Стрелки сменили позиции и ружья. Последовал новый тройной залп. На камне забились ещё три самки. Остатки стада наконец обратились в бегство.
Под поощрительные крики с рей, усыпанных зрителями, фагоры и матросы бросились к добыче, вздымая брызги сапогами. Две самки ещё были живы и пытались встать, чтобы бежать вслед за стадом. Один из стрелков, вытащив из ножен короткий широкий нож, быстрыми резкими движениями перерезал раненым животным глотки.
Учуявшие смерть крупные белые птицы снялись со скал и принялись кружиться над местом охоты в восходящих потоках воздуха, вертя шеями в обе стороны и высматривая поживу. Неожиданно решившись, птицы спикировали на матросов, пытаясь ударить их мощными крыльями. Одна из птиц ухитрилась поранить стрелка, на лету метко клюнув его в голову.
Пока несколько матросов свежевали добычу, остальным приходилось отбиваться дробью от наседающих со всех сторон крабов и птиц одновременно. Одним длинным ударом ножа свежевальщики вспарывали убитым фламбергам брюхо. Засунув внутрь руку, они вытаскивали дымящиеся кишки и отбрасывали их в сторону. После этого от туловищ отделяли задние ноги и печень. На руки свежевальщиков обильно лилась золотистая кровь. Над их головами кричали голодные птицы. Наконец, нагруженные ногами и печенью фламбергов фагоры были отправлены обратно к шлюпке.
Отбежав, глупые фламберги остановились неподалеку. Подобраться к ним не составило особого труда. Охота и разделка туш продолжились. Пока белые птицы сражались неподалеку за падаль, безмозглые фламберги бродили как ни в чем не бывало.
Тем временем фагоры под командой Пашаратида вытащили шлюпку повыше на берег, туда, где ей не угрожали бы никакие волны. Из шлюпки была извлечена разборная повозка, в постромки которой фагоры и впряглись. Экспедиция была готова к отправлению. СарториИрвраш получил официальное приглашение присоединиться к прогулке.
— Я хочу, чтобы вы сумели составить хотя бы поверхностное впечатление о здешних краях, — сказала ему со скупой улыбкой леди Джесератабхар.
Бывший советник догадался, что несгибаемая леди-адмирал и её стойкие подчиненные тоже рады ступить после корабля на твердую землю и готовы найти любой предлог для того, чтобы продлить своё пребывание здесь. Леди-адмирал двинулась вперед, сев в повозку, и СарториИрвраш поспешил за ней.
От берега начинался крутой подъем, и, чтобы втащить на него повозку с четверкой людей, двурогим рабам пришлось напрячь все силы. Вскоре на пути им встретились более крупные копытные, с более длинной и густой шерстью, чем у фламбергов, сероватого окраса, с изогнутыми кольцами рогами. Это были йелки. Денью Пашаратид с сожалением заметила, что вместо фламбергов следовало устроить охоту на йелков. Их мясо лучше мяса фламбергов.
Никто не ответил жене бывшего посла, а ныне капитана морских пехотинцев. СарториИрвраш покосился на Ио. Лицо Пашаратида было непроницаемо. Казалось, его мысли витают где-то очень далеко от происходящего. О чем он всё время думает — неужели по-прежнему о королеве?..
Их путь пролегал мимо огромных валунов, принесенных сюда когда-то ледником, теперь растаявшим. На некоторых валунах можно было заметить нацарапанные имена и даты, иногда очень древние — сосланные в здешние края таким образом пытались оставить о себе память — и СарториИрвраша передернуло, едва он представил себя на их месте. Туман всё ещё держался и скрадывал подробности местности, лишая равнину каких-либо черт, за которые мог бы зацепиться глаз.
Наконец подъем закончился и почва стала более ровной. Наверху их ожидал сильный запах скотного двора. Остановившись, участники экспедиции осмотрелись. Низко над головой плыли серые как сталь облака. Внизу, у края черной глади моря, смыкавшейся у горизонта с хмурым куполом небес, виднелись два их корабля, ещё окутанных туманом. Вокруг лежала унылая тундра, простиравшаяся, казалось, в бесконечность. Куда ни глянь, нигде не было видно и следов человеческого обитания. Но и в однообразном пейзаже крылось своё величие. Земля под ногами была голой, почти лишенной травы, во вмятинах от тысяч и тысяч копыт.
— Эти равнины принадлежат фламбергам, йелкам и бийелкам, — проговорила Денью Пашаратид. — Больше здесь никто не живет. И не только на побережье — весь здешний край принадлежит зверю.
— Людям тут жизни нет, — подтвердил Ио Пашаратид.
— Внешне фламберги и йелки весьма схожи, но анатомически отличаются очень сильно, — заметила в свою очередь Оди Джесератабхар. — Йелки — некрогены. Молодь рождается и развивается в трупах родителей, вместо материнского молока питаясь продуктами разложения. Фламберги же живородящие.
СарториИрвраш промолчал. Охота на берегу моря, точнее, устроенная ускутами безжалостная бойня, потрясла его и он всё ещё находился под её впечатлением. Снизу почти через равные промежутки времени всё ещё доносились ружейные залпы — шла заготовка мяса. Корабли зашли к Берегу Осужденных попросту чтобы запастись здесь свежим мясом.
