Выкупавшись, королева оставляла Татро играть на пляже, а сама отправлялась на одинокую прогулку вдоль верхней линии прилива. Главная фрейлина, испытывая досаду и раздражение от утомительных причуд королевы, брезгливо следовала за своей госпожой в некотором отдалении. На песке тут и там попадались небольшие приземистые растения с мясистыми, ленточными, почти как у водорослей, листьями. Названия этих растений МирдемИнггала не знала, но собирать их любила, и очень. Позади, за спиной у этих отважных захватчиков новых территорий, лежала излизанная волнами приливов береговая полоса с обычным морским мусором.
Вслед за неизвестными приземистыми растениями появлялись пучки жесткой травы. Иногда пучки травы росли густо, образуя подобие лужаек-островков.
Стоило отойти от пляжа на десяток шагов в глубь суши, как растительность заметно менялась. Первыми появлялись растения с мощными стеблями, уже почти деревца. Коренастые деревца задыхались между жесткой травой и песком дюн, сбивались в рощицы, словно надеясь сообща выжить там, где условия были более приемлемыми, и, разрастаясь группками, блестели листвой на солнце. Дальше шла плодородная почва, где появлялись мелкие стойкие маргаритки с покрытыми жесткой кожицей листьями. Дальше торчали маргаритки покрупнее, с уже довольно большими белые цветами. После плодородная почва брала своё, берег наводняли уже обычные травы и деревья, и лишь кое-где в неё ещё врезались песчаные языки, посланники пляжа.
— Мэй, ты почему опять такая грустная? — наконец спросила королева. — По-моему, здесь прелестно.
Первая фрейлина, с ума сходящая от безделья в этой забытой Акханабой дыре, надула губки.
— Про вас, сударыня, говорили, что вы самая красивая и удачливая женщина во всём Борлиене.
Никогда прежде Мэй ТолрамКетинет не позволяла себе разговаривать со своей госпожой в таком тоне. Но сейчас их положение стало почти равным.
— Как же вам не удалось удержать мужа?! — эти слова она почти что выплюнула.
Королева королев ничего не ответила. Женщины продолжали идти вдоль берега, иногда рядом, иногда расходясь. МирдемИнггала проходила мимо кустарников с глянцевитой листвой, осторожно касаясь листочков кончиками пальцев, словно лаская. Иногда под сенью кустов что-то с встревоженным шипением, змеясь, ускользало от её ноги в тень.
Ни на мгновение она не забывала о покорно бредущей следом за ней печальной фрейлине, невыразимо страдающей в изгнании.
— Всё будет хорошо, Мэй, — сказала она фрейлине.
Мэй ничего не ответила.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ:
ПОЗОР СОВЕТНИКА
Глава 1.
Путешествие
на северный континент
На пожилом мужчине был короткий, по колено, старый, безбожно потрепанный кидрант. Голову покрывала похожая на корзину соломенная шляпа, защищавшая морщинистую шею и лысину от солнца. Время от времени он подносил к губам зажатый в трясущейся руке вероник, чтобы сделать затяжку и пыхнуть дымом. Он стоял один; он собирался уйти из дворца, уйти потихоньку, ради своего же блага.
Позади него виднелась легкая повозка, в которую загодя были уложены его нехитрые пожитки и остатки имущества. Повозка была запряжена парой хоксни. Ничто больше не держало СарториИрвраша во дворце — он ждал только возницу. Управляя делами всего Борлиена, он так и не научился управлять хоксни.
Покуривая в ожидании, бывший советник уже вполне равнодушно следил за тем, как на противоположной стороне дворцовой площади ещё болеё дряхлый, чем он сам, сгорбленный раб ворошил сваленные здоровенной кучей рукописи, никак не желающие догорать. Вся эта груда бумаг, за долгие годы накопленная в покоях советника Ирвраша, была конфискована взбешенным королем и вынесена для сожжения во двор. Там, в огне, сейчас обращался в пепел его бесценный труд под названием "Азбука Истории и Природы".
