотрительно сделала крюк, обогнув собор Страстотерпцев, и вскоре весело катила по северной дороге вдоль берега поблескивающей справа Такиссы. Роба, верхом на своём хоксни, на полном скаку улюлюкал и пел.
* * *
Несколько недель пути прошли относительно спокойно. Преобладающим цветом первой части путешествия был серый оттенок медленно оседающего вулканического пепла. Гора Растиджойник, прежний источник периодического подземного ворчания, толчков и выплесков лавы, теперь бушевала вовсю.
Земли на пути несомого ветром пепла превращались в пристанище смерти. Пепел убивал деревья, покрывал поля сплошным ковром, мутил воду в потоках, местами запруживая мелкие ручьи и речушки и заставляя их разливаться. Прошедший дождь превратил пепел в твердую корку. Птицы и насекомые гибли или спешно покидали край. Люди и фагоры тоже торопились убраться подальше от своих прикрытых серым саваном домов.
Сиборнальская кавалькада незаметно пересекла северную границу Борлиена и сыплющаяся с неба напасть постепенно начала сходить на нет. А потом и вовсе исчезла, как по приказу. Они вступили в Рунсмур — в страну диких разбойников, кошмар Борлиена. Но окрестности, неожиданно мирные, не сулили тревог. Встречные дикари лишь улыбались проезжающим из-под многослойных пёстрых тюрбанов-брафиста, традиционного элемента местного одеяния.
Дабы избежать возможных неприятностей, были наняты проводники — злодейского вида громилы, на каждом закате и восходе солнц с неизменным постоянством предававшиеся продолжительным молитвам. Вечером у костра главный проводник, Указатель Тропы, как он высокопарно именовал себя, разъяснял путешественникам, каким образом по рисунку его брафиста можно узнать о перипетиях его жизни и племенном статусе. Положение Указателя было весьма высоким, чем он с удовольствием и хвастал. Мало кто слушал Указателя внимательнее СарториИрвраша.
— До чего же удивительна любовь людей к созданию рангов даже внутри сословий, — заметил он после одного из таких рассказов своим спутникам.
— Но самое странное, что любовь эта тем более заметна, чем ближе к социальному дну стоят люди, — откликнулась госпожа Пашаратид. — В своей стране мы стараемся избегать подобных бессмысленных градаций. Вас приятно удивит то, что вы увидите по приезде в Аскитош. По моему мнению, этот город — модель сообщества будущего.
По поводу этого у СарториИрвраша были определенные сомнения. Но после многолетних стычек с всегда переменчивым королем он находил в общении со строгой госпожой Пашаратид приятное умиротворение. По мере приближения к Мадуре местность становилась всё более сухой и безлюдной, и настроение советника улучшалось; точно так же успокаивалось и душевное смятение Робы. По ночам, когда все остальные спали, СарториИрвраш часто лежал без сна. Его старые кости, привыкшие к пуховым перинам королевского дворца, никак не могли обрести покой на тонких одеялах, брошенных на голую землю. Лежа на спине и мучаясь бессонницей, он смотрел в звездное небо, озаряемое далекими зарницами полярного сияния, переживая восторг, равного которому не помнил с детских лет. В душу его нисходил мир. Даже обида на жестокого короля ЯндолАнганола мало-помалу притупилась и отступила на задний план.
Погода стояла сухая; за весь путь дождя не пролилось ни капли. Повозки медленно взбирались на низкие холмы и весело катились к подножию. Через несколько дней на их пути вырос торговый город Ойша, столица безвластного Рунсмура. 'Название скорее всего произошло от испорченного местного олонецкого, на котором 'ош' попросту означает 'город', — объяснил попутчикам СарториИрвраш. Подобные разговоры о встречных достопримечательностях помогали разогнать дорожную скуку.
От какого бы искаженного слова ни происходило название города Ойши, славен он был другим: близ него Такисса встречалась со своим беспокойным притоком Мадурой, так же мчащим воды с востока. Обе реки брали своё начало там, у подножия беспредельно высокого Нктрикха. За Ойшей начиналась другая местная 'достопримечательность' — пустыня Мадура.
В Ойше повозки пришлось оставить и пересесть на спины меринов-кайдавов. Сделку заключал сам Указатель Тропы, причем битьё по рукам сопровождалось бесконечными молитвами с ещё большим битьем лбами оземь. Но в труднопроходимой пустыне верховые кайдавы как нельзя лучше подходили в качестве средства передвижения. Спокойные рыже-бурые животные стояли посреди квадратной рыночной площади Ойши, равнодушные к сделке, за минуту определившей их дальнейшую судьбу.
