Я уверена, что реальность моего плана ни у кого из вас не вызывает сомнения. Нашего достопочтенного гостя и королеву королев, произведенную на свет Шаннаной Трибриатской, объединяет общая ненависть к жестокому королю ЯндолАнганолу. Королева будет рада вновь взойти на трон. Её правление, конечно же, будет протекать под нашей неусыпной опекой.
Как только мощные военные силы Борлиена войдут в состав нашей армии, мы сможем легко завоевать ослабленное жарой Олдорандо и нанести по Панновалу смертельный удар с неожиданной стороны: с юга.
Когда все силы Панновала окажутся отвлечены на юг, мы сразу же пошлем гонцов на север. К тому времени основная часть нашей армии уже будет готова выступить в поход. Мы захватим порт Ванниш морским десантом, перевезем на Кампаннлат лучшую часть наших войск и нанесем разящий удар на юг, через плодородные равнины северного Кампаннлата, прямо на Панновал. Нет сомнений, что лишенный защиты своей грозной армии, Панновал будет повержен огнем наших тяжелых орудий и пороховыми фугасами. На этом тысячелетняя война будет закончена. Панновальская Империя исчезнет. Останутся лишь мелкие варварские королевства, но к исходу Лета мы покорим и их. А затем, в золотые годы Осени, мы сможем заняться и фагорами, и всемерно сократить их число. Таким образом, Сиборнал вступит в Зиму владыкой Геликонии.
Собравшиеся здесь мои коллеги, все вы так или иначе исполните ведущую роль в будущих действиях. Предавайтесь же отдыху — впереди ждет тяжелая, но достойная работа, а кроме того, и всемирная слава. По нашему плану, если будет на то воля Божья, мой флот сможет выйти/выйдет/должен будет выйти из порта с восходом Фреира через два дня. Перед нами алеет/будет алеть заря великого будущего, друзья!
На этот раз аплодисменты были подобны грохоту горного обвала.
Глава 2. Пассажир, спускающийся по течению, и его рассказы
— ...нет ничего хуже налогов. Ежедневный рабский труд нисколько не улучшает удел людей, потому что почти всё, что они выращивают, забирают владельцы их земли или сборщики податей. Но те, у кого нет земли и кому нечем заработать на жизнь, могут только побираться или умирать от голода. И выхода нет. Всюду неизменные грубость и невежество. Крестьян ничуть не интересует происходящее за пределами их жалкой деревни — и более того, их вообще не интересует то, что не связано с процессом набивания брюха дешевой едой. Посмотрите на этот тупой сброд! Если бы у меня было столько же ума, сколько у них, я по-прежнему попрошайничал бы в городском парке Олдорандо...
Разглагольствующий под парусиновым тентом, защищающим его от лучей палящего Фреира философ прислонился головой к мачте судна, тихо скользящего по реке, опираясь на две мягкие подушки; одна была удобно подложена под спину, на другой покоились его босые ноги. В правой руке он держал бокал своего любимого "Огнедышащего" с лимоном и колотым льдом, а его левая рука обвивала обнаженный стан некой молодой женщины, чью левую грудь он небрежно ласкал.
Публика, к которой философ обращался, состояла всего из двух слушателей — не считая молодой женщины, дремлющей с закрытыми глазами. Сын философа, полуопустив веки и приоткрыв рот, сидел прямо на борте. Сбоку от него на бочке стояло блюдо с желто-красными плодами гвинг-гвинг, которые он время от времени отправлял в рот, чтобы потом метко плюнуть косточкой в проплывающие мимо разнокалиберные лодки.
На палубе, на полосатом одеяле, лежал другой молодой человек, очень бледный, обильно потеющий и захлебывающийся собственным невнятным приглушенным бормотанием. Босые ноги юноши постоянно беспокойно двигались. С той поры как судно-ледовоз покинуло Матрассил и направилось на юг, молодого человека трепала лихорадка. Минуты просветления редко выпадали бедняге и потому пожилой философ считал его ещё менеё благодарным слушателем, чем едока гвинг-гвинг. Но пожилого человека подобные трудности не обескураживали.
