Лаймон ничуть не сомневался, что Голландец своего бы не упустил, однако, информация его весьма заинтересовала. Он доложил о наводке Гранту, а тот, поломав над ней голову, позвал на помощь Сергея.
— Опасная история, — честно заявил тот, когда им довелось встретиться, — Я бы на месте МИ-5 точно приставил бы к такому складу наблюдение, и распустил бы слухи, что оттуда можно брать что хочешь. Ну и брал бы на заметку всех интересующихся. Крайне рекомендую ни вам, ни каким еще связанным с вами людям даже не приближаться к таким вещам.
— Я и сам это понимаю, — признался Грант, — Потому и переживаю.
— А что вас так привлекло в этой куче металлолома? — спросил Сергей, по привычке растирая виски в задумчивости, — Я помню про вашу нынешнюю … головную боль в Индийском океане. Но, как ни крути, проще переправить туда несколько партий корейского или китайского железа, чем пытаться утащить собственность армии Ея Величества…
— А вот посудите сами, — пояснил Грант, — Если оружие будет британским, что подумают все, если его доведется применять? Что угодно. От вполне реального варианта, что вооружение армии Цейлона может стащить кто угодно и в любых количествах, до дикой мысли, что подавление мятежа рабочими отрядами коммунистов было тайно поддержано правительством Макмиллана…
Тут оба собеседника не удержались от усмешки.
— Звучит красиво, но надо оформить должным образом, — наконец, сказал Сергей, — Давайте сделаем так: вначале мы зашлем туда своего человека, совершенно постороннее лицо, которое будет интересовать не оружием, а возможностью выкупа участка земли под складами. Он, тоже крайне осторожно, прощупает ситуацию, а мы, в сотрудничестве с Эдвардом, выясним, кто и как проявит активность при его появлении. К счастью, агентура в спецслужбах у нас пока это позволяет. Если это ловушка — просто забудем эту историю. Английское оружие есть не только там, например, его без труда можно достать в Египте, у них настоящий завал вооружения вашей плененной экспедиционной группы войск. Если же все чисто — позвольте вступить с вами в долю. Нам приличная партия неучтенного английского оружия, взявшегося неизвестно откуда, тоже весьма не повредит, а вам все равно столько не надо.
— Иногда мне кажется, что это такой ресурс, которого мало не бывает, — сознался Грант, — Подумать только! Года три назад я и не задумывался над перспективами вооруженного восстания. А сейчас — совершенно серьезно размышляю о том, что буду делать сам, окажись мы на месте товарищей с Цейлона или Лумумбы. Ведь то, что с нами пока играют по правилам — всего лишь вопрос времени. Кто его знает, может и нам сколько-то винтовок и БРЕНов в хозяйстве не повредит?
— Если это вопрос ко мне, то могу вас порадовать: на крайний случай запас имеется. Его создавали еще с середины 20-х, все время понемногу пополняли, и сейчас хватит и на парней Голлана, и на вас, и еще на ИРА в придачу… На первые часы хватит, а потом можно будет перебросить еще из Северной Европы или из Голландии. Только это информация особой секретности, как вы понимаете.
— Разумеется, понимаю, — покачал головой удивленный Тед, — Однако, если допустить, что с этими складами все чисто, как организуем доставку? Я бы предложил перевезти на наши склады кооперативной фабрики в Бирмингеме, оттуда отгружается много разного железа, и партии оружия можно замаскировать под велосипеды, пневматику и другой товар.
— Идея неплохая, но рискованная, — отрицательно покрутил подбородком Сергей, — лучше, поступим иначе. Давайте привлечем товарищей из транспортного кооператива CPGB. Они используют контейнерные перевозки. Будем небольшими партиями вывозить железо из Корнуолла, прямо в контейнеровозах. Декларировать будем как скобяные товары, у нас, да и у вас уже, хватает связей в таможне. Отправителем будут, действительно, ваши товарищи из Бирмингема и Манчестера, а получателем — некая неприметная фирма из Швейцарии. Наши «контрагенты» будут уверены, что мы просто в очередной раз пытаемся вывозить товары в соцстраны по хитрой схеме. Сами, думаю, уже убедились, что они смотрят на это наплевательски.
— А что насчет перевозки?
