— Да неужели?
— За те три марог, которые я пользуюсь Связями, ничего опасного я в этом не нашёл. Очень простая, удобная и универсальная техника.
— Три марог? — переспросил Уэрн стеклянным голосом.
— Да. Можешь сотворить Бледную Радугу, если сомневаешься в моих словах, мастер форта.
— Так.
Харав зажмурился, помотал головой, снова уставился на Мугрина и повторил:
— Так. Опиши процесс посвящения... пожалуйста.
"Кажется, это действительно какое-то недоразумение. Ну что ж, Уэрн — вполне адекватный разумный, так что проще всего отвечать полно и честно, и тогда всё вернётся на свои места".
— Нечего описывать, — ответил полукровка, смягчив тон и перестав изображать ледяного призрака. — Ниллима устами Сорха, своего личного ученика, предупредила меня и Кальфу, что во время сна проведёт нас через Раскрытие Связей — и чтобы мы не сильно удивлялись переменам, когда проснёмся. Так оно и случилось. Уснул я прежним, а когда проснулся... даже не знаю, как об этом рассказывать.
— А ты попробуй.
— Все чувства обострились. Особенно магические. Там, где раньше я мог лишь ощущать, как слепец, нащупывающий дорогу пальцами, теперь я и вижу, и слышу. Чую колебания эфира, тени чужих чар, дрожь аур... как будто весь мир вокруг меня — огромная пёстрая сеть, а я — активная, сознающая себя частица этой сети. Узел. Сгусток Дара, неотделимый от полотна энергий и Сил. Нет, это не описать, в это надо вжиться.
— Значит, ты "видишь" тени магии?
— Вижу. Когда ты собрался проверить Ниллиму... точнее, когда я думал, что ты хочешь её проверить, — увидел выплетаемые тобой Глухой Мешок и Броню Славы. До того даже, как ты их применил. А Ниллима видела их ещё лучше. В этом у неё намного больше опыта и свои Связи она перестраивает гораздо быстрее.
— Ясно. А сейчас?
— А сейчас ты держишь наготове всё ту же Броню Славы и Бледную Радугу. Не веришь?
Уэрн помолчал. Не очень долго.
— Извини, но не верю...
Перед ослепшими глазами Мугрина заколыхалось полотнище тысяч перетекающих друг в друга оттенков. Проекция чужого пытливого внимания сквозь это полотнище ощущалась, как медлительные скользкие щупальца... и полукровка обнаружил, что способен этими щупальцами управлять. Не напрямую, нет — но щупальца ползли в буквальном смысле через него, а над собой он оставался властен. Этого не могло происходить, ведь Бледная Радуга обычно замораживала разум и волю, обнажая память. Но не верить собственным ощущениям Мугрин не мог.
Опять последствия Раскрытия Связей? Ого. Поистине, универсальный приём...
Первым побуждением стало отторжение. Выкинуть щупальца вон! Поставить блоки, сжать тяжи Силы в острый бесплотный клинок и обрубить ленты чужой скользкой воли. И полукровка сформировал клинок, даже несколько сразу, по одному на щупальце. Но совершив это, задумался.
Уэрн, конечно, заблуждается — в этом нет никаких сомнений. Все эти речи про запретную магию, параноидальные реакции, драка на пустом месте (ведь Мугрин, насколько он знал, не сделал ничего предосудительного!), наконец, пленение без веской причины... что, если на самом деле харав знает то, о чём не подозревает его пленник? Или же заблуждается, но заблуждается искренне? Полукровке по-прежнему не хотелось усугублять случившееся недоразумение, поэтому он принял решение ждать. Пусть Бледная Радуга отработает вложенную Силу, пусть Уэрн свободно покопается в его памяти.
Ему нечего скрывать от друга его покойного отца.
Вот если он после этого не извинится... что ж, тогда посмотрим, кто быстрее плетёт боевые чары! Как знать — может, десятки прожитых бирелл не прибавили мастеру форта мудрости, как раньше считал полукровка, а испортили его? Вон, благородных время делает сильнее, но не делает лучше. Подозрительность, коварство, скрытность, холодная расчётливость, растущий эгоизм... право же, наблюдая подобные перемены в каждом без малого сарье, впору всерьёз задуматься, не лучше ли умереть молодым!