— Во время нашей последней остановки я подошел к одному местному придурку, довольно почтенному на вид старцу, который стоял, прислонившись спиной к дереву, и спросил его, не кажется ли ему, что с каждым годом жара становится всё сильнее и сильнее. И знаете, что он ответил? "Жара, капитан, — сказал он, — была всегда, с самого первого дня сотворения мира". "И что же это был за день?" — спросил тогда я. "Точно не знаю, — ответил мне этот деревенский мешок с мусором, — но, говорят, было это в Века Льдов". Можете себе представить: в Века Льдов! Нет, эти парни — настоящие идиоты, у них в голове пусто. До них не докричишься. Взять хотя бы их религию. Моя родина — правоверная страна, но в Акханабу мы не верим. Я тоже не верю в Акханабу, но не потому что я кретин, а по веским причинам. Но возьмите этих деревенских тупиц — ни в какого Акханабу они тоже не верят, и не по каким-нибудь причинам, а потому, что мозгов нет...
Оратор прервался, чтобы покрепче ухватиться за грудь молодки и как следует хлебнуть "Огнедышащего".
— В Акханабу они не верят потому, что ума не хватает. Зато поклоняются каким угодно демонам, иным, нондадам, драконам. Представляете, они до сих пор верят в драконов... И готовы обожествить МирдемИнггалу. Я попросил своего управляющего поводить меня по деревне. И почитай в каждой хижине на стене висит портрет МирдемИнггалы. Но самое интересное, что и её они на самом деле не любят, просто так положено... Потому что, как я уже говорил, их не интересует ничего, только как, когда и чем набить брюхо.
— Сиську больно, — вдруг подала голос девица.
Философ зевнул, прикрыв рот правой рукой, и спросил себя, почему он предпочитает компанию этой молодой шлюхи обществу собственной семьи — а ведь речь шла не только о недоумке-сыне, но и о жене, даме ещё небезынтересной, и о взрослой дочери. Но нет, ему было больше по душе плыть по реке, в последний раз плыть по этой длиннющей дороге в компании молодой шлюхи и больного парня, вероятнее всего чокнутого, поскольку по его словам выходило, что он совсем недавно свалился прямиком с Кайдау. Плеск воды лучше всякого успокоительного, подумал он. По мне, так ничего другого и не надо. Пора на покой, но как я смогу уснуть без плеска мелкой волны за бортом?..
— Итак, есть ли объективное доказательство того, что Акханаба существует? — продолжил он. — Конечно есть. Создать такой сложный мир, как наш, с постоянным круговоротом жизни, с людьми, приходящими в этот мир и в свой срок уходящими из него, подобно бесконечному притоку из земных недр драгоценных камней, которые нужно гранить и полировать, прежде чем высыпать перед покупателем, — да, для этого нужно быть по-настоящему головастым, Бог ты или не Бог. Верно я говорю? Верно?..
Не дождавшись ответа, он большим и указательным пальцем ущипнул девку за сосок, отчего та вскрикнула и торопливо отозвалась:
— Верно, верно, как изволите!
— То-то. Верно я говорю. Так вот, если уж ты такой умный, так что тебе за радость сидеть и таращиться сверху на глупость своих подданных? Всё повторяется из года в год, из поколения в поколение, из века в век, и ничего, нигде и никогда не становится лучше — от такого однообразия можно сбрендить. "В Века Льдов", Всемогущего ради...
Зевнув, философ смежил веки. Девица толкнула его в бок.
— Ладно. Раз уж вы такой умный, тогда скажите, кто создал эту жару? Если не Акханаба, тогда кто?
— Пошла в задницу, — буркнул философ.
Ледяной капитан Мунтрас заснул. Проснулся он только тогда, когда "Лордриардрийская дева" готовилась стать до утра на якорь в Осоилима, паршивом городишке на полпути между столицей и Оттасолом, где ему предстояло в последний раз познать гостеприимство местного отделения "Лордриардрийской ледоторговой компании". На прощание ледяной капитан гостил во всех без исключения своих представительствах, отчего его плавание вниз по реке из Матрассила затянулось дольше обычного и почти сравнялось с плаванием вверх по реке, когда его груженные льдом суда тянули против течения громадные упряжки хоксни.