— Самим фрахтовать судно нельзя, ни в коем случае. Это сделают швейцарские получатели. А чтобы судно было надежным, мне придется серьезно поговорить с начальством: вероятно, можно будет, все-таки, выделить под такой случай индийский или таиландский контейнеровоз.
— А вот это излишне, — заметил Тед, — У наших французских товарищей из Марселя своя транспортная кампания, имеющая, в том числе, пару контейнеровозов, переоборудованных из старых танкеров. Мы всегда можем обратиться к ним. Ламбер давно уже просил помочь им с заказами — насколько я понимаю, суда не самые большие и перевозка на них не такая выгодная, как на современных специальных. Зато внимания такие привлекают немного.
— Это точно, — согласился Сергей, — Кстати, тогда мы — в доле. У Энди тоже накопилось на складах немало всякого, что можно отправить транзитом по пути следования. Заодно и рейс окупим. Как по мне — любая революция должна приносить доходы прогрессивному классу!
Проверка не выявила колпака спецслужб над складами. Вообще, в целом, когда Тед ознакомился с результатами разведки, он был несколько обескуражен. Оружие лежало в ящиках не на специальном военном объекте, а на территории молочной фермы, выстроенной еще в 20-е, и закрывшейся после начала войны. Там до сих пор еще немного пахло навозом. Оценка Голландца, о том, что оружия там на несколько дивизий, оказалась ничуть не преувеличенной. А вот относительно охраны, он несколько погорячился. Никакого «офицера» в штате охраны не имелось, из официальных лиц там присутствовал лишь престарелый пехотный уорент-офицер, который досиживал последний год перед пенсией. А солдат в охране не имелось вовсе, не единого. Охраняли склады, время от времени осуществляя проверки и обходы, несколько местных жителей, ранее служивших в «Хоум Гуард». Им никто за это не платил ни пенса, и они совершенно искренне считали оружие своей личной собственностью… При уорент-офицере имелась опись складируемого имущества, которая была составлена в 1951-м, однако он был уверен, что действительности она ничуть не соответствует: часть колючей проволоки с заборов ограждения была украдена окрестными фермерами, в стенах зданий имелись проломы, образовавшиеся еще после налетов немцев, и попасть на склады ничего не стоило кому угодно. Все причастные с большим удовольствием готовы были оказать любое содействие возможным покупателям, причем, считали, что это не только справедливо в отношении их самих, но и патриотично, т.к. снимает с казны расходы по хранению и утилизации никому ненужного барахла.
Тед, конечно, был в курсе весьма своеобразного отношения англичан к казенной собственности, которое выражалось во фразе «У короля много!». Во время войн оно выливалось в то, что английские подданные умудрялись «терять» или «забывать» артиллерийские батареи, сотни чуть-чуть поломавшихся или заглохших танков, или даже целые суда типа «Либерти» в каких-нибудь дальних гаванях. Однако, такого он никак не ожидал.
Оружие начали вывозить уже через неделю, а к концу месяца первый из контейнеровозов отправился в плавание. На Цейлон было послано, в первую очередь, стрелковое оружие, двухдюймовые минометы и гранатометы «PIAT», а также боеприпасы, и некоторое количество различного снаряжения. Сергей же, кажется, вошел во вкус, и скупал буквально все, что находилось, включая такие странные, на взгляд Теда, вещи, как резиновые ванны и душевые, настенные барометры, раскладные койки, тарелки, ложки и котелки.
— Но позвольте, — спрашивал его Лаймон, — На кой черт вам все это сдалось?
— Пока не знаю, — серьезно отвечал Сергей, — Но, чтоб мне пусто было: так дешево отдают! По цене мусора, можно сказать, продаются такие хорошие, добротные вещи. Может, кому и пригодиться?