Дым от костра поднимался в бледное небо, откуда обратно на грешную землю проливался не один только скудный свет. Хотя серые хмурые сумерки заволокли всё сущее, жара по-прежнему стояла невыносимая. В Растиджойнских горах, что разделают Мордриат и Трибриат, у истока реки Мар проснулся великий вулкан Растиджойник. Пепел, выброшенный из его щедрого жерла и принесенный к городу восточным ветром, сыпал не переставая. Но до серой золы СарториИрврашу не было дела. Его внимание привлекала черная, горелая бумага, которая изредка, медленно кружась, опускалась вокруг на землю. Глядя на неё, он никак не мог унять дрожь в руках и его вероник разгорался раз за разом всё чаще и ярче, тоже словно крохотный вулкан.
— Я принесла вашу одежду, хозяин, из той, что ещё оставалась, — сказали позади него.
Оглянувшись через плечо, он увидел служанку-рабыню; та протягивала ему последний увязанный узел. Взглянув бывшему советнику в лицо, рабыня сочувственно улыбнулась.
— Мне очень жаль, что с вами так вышло, хозяин. Вас выгоняют — мне плохо...
Окончательно повернувшись к рабыне, он шагнул к ней, чтобы лучше увидеть её лицо.
— Значит, тебе жаль расставаться со мной, женщина?
Рандонанка кивнула и опустила глаза. "Ага, — подумал он, — ей нравилось делать со мной румбо, хотя это случалось нечасто, — а я-то ни разу не потрудился спросить её об этом! Мне недосуг было подумать о том, как она вообще относилась к этому. И не от черствости и эгоизма — просто я замкнулся в себе, мои чувства к миру притупились. Неплохой человек, ученый, вот кто я, хотя и слишком увлеченный делом, потому что чувства других проходят мимо меня — я не замечаю людей. Не замечал никого, кроме маленькой Татро!"
Стоя перед рабыней, он не знал, что ей сказать. Потом кашлянул.
— Сегодня не лучший день в моей жизни, женщина, не самый удачный. Может быть, это начало новой жизни, не знаю. Вот так. Не стоит тебе стоять на улице, под этим пеплом, иди внутрь. Спасибо за всё.
Прежде чем отвернуться и уйти, она снова взглянула на него, весьма красноречиво, в последний раз. Кто знает, что может быть на уме у рабыни? — подумал СарториИрвраш. Внезапно раздосадованный неловким прощанием, тем, что не сумел удержать свои чувства при себе, от злости на себя и на рабыню он топнул ногой.
Появившегося возницу он тоже не замечал до тех пор, пока тот не подошел совсем близко. Лица возницы он толком не разглядел, так как голову того укрывало от пепла подобие капюшона мадис, но равнодушно отметил, что стать у него молодая и крепкая.
— Вы готовы? — спросил возница, и, не дожидаясь ответа, взлетел на козлы, привычно устраиваясь половчей перед долгой дорогой. Почувствовав хозяина, хоксни встрепенулись в упряжке.
СарториИрвраш всё медлил. Кивнув на дымящийся костер, он указал в его сторону своим вероником.
— Вот горит труд всей моей жизни, гибнут бесценные знания, которые я копил долгих двадцать лет!
Он обращался по преимуществу к самому себе.
— Вот это-то и чудовищно, этого я простить не смогу. Ни за что! Моя работа, такой огромный труд...
— Если вы не поторопитесь, то попадете на костер и сами, — равнодушно заметил возница. — Король дал вам час на сборы, этот час истекает. Если вы сейчас же не покините дворец, вас немедленно казнят.
Тяжело вздохнув, СарториИрвраш забрался в повозку и сел. Возница тут же стегнул хоксни и повозка медленно покатила к задним воротам дворца.