Дом компании в Осоилима был построен пройдохой-капитаном ещё в молодые годы — по важной причине, о которой он вспоминал каждый раз, причаливая здесь. Думал он об этом и сейчас, наблюдая, как матросы бросают с борта "Девы" концы на берег. Упомянутая причина вздымалась над ним на три сотни футов из пышной рощи брассимпса, очень хорошо разрастающегося в этих жарких краях. Причина господствовала над джунглями, она была главной темой речного пейзажа, отражалась в воде. А кроме всего прочего, причина влекла пилигримов со всего Кампаннлата, жаждавших преклонения — и льда. Причина именовалась Осоилимской Скалой, священным местом, с которого святой король Дэннис провозгласил свои законы миру.
Местный управляющий компании, седовласый мужчина с явственным димариамским акцентом, по имени Грендо Паллос, поднявшись на борт "Девы", горячо пожал своему хозяину руку и принялся помогать Диву Мунтрасу, громко и нагло руководившему высадкой пассажиров. Когда последний из рабочих, занятых выгрузкой тюков и ящиков с товарами, помеченных надписями "ОСОИЛИМА", сошел на берег, Паллос вернулся к ледяному капитану.
— Маловато у вас пассажиров — всего двое, — начал он.
— И тех я взял бесплатно, — отмахнулся капитан. — Как идет торговля?
Паллос поморщился.
— Не слишком. Мне вы ничего не привезли?
— Ничего. Борлиенский король совсем чокнулся, он сжег половину собственного дворца! Королева королев изгнана в дикую глушь, её сторонники сожжены заживо. Не лучшее время для торговли.
Паллос вздохнул.
— Да, я тоже слышал об этом. Безумие и деньги редко дружат. Жаль, что так вышло с королевой. Хотя, если союз с Олдорандо действительно будет заключен, пилигримов здесь должно прибавиться, святого Дэнниса там крепко уважают. А вот когда даже самые набожные начнут говорить, что солнца припекают слишком сильно для паломничества, здесь наступят по-настоящему трудные времена, Криллио, по-настоящему трудные! Когда всё это начнется, вот что мне хотелось бы знать. Правильно вы решили, сейчас самое время уйти на покой, не дожидаясь, когда всё здесь пойдет к Вутре. Я тоже намерен подать в отставку и уехать домой, без вас мне тут делать нечего...
Подняв бровь, ледяной капитан отвел Паллоса в сторону.
— У меня на борту есть один паренек, странный малый. Я не знаю, что с ним делать. Его имя — БиллишОвпин. По его словам, он спустился к нам с Кайдау. Я полагаю, что он просто спятил, но то, что он болтает, иной раз весьма занятно. Кроме того он считает, что умирает от неизлечимой болезни. По-моему, он просто надышался пеплом, когда ему пришлось посидеть в застенке матрассильского дворца. Я хотел бы попросить твою жену посмотреть за ним. Сделай это для меня.
Паллас спокойно кивнул.
— Запросто. Надеюсь, ты возместишь мне то, что пойдет на его содержание?..
Так Билли Сяо Пин сошел в Осоилима на берег. Вместе с ним сошла и та самая молодая девица по имени АбазВасидол. Она пользовалась случаем бесплатно добраться до Оттасола. Мать Абаз, старая знакомая капитана Мунтраса МэттиВасидол, была хозяйкой одного из веселых домов на окраине Матрассила.
Распив по бокалу вина, капитан и его управляющий пошли посмотреть на Билли, уже устроенного в скромной, но чистой комнатке, где хлопотала тучная жена Паллоса.
В кровати, на чистых простынях, Билли сразу полегчало. По указанию капитана ему было прописано натирание позвоночника куском льда, по мнению Мунтраса помогающее от всех хворей. Как ни странно, это помогло. Лихорадка прошла. Билли больше не чихал и не кашлял — едва Матрассил остался позади, аллергию на вулканический пепел как рукой сняло. Улыбнувшись Билли, капитан заметил, что помирать ему рановато.