Принять решение оказалось проще, чем следовать ему. Щупальца ползали так медленно, так бесцеремонно, а их скользкая слизь чем дальше, тем явственнее жгла разум Мугрина... стоило всё больших усилий терпеть, не предпринимая по поводу этого безобразия ничего. Полукровка согласился бы даже помочь работе заклятия, только бы всё это закончилось! Но оно не заканчивалось. И не заканчивалось, и не заканчивалось...
Среди пространства без каких-либо привычных, вещных ориентиров начинало казаться, что Бледная Радуга заменяет собой мир уже много марог. А запасы выдержки Мугрина — немалые — бездонными отнюдь не являлись. Собственно, некоторый недостаток терпения, сопряжённый с не изжитой за прожитые бирелл импульсивностью, он искренне почитал одним из главных своих недостатков. И всего пара волосков отделяла его от решения всё-таки пустить в ход клинки воли, когда он заметил в движениях щупалец нечто новое.
Они отступали. Сами. Похоже, Уэрн наконец-то нашёл то, что искал, или, напротив, не нашёл и разочаровался в поисках несуществующего, или произошло ещё что-то...
Одним словом, обыск памяти прекращался.
Ну и слава Свету немеркнущему! Дотерпел всё-таки.
Сорх
"Кажется, это то, что учитель называет "вляпаться по полной". Ну, или очень на то..."
— Он в сознании.
— Хорошо. Погуляй пока... неподалёку.
Аура сарье, лица которого Сорх не увидел, поскольку веки его оставались сомкнуты, отдалилась. Спустя краткий срок вход перегородила "пробка" комбинированных чар, барьерных и глушащих, а полукровка остался наедине с другим незнакомым сарье. Более сильным.
"Опять как тогда, с Кривоплётом... ну, Ниллима говорила, что история любит заикаться".
— Глаза-то открой. Не надо притворяться.
— Я не притворяюсь, — немного живительной искренности. А почему бы нет, собственно? — Просто не хочу видеть очередную паскудную рожу.
— Что-то ты слишком дерзок для смеска.
— Уж какой уродился.
Закрытые глаза помогали, помимо прочего, концентрировать внимание на магии. "Эх, будь у меня опыта побольше... ладно. Авось и так станцуем... или нет?"
Физический щит — обездвиживающий. Едва головой вертеть позволяет. Другой физический щит — прикрывающий сарье напротив. Энергии в том и в другом... а ещё ведь есть защита от магии, похоже, воздвигнутая при помощи ритуала; вон как линии узора на полу горят. Плюс какой-то амулет, слишком сложный и редкий для зачатков восприятия и куцего опыта Сорха. Плюс собственные Сила и навыки того, напротив, пахнущего уверенностью и властью.
Знакомый запах. Знакомый — и ненавистный.
"Да уж, вляпался по полной..."
— Надеюсь, — требовательная сухость, — на вопросы ты ответишь без лишних дерзостей.
— Ну, что ты болван, я и без вопросов ска... а-ахх!
Вместо окончания фразы получился сипящий выдох.
"Гадское клеймо! Значит, эта хрень в его руках — действительно Теневое Тавро... а я-то ещё думал, что поганее быть не может..."
— Вопрос первый. Как давно ты знаешь машир, именующую себя Ниллимой?
"Сделать ничего нельзя. Напасть не получится. Долго молчать — тоже: я не герой эпических сказочек, чтобы много бирелл терпеть муки и хохотать в лицо палачам. Всё, что..."
От плеча хлестнула многохвостой плетью боль. Совершенно этого не желая, Сорх задёргался, как насаженная на острогу рыба. Ну как — задёргался. Из-за ограничивающего телесную подвижность щита, скорее, задрожал. Правда, удержать крик смог.
— Говори.
"Да. Способ избежать всего этого только один... мы обсуждали его однажды.
Но с окончательным решением повременю. Только если действительно не останется никаких сил терпеть. Для начала хватит и..."
