— Нет. Разница есть, и большая. Во-первых, она женщина, что само по себе немало значит. Консерваторы именно в этом качестве проталкивали на выборах, считая, что молодая женщина-консерватор ценна в качестве противовеса левому феминизму, ориентируя женский электорат на свою партию. Да, она была многообещающим химиком-технологом, адвокатом, ценным специалистом в будущем, но, разумеется, не за это её взяли. Хили — по правде говоря, просто козел, который неспособен найти общий язык практически ни с кем. А Тэтчер — безусловно, нет. Она не только с успехом выполнила роль, отведенную ей консерваторам, выиграв трудную предвыборную кампанию, но и сейчас, по существу, представляет немалую ценность как показательный пример женщины в буржуазной политике. Да, она может быть полезна, да, если она играет по правилам, её будут возвышать, но в случае провала — выбросят, как использованную салфетку.
— Но у вас ровно то же самое и с мужчинами-политиками, — заметил Сергей, — Вы забываете, что все сходит с рук только реально богатым и вписанным в правящий класс политиканам. Человек же «со стороны», даже самый верный, всегда имеет риск оказаться в роли отработанного материала.
— А это смотря как преподнести, — улыбнулся Тед, — Ведь на виду-то, как раз, примеры, когда политики совершают провал за провалом, становятся жертвами коррупционных скандалов, врут под присягой, и при этом, все равно, остаются на плаву. Люди привыкли к этому, в нашей политике это давно стало нормой. Вот, скажем, Черчилль. Человек, который, по существу вопроса, стал могильщиком Империи. Человек, проваливший все, что можно. Что во внутренней, что в международной политике. Написавший и сказавший уйму самой бессовестной лжи, о чем знает каждая собака. При этом, даже после окончания карьеры, был уважаемым человеком, и как политик-то исчез с вершины больше из-за проблем со здоровьем, чем из-за чего-то еще.
— Иными словами, вы собираетесь сыграть именно на этой теме, «женской»? — с некоторым скепсисом в голосе пробормотал Сергей, — А согласится ли на это сама Тэтчер? Она не из тех людей, как мне кажется, которые согласны играть роль узко-специализированной игрушки в чужих руках.
— Согласится, вот увидите, — улыбнулся Грант, — Да и делать из неё «игрушку» — бессмысленно, её ценность, как раз, в способности вести самостоятельную линию. Надо просто сделать все, чтобы эта линия была выгодна нам.
— Ну, собственно, ваш проект — вам его и отрабатывать. Такие материи, как парламентаризм, вы уж точно понимаете куда лучше меня, человека пришлого. Об одном прошу — не трогайте Дениса Тэтчера. Мы сейчас с ним работаем.
— Денис Тэтчер заинтересовал Коминтерн?!
— Скорее уж, «Horns and Hoofs». Дело в том, что у него весьма неплохое предприятие в области производства лакокрасочной продукции, высокого качества и в очень большом ассортименте. Использует немало передовых и эксклюзивных технологий, передовая организация труда, весьма впечатляющая система сбыта. Думаем, что сможем, постепенно, так все устроить, что он будет работать не только на себя, но и на нас. Сейчас он уже познакомился, во время деловых переговоров, с одной из наших агентесс, очаровательной итальянской социалисткой. Он, на самом деле, неплохой человек, и успел ей по-настоящему понравиться. Полагаю, что мужику, да еще и в столь расстроенных чувствах, не устоять… К тому же, мы чувствуем себя немного виноватыми перед ним — как ни крути, мы разбили его брак, хотя он-то не виновен вовсе ни в чем, как и двое детей, лишенных матери. Так что, заодно и это компенсируем… Хотя, конечно, его автолаки, краски и пропитки важнее, — улыбнулся Сергей.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул Тед, — Тем более, надо занять Маргарет делом, чтобы не мешала вашим планам, и не смущала налаживающего личную жизнь экс-супруга.
На следующий день Тед попросил к себе на беседу трех девушек. Все они были проверенными активистками РСЛ со стажем в два-три года. Одна из них, высокая стройная блондинка Мэгги Макбрайт, работала в кооперативном туристическом агентстве, и весьма хорошо показала себя во время зимних визитов советских туристов в Лондон. Она хорошо знала русский, испанский и португальский языки, и, в целом, отличалась способностью располагать к себе людей. Другая, фигуристая шатенка среднего роста, Вики Джонс, служила в CASA с первого для организации службы (она была двоюродной племянницей Фреда Элиота), работала на обеспечении конгресса и приняла деятельное участие в операции в Ольстере. Характер у неё был — весьма «не подарок», в школе она была весьма не прочь подраться, и, частично, резкость оценок и горячность сохранились у неё и по сей день. Третья, Виджая Диксон, жгучая брюнетка с пронзительными карими глазами, наполовину индианка, наполовину шотландка, вступила в РСЛ год назад, но уже успела себя зарекомендовать, как добросовестный активист, талантливый организатор в своей ячейке и, кроме того, много и хорошо писала в партийную прессу. Все три девушки были не замужем, хотя и имели постоянные и устойчивые связи, трудились в кооперативных предприятиях, и ничем ни разу себя не запятнали. У Теда были самые серьезные основания доверять им.