У Лаймона, кстати сказать, тоже прибавилось хлопот. При всех адских нагрузках ему требовалось еще изыскать где-то военных советников, которые помогли бы цейлонцам организовать боевые отряды, законспирировать эту подготовку, и в предельно малые сроки спланировать действия, упреждающие путч. Люди с военным опытом в партии имелись, причем в весьма изрядном количестве, но вот умеющие не только стрелять и бегать, но и осуществлять организацию и планирование были в штучных количествах, и работы у них и так было навалом. Приходилось искать не только среди англичан, но и среди англоязычных иностранцев, срочно осуществлять проверку, вербовку и переживать насчет их переправки на Цейлон. Сергей, естественно, обещал помощь по линии Коминтерна, но сразу предупредил: у них ситуация немногим лучше, Африка и Латинская Америка сжирала все наличные кадровые резервы, как черная дыра. Конечно, отставных офицеров можно было нанять и за деньги, в той же Индии, например. Но таким, увы, нельзя было доверяться в столь щепетильном деле…
В конце месяца было проведено тайное совещание руководителей ПОР, КПШЛ и Бандаранаике, на котором обсуждался вопрос тактики ликвидации возможного путча, и дальнейшие политические шаги. Коммунисты предложили создать территориальные отряды, формально призванные содействовать полиции в обеспечении правопорядка, независимые от армейского командования, и укомплектованные лояльными правительству кадрами из ПСШЛ и коммунистов. Повод был, и довольно веский — на острове по-прежнему всерьез опасались беспорядков на почве национальной розни, а полиция была немногочисленна и довольно плохо оснащена. Таким образом, Бандаранаике получала полный контроль над этими формированиями, а чтобы не вспугнуть путчистов раньше времени, вынуждая на некие опрометчивые действия, оружие из государственных арсеналов им предполагалось не выделять. Выдавать стали лишь старые револьверы с полудюжиной патронов для начальников участков, и по нескольку штук полицейских ружей Гринера Mark III “14-го калибра, для рядовых дружинников, не считая тривиальных дубинок. Безоружные отряды офицерство напугать не должны были. Параллельно, коммунисты уже занялись формированием боевых групп на базе партийных ячеек и кооперативных коммун, но этот процесс осуществлялся скрытно, под видом организации спортивного досуга. Расчеты тяжелого вооружения вовсе отправлялись на обучение в Бирму, с тем, чтобы не вызывать на Цейлоне лишнего ажиотажа. Собственная милитаризированная структура была нужна ПОР и КПШЛ, в первую очередь, на тот случай, если законное правительство «растеряется» и уступит силовому давлению правых. Выступать открыто против правительства ПСШЛ и премьера и Интернационал, и Коминтерн, категорически воспрещали, за исключением маловероятной возможности сговора ПСШЛ с правыми и военными.
Бандаранаике отнеслась к предложению с большими сомнениями. Но руководителям ПОР и КПШЛ удалось убедить её в том, что они видят союз только в легальной коалиции с социал-демократией. В этом был резон: несмотря на растущую популярность, коммунисты еще не имели достаточно массовой поддержки, чтобы выстоять совсем в одиночку. Кроме всего прочего, именно таким хотели бы видеть государственный строй Цейлона в СССР, чтобы не пугать мировую буржуазию очередной сугубо-красной революцией. Впрочем, почувствовав такую деятельную поддержку, Бандаранаике пошла дальше, и предложила целый ряд реформ сразу после ликвидации правого мятежа: так, она считала необходимым национализировать всю иностранную собственность в стране, включая чайные и каучуковые плантации, а также рудники, на которых добывались драгоценные камни. Кроме того, она считала необходимым национализацию собственности всех крупных национальных компаний, занимающихся экспортом чая, выращиванием каучука, и прочим, поскольку именно в них, наравне с иностранными бизнесменами и спецслужбами, видела корни влияния правой оппозиции. Подобный подход со стороны «социал-демократической» деятельницы заставил слегка опешить уже самих коммунистов. Кастро до нее было, откровенно говоря, как до Луны. В конечном счете, план был слегка смягчен: в разряд государственной решено было перевести только собственность иностранных компаний, с последующей передачей части административных функций их работникам на кооперативной основе. На базе собственно цейлонского бизнеса, который сильно уступал иностранному по масштабам, решено было изначально организовывать коллективные предприятия, предлагая бывшим владельцам руководящие должности с хорошими окладами. Всем было понятно, что большинство капиталистов честно трудиться не захочет. Но, во-первых, в этом случае они сами себе будут виноватыми. А во-вторых: кто знает, может кто-то сделается приличным человеком, ведь, как ни крути, это и в новом обществе сулило уважение и достаток.
…1 апреля 1961-го года Тед встретил в Париже.