Потянувшись волей внутрь себя, полукровка вспомнил, как боится боли, чтобы подкрепить решимость, после чего одним лёгким, но уверенным усилием остановил сердце.
...это оказалось совсем просто и даже не очень страшно. Всё получилось с первой попытки, слова Ниллимы в очередной раз подтвердились. Вот только смерть почему-то медлила. Комок мышц в груди прекратил свою вечную работу, кровь в жилах встала — но полукровка, урод, поганый смесок ещё дышал. И дивился, до чего живуча его плоть.
— Говори!
На этот раз боль пришла не вышибающим слёзы разрядом, а пологой горкой. Клеймо как будто начало греться, и несколько первых бун это не казалось чем-то страшным. Но не прошло и половины нохх, как Сорх снова невольно задёргался в незримых путах. Невольно и бесполезно. А жар в плече, стекающий к скрючившимся пальцам, лижущий голодными языками грудь, шею и живот — этот проклятый жар становился всё сильнее и сильнее, до нестерпимого...
"Я же остановил сердце! Почему я ещё жив?!"
Словно в ответ на этот отчаянный вопль разум Объедка заволокло прохладной тьмой.
"Похоже, зря все считают, что вечные льды — это очень страшно. Ничего такого на самом деле. Просто отдых... просто тишина..."
Несколько жгучих искр там, внизу. Далёкий шелест, похожий на чей-то голос. Пустота.
...и снова голос... точнее, голоса. Чужие. Уже не шелестящие, просто какие-то плоские, твёрдые, с угловатыми краями.
— ...предпосылок.
— То есть клеймёный мерзавец здоров?
— Совершенно. Даже обычного набора зачаточных болячек не имеет, как ни странно. Имеет он лишь остатки одномоментно и качественно залеченных болячек.
— Понимаю. Значит, он ещё и целительством балуется?
— Вряд ли это его работа. Молод он для... "баловства" такого уровня.
"Вытащили, — окончательно осознал Сорх. — Не дали подохнуть. Жаль...".
— Ладно. Так всё-таки, почему у него встало сердце?
— Спросите у него, мастер. Я не знаю.
— О! А он снова в сознании?
— В полном.
— Ну что, клеймёный, почему у тебя сердце вставало?
Сорх облизал губы. При целителе снова провернуть использованный трюк не получится...
Но трюков ведь много. Можно угробить себя и другими способами. В том числе куда более радикальными. На самый-самый крайний случай Ниллима показывала специально разработанную медитативную фигуру, воздействующую уже не на сердце, а на мозг, — то самое окончательное решение, после принятия которого уж точно не воскресят. Как бы ни старались.
Или воскресят? На что здешний целитель способен — это ведь ещё не известно...
— Молчишь?
— А ты сам догадаться не можешь? — голос оказался хриплым (после недолгих, но громких воплей) и слабым. Ну что ж — смерть, даже временная, почти не настоящая, даром не проходит.
— Смотри, заговорил.
— Не хочу я с тобой говорить.
— То есть ты, как положено исполненному доблести, — хмыкнул названный мастером, — предпочитаешь сдохнуть, но с врагом не общаться?
— Ты не враг. Ты дурак.
— Не забывайся, смесок!
— Угу. С врагом-то я бы поговорил. А вот с дураком...
— Дерзишь. Но всё же разговариваешь.
— Имею смутную надежду, "мастер", что дурак ты благонамеренный и не безнадёжный.
— Так. Довольно! Я, как-никак, твой начальник по праву! Ты...
Сорх фыркнул, перебивая:
— Чушь.
— Это почему ещё?
— Потому что мой непосредственный начальник — Ниллима. Чуть повыше — лан сарье Зарм Хоррев, которого я поблизости не чую, кстати. А ты мне не начальник, ты просто прыщ на ровном месте. Не удосужившийся даже представиться, лишивший меня свободы и учинивший на диво непрофессиональный допрос с помощью раздобытого где-то Теневого Тавро Лабиринта.
— Так-так. И откуда же тебе, смесок, известно, чем профессиональный допрос отличается от непрофессионального? Э?