Во дворце оставались не только его враги, тут были и те, кто его любил; но даже они, страшась королевского гнева, не рискнули выйти и попрощаться с ним, пожелать доброго пути. Глядя прямо перед собой, бывший советник часто моргал глазами. Он понимал, что покинул дворец навсегда. Его будущее было более чем туманно. За плечами у него осталось тридцать семь лет и восемь теннеров, он давно уже перевалил тот тридцатилетний рубеж, что принято называть старостью. Возможно, он мог получить пост советника при дворе короля Сайрена Станда, но и сам этот король, и его одержимая религией страна совершенно не нравились СарториИрврашу, к тому же в Олдорандо было слишком жарко. Всегда и во всём он старался держаться подальше от своих жалких племянников и родственников своей покойной жены. Его брат давно умер. Замужняя дочь влачила убогое существование в маленьком рыбацком городке на востоке, близ границы с Валлгосом. Туда он и собирался отправиться. Тихий провинциальный городок как нельзя лучше подходил для его цели: там он мог укрыться от тупого человеческого муравейника и воссоздать работу всей своей жизни, переписать её заново по памяти. Но кто согласится её напечатать теперь, когда он отлучен от власти? Кто сможет прочитать его книгу, если она не будет напечатана? Вчера в отчаянии он написал дочери и теперь собирался купить себе место на первом же корабле, идущем на юг, в Оттасол.
Повозка весело катилась с холма под уклон. У подножия холма вместо того чтобы свернуть, как было указано, в сторону порта, она свернула направо и затарахтела по колдобинам узкой тенистой аллеи. Возница гнал и нахлестывал хоксни, торопился, и на повороте ступица с визгом чиркнула об стену одного из домов.
— Эй, приятель, поосторожней! Ты что, спятил — мы же едем не в ту сторону! — разгневанно крикнул СарториИрвраш, но он зря беспокоился. Даже простому вознице теперь не было до него дела...
Проследовав заброшенным проселком к скале, что грозно нависала над дорогой, повозка въехала в небольшой дворик. Остановив экипаж, возница ловко спрыгнул с козел, и, подбежав к воротам, затворил их, укрыв возок от взглядов уличных прохожих. Повернувшись к советнику, он впервые взглянул на него открыто.
— Прошу спуститься. Кое-кто здесь очень хочет повидаться с вами, — молодой человек приглашающе распахнул дверцу повозки.
— Кто ты такой? — нервно спросил СарториИрвраш. — Для чего привез меня сюда?
Быстрым движением руки возница скинул грубый плащ кочевников и отвесил насмешливый поклон.
— Неужели вы не узнали меня, Рашвен?
— Кто ты?.. Ах, Господи, это же ты, Роба, я угадал? — выдохнул советник с облегчением — закрытые ворота двора навели его на жуткие мысли о том, что под занавес король ЯндолАнганол задумал похищение и убийство.
— Да, это я и мои хоксни, потому что скакать мне в эти дни пришлось немало. С отцом я виделся, но совсем недолго и вообще держу своё пребывание в столице в тайне. В тайне от всех, в том числе и от самого себя. Я поклялся отомстить своему проклятому отцу, бросившему мою мать. И отомстить моей матери, которая уехала из столицы не попрощавшись со мной!
Принц подал советнику руку и тот вышел из повозки, потом повернулся к молодому человеку и как следует рассмотрел его, с любопытством отметив, что вид у него такой же дикий, как и у мира, в котором он предпочитал обретаться. РобайдайАнганолу, молодому человеку более тонкого сложения, чем отец, была сейчас ровно дюжина лет. Его кожа прожарилась на солнце до темно-коричневого оттенка, гибкий обнаженный торс покрывали красные шрамы. По лицу то и дело проносилась улыбка, быстрая и судорожная, как тик, словно он никак не мог решить, шутит он сейчас или нет.
— Где ты пропадал, Роба? — спросил СарториИрвраш. — Мы волновались за тебя и твой отец больше всех.