Кратко изложив ситуацию, Тед спросил девушек, что они думают.
— Тэтчер — лавочница. Тэтчер политик и не могла не знать, с кем работает, да и оступившегося, кого-нибудь другого, сама с радостью сожрала бы, и даже не подавилась. А если за это еще и приплатят, вообще прекрасно... так что "лавочница" лицемерит, ей не месть нужна, а трамплин, чтобы вернуться в первые ряды на политической арене, и мы ее шанс, — уверенно отрезала Вики, — Гнать её в шею надо, а не разговоры разводить, товарищ Грант!
— Это я понимаю, — заверил её Тед, — То, что она осознает свой интерес. А выгнать — всегда успеем, вопрос — надо ли торопиться?
— Сейчас, она, может, и правда в некотором расстройстве чувств, но это ненадолго, — согласилась с подругой Мэг, — Я хорошо помню её кампанию в Финчли. Черт, да она на добрые две трети была построена на спекуляциях на половом вопросе и «необходимости отразить коммунистическую угрозу и сохранить священные права частных собственников». Какая из неё жертва обстоятельств? Товарищ Грант, вот представим ситуацию от обратного, вместо неё — меня, Вик или Вижаю, например, вместо консерваторов — нашу партию. Как буду выглядеть в ваших глазах я, если побегу в MI-5, рассказывать по наши партийные дела, через пару недель после изгнания из партии? Правильно, либо как беспринципная тварь, либо как набитая дура. Я думаю, что эта Тэтчер — отнюдь не дура, Тед.
— Тут немного другой расклад, Мэг. Она же не пытается заверить меня в том, что перешла на пролетарские позиции! Напротив, даже в личной беседе она подтвердила верность своим идеалам и воззрениям. Нам не нужно делать из неё коммунистку. Ею движет классовый интерес и весь жизненный опыт, а такое не исправишь уговорами, нужно что-то посущественнее. Она еще молода — кто знает, к каким взглядам придет в будущем? А сейчас мы должны решить, что нам с этим делать.
— Она убежденный консерватор, товарищ Грант, — напомнила Виджая, — У неё могут быть разногласия с персоналиями, но не с идеологией, не с базовыми принципами. Такие, как она, вырастают в атмосфере истеблишмента. Для них это основа сознания, вроде религии. Все её друзья и родственники — буржуа, торговцы или рантье. Это её круг, и он определяет её ценностную шкалу. Мы должны помнить об этом. Мне кажется, Тед, нам было бы проще, если бы вы ознакомили нас со своей задумкой. Потому что сейчас, мне кажется, сейчас у любой приличной женщины в Англии к ней отношение самое правильное — как к барыне-белоручке, которая не смогла сделать даже того немногого, что от неё требовалось, предпочтя делу сомнительную связь. Правда, видала я этого Раймундо, когда он выступал в клубе в Колледже. Красавчик, что ни говори, и языком молоть куда как горазд, не удивительно, что она не устояла.
— В нашем Колледже дураков и не держат… А задумка у меня простая. Я хочу, чтобы она превратилась в тот таран, который расколет консерваторов и правое крыло лейбористов. Хочу, чтобы она внесла в нашу традиционную политику разброд и шатание, тем самым ослабив авторитет традиционных партий. Кто-то ведь, в конце концов, должен расчистить нам дорогу во власть? Кто-то, кто, находясь в рамках парламентской политики, поставит под сомнение все достижения консерваторов и лейбористов, всю их внешнюю и внутреннюю политическую линию. И вопрос с равенством женщин, тут, очень кстати… Вы же у нас — феминистки?
— Разумеется, но…
— Понятное дело, что вы не буржуазные феминистки, и право женщины быть таким же людоедом-богачом, как всякие лорды и банкиры, вас волнует мало. Но сколько женщин в стране об этом даже не задумываются?
— То есть, вы хотите, чтобы она, заодно, максимально обесценила буржуазный феминизм как идею? — удивилась Вики, — Мне кажется, ей выгоднее сделать наоборот.
— Не совсем. Я хотел бы, чтобы она, как живой пример жертвы «мужской политики», отработала все, что в рамках буржуазного феминизма можно сделать. И чтобы каждой трудящейся женщине стало очевидно, что от того, что очередная богатая барыня прорвалась на высокий пост, её собственная зарплата не растет, рабочий день не сокращается, а отпуск по уходу за ребенком буржуи охотнее не дают. А так все и будет, я уверяю…
— План у меня такой… — Тед встал из-за стола и начал излагать свои соображения…
После весьма горячего, и отнюдь непростого обсуждения, ему, все-таки, удалось убедить девушек принять участие в весьма необычном деле…
Спустя неделю Маргарет Тэтчер получила приглашение на собрание некоего общества «Женщины Британии за национальный прогресс», о котором ранее никогда не слышала. Собрание было назначено в удобное для неё время, и сравнительно недалеко — в Ист-Энде, в зале библиотеки кооперативного квартала. Квартал, как и Джермистон, был построен под организацией РСЛ, однако, в отличие от последнего, никто там не развешивал красных флагов, и вообще, прямая связь кооператива с партией не афишировалась, хотя и не отрицалась. Поэтому, после очередного парламентского заседания, Тэтчер без особых задних мыслей заехала туда, благо, это не заняло много времени.