Сорх снова фыркнул — но ничего не ответил.
— Так. Похоже, ты намекаешь, что у тебя есть ещё начальник, и зовут этого начальника Фарго Кривоплёт. — Молчание. Затем нетерпеливо-раздражённое, — Я прав?
— А если да? Как изворачиваться станешь, онгролом?
— Я не собираюсь "изворачиваться" и оправдываться. Ещё чего не хватало!
— Угу. Диагноз можно уточнить: не просто болван, но благородный болван.
Вопреки ожиданиям, мастер хихикнул. Да и от целителя, стоящего неподалёку, повеяло чем-то этаким... насмешливым.
— Ты бы всё-таки глянул на меня, смесок. А то чушь порешь.
Сорх послушался. И не удержался: выдал лицом и ушами удивление.
— Не ожидал увидеть харава, э?
— Нет, — признался пленник. Мастер разулыбался шире прежнего, но от последовавших слов улыбка его безвозвратно померкла. — Надо было мне верить учителю, когда она говорила, что раса мало что значит. Можно родиться благородным, но при этом выказать себя приличным разумным. А можно, имея происхождение низкое, словом и делом доказать, что достоин лучшего. Можно, конечно, и не доказать. Проявить себя, как сущее тупорылое гнильё.
— Ты опять за своё?!
Издав губами неприличный звук, Сорх снова закрыл глаза. И захрипел, когда клеймо принялось выкручивать его тело, словно деловитая прачка — прополосканное бельё.
Впрочем, этого он ждал.
Короткое усилие воли останавливает сердце. Предупреждающий возглас целителя. Чужое заклятье пронзает грудь, пытаясь запустить сердце снова, причиняя боль, — впрочем, на фоне боли от клейма почти незаметную. Но воля полукровки крепка, по крайней мере, пока сознание не успело погаснуть, и живой насос, трепыхнувшийся под разрядом, снова замер без движения.
Ещё один разряд. И ещё один. И ещё.
Без толку.
— Он умирает!
— Что, по своей воле?
— Похоже, что так. Но я не ощущаю чар! Воздействие словно идёт изнутри.
— Блокируй!
— Бессмысленно. Мой блок точно так же приведёт к остановке сердца.
— Проклятье! Что за упёртый мерзавец...
Клеймо остыло, затаилось на время. Подступила прохладная тьма, сулящая отдых.
— Эй, смесок. Кончай умирать. Поговорим спокойно.
— Меня зовут Сорх, — сообщил полукровка сиплым шёпотом. И утонул в могучем приливе беспамятства... предчувствуя, что долгим оно не станет.
Так и вышло. Оставшееся без руководства разума, тело подчинилось целителю. Не пожелав умереть, оно вернулось к жизни с упрямством, достойным лучшего применения.
— Очнулся? — мастер-харав. Ответ целителя спокоен, но таит скрытое недовольство:
— Да.
— Так. Ты действительно один из ушей Кривоплёта?
— Не вижу причин отрицать, — просипел Сорх.
— Доносчик, значит, — мастер сказал, как сплюнул. — Небось, в первую голову за своим учителем приглядываешь? За Ниллимой?
— Приглядываю. Но Фарго не доношу.
— Врёшь!
Полукровка открыл налитые кровью глаза и вперил взгляд в харава.
— Не соблаговолишь ли объяснить, многоуважаемый, из каких соображений я счёл нужным сообщить тебе подобную ложь?
Мастер аж опешил.
"Смотри-ка, а метод переключений действительно работает! Не только в игре, но и..."
— Откуда мне-то знать, каковы твои соображения?
— Ну что ж, — сказал Сорх. — Объясню кое-что, раз сам не понимаешь и не можешь выбить правду по причине неумения вести допрос. Мне не особо повезло с родителями и с назначенным учителем. Я не понаслышке знаю, что это такое — пресмыкаться... что такое — подслушивать, подглядывать, вынюхивать. Знаю, каково доносить и жрать объедки в награду за доносительство. Ты — харав, не благородный, но вряд ли ты знаешь то же, что я...