— Вы об Орле? — невинным тоном спросил принц. — Совсем недавно он чуть было не поймал меня. Вы знаете, что жизнь при дворе никогда меня особенно не привлекала. Теперь, когда я столько всего повидал, дворец влечет меня ещё меньше. Преступление, совершенное моим отцом, освободило меня от всех обязательств перед ним. Так что теперь я брат хоксни, спутник вечных скитальцев мадис. Никогда мне не суждено стать королем — а королю никогда не суждено снова стать счастливым. Жизнь бродяги — вот что ждет меня впереди. Кстати, и о вас это можно сказать, Рашвен. Я очень благодарен вам — ведь это вы первый познакомили меня с пустыней. Жизнь покинула пустыню, но я никогда не покину её. Я хочу отвести вас кой к кому, к очень важной персоне, но не к королю и не к хоксни.
— Отвести? К кому? Постой, не всё так сразу!..
Но Роба уже быстро куда-то шел. С сомнением оглянувшись на возок, груженный нехитрым скарбом, теперь составляющим всё его достояние, СарториИрвраш всё же почел за лучшее следовать за сыном короля. Догнав принца, он вступил в сумрачный зал лишь на шаг или два позади своего провожатого.
Стоящий в тени скалы дом строился с учетом своего расположения — всё в нем тянулось вверх, к свету, как тянется к свету росток, пробивающийся между валунами. Поднявшись следом за стремительным Робой по ветхой деревянной лестнице на третий этаж, СарториИрвраш понял, что задыхается. Их путь лежал в единственную на этом этаже комнату. Принц подставил СарториИрврашу стул и он упал на него, заходясь в кашле.
Откашливаясь, он украдкой рассмотрел присутствующих в комнате, коих было трое. Долговязное телосложение и костлявость сероватых лиц без сомнения выдавали сиборнальцев. Среди них была женщина, весьма суровая особа, облаченная в шелковый чаргирак, женский эквивалент кидранта, с узором из белых и черных стилизованных цветов. Двое мужчин, стоящих позади своей спутницы, предпочитали держаться в тени.
С первого же взгляда на сиборналку СарториИрвраш узнал в ней госпожу Денью Мегам Пашаратид, жену посла, исчезнувшего в тот день, когда Тайнц Индредд демонстрировал на дворцовом плацу свои фитильные ружья. Поднявшись со стула, советник поклонился ей и извинился за кашель.
— Доброго здоровья вам, советник, — равнодушно кивнула госпожа Денью. — Это всё вулкан — от него у самого Акханабы запершит в горле!
— У меня в горле першит больше от расстройства, — буркнул СарториИрвраш. — Кстати, госпожа, титула меня тоже лишили, так что можете обращаться ко мне по имени, запросто.
Слова сиборналки можно было понять как намек, но бывший советник почел за лучшее не уточнять, какой именно вулкан она имела в виду. Как видно, неуверенность отразилась и на его лице, потому что женщина утвердительно кивнула.
— Я имею в виду извержение на горе Растиджойник. Ветер несет пепел сюда и развеивает его над городом.
Спокойно глядя на советника, госпожа Пашаратид давала ему возможность прийти в себя после стремительного подъема по лестнице. Её длинное лицо было по-сиборнальски грубоватым. Она слыла образованной женщиной и советник знал это, но в прежние времена по возможности избегал её общества — ему не нравилась неприятно суровая складка её рта. Кроме того, он вообще не любил коварных сиборнальцев и даже сейчас опасался их общества. Особенно сейчас.
Отдышавшись, он осмотрелся. Обои на стенах комнаты, тонкие, бумажные, от старости уже отваливались. На стене висела картина, безвкусный рисунок карандашом и акварелью, изображавший Карнабхар, священную гору Сиборнала. Свет из единственного окна падал на лицо Денью Пашаратид, освещая её суровый профиль. В окне можно было различить скалистый склон дворцового утеса, поросший ползучим кустарником. Серый пепел покрывал листву. Роба сидел на полу, скрестив босые ноги; посасывая травинку и улыбаясь себе под нос, он переводил свой насмешливый взгляд с одного участника встречи на другого.
— Госпожа, чему обязан честью видеть вас? — наконец спросил бывший советник. — Я тороплюсь на корабль, отплывающий на юг, спешу удрать из этого проклятого Вутрой города, пока на мою голову не свалилась какая-нибудь новая напасть, ещё худшая.