Как не тяжко было отрываться от многочисленных английских дел и еще более многочисленных текущих вопросов Интернационала, ему пришлось выкроить время и собраться в эту поездку. Однако, сколько бы он не досадовал на потерю драгоценных суток, и сколь бы не выражал свою досаду товарищам, в глубине души Грант был рад, что удалось организовать себе, практически, отпуск. Тем более, под относительно благовидным предлогом…
Еще в феврале, когда вся английская секция стояла на ушах из-за ирландских событий, Грант получил шифрограмму от Мишеля Пабло, который тогда жил в Марселе. По сути, в ней не содержалось ничего необычного: Пабло выражал соболезнования по случаю трагической гибели активистов РСЛ Лиама О`Нейла и Молли Макмерфи, а также уверенность, что их убийцы понесут заслуженную кару. Однако, между слов вполне обычного (для такого случая) послания присутствовало послание тайное: кодовое сообщение, обозначающее необходимость личной встречи, правда, не срочную, но не терпящую и длительных отлагательств.
С Мишелем ситуация была, в целом, не самая простая. Надо сказать, что Пабло был одним из немногих, кого не вполне удовлетворили результаты конгресса. Он не был избран в ЦК, поскольку фактически не имел собственной ячейки и не особо морочился с её организацией. На конгрессе у него возникли весьма заметные противоречия с Пьером Ламбером, именно по той причине, что Пабло представлял, по существу вопроса, только самого себя. Его сторонники не были никак объединены, и, хотя читателей, слушателей и вообще поклонников во Франции у Пабло было весьма изрядное количество, было очевидно, что решения конгресса они принимать, в сущности, не обязаны, а потому и не будут.
Для честолюбивого грека это был изрядный удар по самолюбию: Пабло очень хотелось, чтобы к нему относились серьезно, и метил он если не на пост председателя ЦК, то, во всяком случае, в его члены. Но французскую секцию большинством голосов возглавил Ламбер, а национальным секретарем, в качестве компромиссной фигуры, стал Эрнест Мандель. После конгресса Пабло предпринял несколько попыток оформить своих сторонников в организованную группу, но вышли они довольно неуверенными. Пабло, в обычной своей манере, собирал людей в какой-нибудь большой зал, там пламенно зачитывал речь и призывал к созданию своей партии. Однако, практически все французы, которые относились к нему с уважением, либо уже состояли в Социалистической партии, Компартии Франции или Международной Коммунистической Партии (МКП) Ламбера, либо относили себя к «новым левым» (а то и вовсе, к анархистам) и вообще не стремились к партийной организации. Поэтому Пабло аплодировали, поддерживали бодрыми выкриками и охотно скупали его брошюры, но в новую партию идти не торопились. К началу 1961-го численность устойчивой группы Пабло составляла всего несколько десятков человек. Правда, люди это были незаурядные: бывшие деятели Сопротивления, талантливые публицисты, интеллектуалы и творческие личности, их регулярный взнос в кассу Интернационала был весьма немалым (в относительном, конечно, исчислении), поскольку они издавали и успешно распространяли немало литературы, читали лекции и снимали востребованное кино. Сторонники Пабло активнее всего участвовали не в «скучных» профсоюзных и кооперативных делах (там лучше всех из французских троцкистов себя показал Ламбер), а весьма широко занимались вопросом революционного движения в странах «Третьего Мира». Естественно, что основным центром приложения их творческих сил стал Алжир, где, после референдума 1960-го в целом было покончено с колониальной зависимостью (АИ) и начался процесс построения национального государства. Большинство алжирцев выступило за независимость и создание федерального государства в включающее автономии арабов, туарегов, берберов и кабилов. С одной стороны, Пабло и его сторонники были ценными кадрами: благодаря активной агитационной работе их хорошо знали и уважали в Алжире, и вообще в бывших и действующих французских колониях, они были, безусловно, искренними коммунистами и если впадали в оппортунизм по отдельным вопросам, то лишь изредка, и не все вместе. С другой же стороны, следствием практического отсутствия в этой группе пролетарского элемента (его во Франции, подобно пылесосу, постоянно втягивали в себя СФИО, КПФ и МКП) стала некоторая оторванность от собственно французских дел, постоянные горячие внутренние споры (порой, увы, перетекающие в склоки) и отсутствие планомерной и последовательной общей политики. Именно поэтому Тед испытывал к просьбе Пабло о встрече некоторую настороженность. Не совсем понятно, чего от него было ждать: «паблоисты» показали себя выдающимися агитаторами, а вот с остальными делами у них явно ладилось не очень успешно…