— Я скоро умру, капитан, и знаю это точно, — упрямо ответил Билли, — но всё равно, спасибо за заботу и вообще за всё, — после ужасов матрассильского дворца общество гостеприимного капитана поистине было подобно благословенному чуду.
Ледяной капитан поморщился.
— Ты не умрешь. Во всем виноват проклятый пепел, извергающийся из горы Растиджойник на востоке, — от него спасу нет. В Матрассиле заболел не только ты; весь город кашляет и чихает. Симптомы у всех одинаковые — из глаз льет, боль в горле. Скоро ты окончательно придешь в себя, поднимешься на ноги и всё будет хорошо. Никогда не сдавайся, в особенности раньше срока.
Билли слабо улыбнулся.
— Может быть, вы и правы. Тысяча благодарностей вам за то, что вы вернули мне мою аптечку, забрав её у короля. Пилюли из неё, увы, бессильны против аллергии, но отдаляют развитие другой, смертельной болезни. Вирус гелико уже сидит во мне и от него нет спасения, потому что иммунитета у меня нет, но наши ученые считают, что эти препараты могут оттянуть развязку на неделю-другую. Так что, можно сказать, эти две недели свободы и настоящей жизни мне подарили именно вы! Пожалуйста, помогите мне встать...
Размяв ноги, он через минуту уже ходил по комнате сам, потирая руки и смеясь. Мунтрас, управляющий и его жена стояли у двери и улыбались, глядя на Билли.
— Да, мне полегчало! — восклицал тот. — Сильно полегчало! Ваш метод, это натиране куском льда — просто чудо! Знаете, капитан, а ведь я начинал уже ненавидеть ваш мир. Я думал, что свою смерть мне так и придется встретить в Матрассиле, в грязном застенке.
Ледяной капитан усмехнулся.
— Наш мир совсем не так уж плох, парень, стоит только узнать его получше.
— Это так, капитан, — охотно согласился Билли. — Но сколько здесь религии!
— В нашем мире, где фагоры и люди живут бок о бок, без религии не обойтись, — вздохнул Мунтрас. — Столкновение двух чужеродных культур не могло не привести к возникновению веры.
Пораженный глубиной и мудростью этого замечания, Билли застыл в задумчивости, чем и воспользовалась госпожа Паллос. Не уделив словам капитана особого внимания, она крепко взяла молодого гостя за локоть.
— Вот вам уже и лучше, — сказала она. — Сейчас я отведу вас умыться, и вы снова будете как новенький. А после этого я накормлю вас ужином, у меня отличный скофф, это именно то, что вам сейчас нужно!
— Вот-вот, — поддержал хозяйку капитан Мунтрас, — а кроме того, у меня, Билли, есть для тебя другое средство, ещё лучше доброго ужина. Уверен, ты уже обратил внимание на эту молодую девицу, Абаз, — так вот, я пришлю её к тебе. Её мать мой старый друг. Дочка хороша собой и умна, очень многообещающая девушка. Полагаю, что полчасика, проведенные в её обществе, несомненно пойдут тебе на пользу.
Вопросительно взглянув на капитана, Билли залился краской, поняв, что именно предложил капитан.
— Я уже говорил и повторяю, что я рожден вне Геликонии, в другом мире, и наши тела могут иметь сильные отличия, о которых я понятия не имею... Не знаю, выйдет ли у меня что-нибудь. Хотя ведь физически мы одинаковы... А эта девушка, она согласится?
Капитан Мунтрас от души рассмеялся.
— Сдается мне, ты ей понравился! По крайней мере больше меня. Я знаю, Биллиш, о чувствах, которые ты питаешь к королеве, но прошу тебя: взгляни на это как на простую лечебную процедуру. Пусть ничто не отвлекает тебя. Призови на помощь воображение и уверяю тебя — Абаз покажется тебе ничем не хуже королевы!