Собрание было не совсем обычным. Мэг Макбрайт проделала немалую работу, привлекая всех знакомых последовательниц марксистского феминизма, чтобы найти и собрать в одном зале побольше феминисток буржуазных, благо, таковых среди «представительниц среднего класса», домохозяек и служащих, тогда было очень много, поэтому у каждой коммунистки находилось одна или две знакомых с похожими воззрениями. Тэтчер попросили рассказать про её злоключения, и, к своему немалому удивлению, она встретила самую горячую поддержку со стороны аудитории. Мало того, присутствующие там же Вики Джонс и Виджая Диксон по очереди, каждая в свойственной ей манере, выступили против политики консерваторов, но хитрым образом. Выступления были направлены не против консерватизма, как такового (отношения к нему девушки, вообще, по сути, не высказывали), а против политики конкретного правительства, конкретных министров и, чтобы не выбиваться из контекста мероприятия, «мужской политики», как таковой. Выступления, также, были горячо поддержаны залом. Англичане, вообще, надо сказать, любят, когда перед ними кто-то эдак «держит речь», особенно, если речь содержит то, что им приятно слушать. Тут же все совпало идеально — и кандидатуры выступавших, и тематика, и настроение зала.
После встречи Тэтчер была здорово воодушевлена. Ранее относясь к феминизму весьма скептически (например, она еще в ходе избирательной кампании неоднократно высказывалась против упрощения расторжения брака, считая его ударом, направленным против «основ общества») она почувствовала, что, в действительности, эта тема могла дать серьезный ресурс для продолжения настоящей
политики, причем, воспользоваться этим ресурсом её недруги-мужчины никак не могли. Она задержалась после встречи для беседы с наиболее заинтересованными слушательницами, и в ходе этого разговора Вики, Мэг и Виджая осторожно, на настойчиво «вбросили» основные идеи, которые, по задумке Гранта, должны были служить базой для будущего движения Тэтчер. Речь шла не просто о женском движении за равные трудовые права (на этой-то проблеме «ездили» все, кому не лень, только вот воз был и ныне там же, где остановился в 1947-м). Главной идеей была мысль о возвращении к подлинно-английской, самостоятельной политике, о которой люди, начиная со второй половины Второй Мировой, уже просто стали слегка забывать, в том числе, и усилиями консерваторов. Почему страна, фактически, теряет суверенитет, превращаясь в послушного сателлита янки? Почему внутренние проблемы Англии, проблемы работников и работниц, мелких и средних предпринимателей, тех, кто составляет основу общества, ставятся на второй план после военных приготовлений и авантюр черте где, неизвестно за чьи интересы? На кой черт Англии усиливать Германию, после того, как она дважды с ней воевала, с большими потерями? Зачем англичанам выполнять роль мишени для русских ракет, если русские не только не угрожают английскому образу жизни, но и недвусмысленно хотят торговать и мирно сосуществовать? Это имело бы смысл, если бы русские хотели нас завоевать, но что, если никто никого завоевывать давно не рвется (если вообще когда-то рвался; на деле складывалось, больше, наоборот), но все эти запугивания — прекрасный способ выжимать из англичан кровь, пот и деньги?! В конце концов, именно монополистам, что английским, что американским, подчинена государственная политика правящей партии, и «средний класс», заодно с рабочим, приносится этой политике в жертву, вместе со своими традиционными интересами. Этому же служат и идеи «европейской интеграции», которые являются ни чем иным, как обычным корпоративным сговором крупнейших монополистов, с тем, чтобы подчинить национальные правительства интересам наднационального (читай: «американского») капитала. Карьера же женщин ограниченна «стеклянным потолком», который невозможно «пробить», несмотря ни на какие заслуги, добросовестность и личные качества. Почему женщинам меньше платят? Почему делая карьеру, женщины редко поднимаются выше второстепенных мест? Почему если замужняя женщина завела любовника, её смешивают с грязью и отбирают детей при разводе, а женатому мужику никто (кроме жены, понятно) и слова не скажет?
Тэтчер практически все эти тезисы воспринимала, как бальзам на раны. В конце встречи, одна из слушательниц, Барбара Эштон, работавшая ведущей на канале GBCT, предложила Тэтчер выступить в регулярном вечернем политическом ток-шоу, выходящем каждый четверг. Естественно, та с готовностью согласилась, несмотря на то, что ранее на этом канале консерватора можно было увидеть, разве что, в новостях. К эфиру Тэтчер готовилась более недели, причем, в это время к ней приходило немало писем от «простых англичанок» (написанных, преимущественно, Вики, Мэг, Виджаей и их подругами), в которых упрямо и четко проталкивалась одна и та же линия в различных вариациях. Немудрено, что к моменту, когда Тэтчер оказалась перед телекамерами, она вполне искренне считала эти идеи своими собственными.