Они вновь уселись в повозку и фагоры повезли их вперед. Равнина была сырой, грунт мягким, то и дело попадались лужи, небольшие озера или болотца, что очень замедляло продвижение.
Край берегового склона заслонил корабли. Похолодало, запах моря исчез, сменившись вездесущим зловонием гниющего навоза копытных. Звуки пальбы наконец тоже стихли. В течение почти целого часа пути все молчали, упиваясь ощущением необъятности окружающего. Они проехали три, а то и все пять миль.
Наконец они добрались до горчичного цвета холмов, на склонах которых произрастал карликовый шпорник и прочие неприхотливые растения. Среди бесплодия равнины даже эти корявые деревца были роскошью. Их ветви были усыпаны неряшливыми с виду гнездами птиц, свитыми из прутьев и кусочков плавника с морского берега. Почва вокруг была белой от наслоений гуано.
Возле испещренного бороздами валуна охряного цвета леди-адмирал объявила наконец остановку. Поднявшись с повозки, люди прошлись, разминая ноги и размахивая затекшими руками. Огромный валун нависал над ними, как миниатюрная гора. Вокруг не было слышно ничего, кроме криков птиц да завывания ветра, но постепенно они различили доносящийся откуда-то с востока тихий гул.
Наслаждаясь ощущением твердой земли под ногами, СарториИрвраш тут же забыл о новом звуке. Леди-адмирал же и Денью Пашаратид, встревожено переглянувшись, быстро полезли на валун, и, взобравшись, застыли на вершине. Вглядевшись в горизонт, они криком предупредили оставшихся внизу об опасности.
— Эй, двурогие, быстро оттащите повозку под защиту камня! — приказала фагорам Оди Джесератабхар.
Постепенно гул превратился в громовой, схожий с ревом урагана топот. Топот поднимался от самой земли, наступал отовсюду. С восточной стороны холма показалось что-то огромное.
Мгновенно все, и люди и фагоры, пришли в движение. С прытью того, кто шестым чувством распознал близость явления природы, выходящего за рамки его представлений и бесспорно ужасного, СарториИрвраш бросился к валуну и принялся карабкаться на его плоскую к счастью вершину. Ио Пашаратид помогал ему и наконец все они, две женщины и двое мужчин, оказались на вершине, где на тесной площадке едва хватало места для всех. Фагоры оцепенело стояли возле валуна, в их ноздрях хлюпали белые молоки.
— Придется переждать здесь, пока они не пройдут, — почему-то шепотом проговорила Оди Джесератабхар. — К счастью, тут мы в полной безопасности.
Но голос леди-адмирала непривычно дрожал.
— Что это? — спросил СарториИрвраш.
Сквозь призрачную дымку словно сама даль катилась на них подобно темному колеблющемуся ковру. Замершие на вершине люди были бессильны что-либо сделать, они могли только стоять и смотреть. Постепенно ковер превратился в лавину фламбергов, приближавшихся широким фронтом.
СарториИрвраш попытался пересчитать животных. Десять, двадцать, пятьдесят, сотня — дальше считать было невозможно. Ширина стада, лавины густо, бок о бок, идущих животных, составляла никак не менее мили.
Вытянув к небу шеи, выпучив глаза, раззявив рты, из которых капала слюна, полчища копытных мчались к людям. Достигнув валуна, живой поток обогнул его с двух сторон и сомкнулся за ним, устремляясь дальше. Белые птицы-коровы, редко взмахивая крыльями, летели над стадом, легко поспевая за ним. Очень скоро всю равнину затопило колышущееся море спин и рогатых голов фламбергов и йелков, среди которого валун с четверкой людей на вершине высился как остров. Всё, и земля, и камни, и само небо, дрожало от монотонного гула.
Потрясенные люди в восторге вытягивали руки и размахивали ими, громко крича. Море копытных под ними, изливаясь из самого горизонта, с восточного его края, к горизонту же и уходило. Ни одно из животных не подняло морду и не взглянуло на вопивших людей; все понимали, что сбиться с шага означало немедленно погибнуть под копытами сородичей.
Очень скоро возбуждение, охватившее людей, прошло. Они присели на камень, прижавшись друг к другу и с тоской глядя на простиравшееся вокруг насколько хватал глаз живое море. Стаду не было ни конца ни края. Где-то вдали, у настоящего моря, часть фламбергов останавливалась и бессмысленно толпилась какое-то время у берегового склона, в то время как большинство животных проносилось мимо. Таких было множество — фламберги во весь опор целеустремленно неслись к западу, навстречу какой-то неведомой цели.
Следующей напастью стало нашествие тучи насекомых, неустанно следующих за стадом. Как в стаде шли не только фламберги, но и другие копытные, так и разнообразие насекомых не ограничивалось одним видом, хотя все они без исключения были кровососущими. Терпеть их атаки, сидя как прежде на корточках, было невозможно. Тысячи тысяч летающих созданий жадно набросились на людей и спасение от них было одно: собравшись в кружок и тесно прильнув друг к другу, укрыться плащами с капюшонами. Любой клочок кожи, оставшийся без прикрытия, подвергался безжалостной атаке бесчисленных хоботков и жал.
Шли часы. Нашествию кровососов не было конца, как не было конца глухому топоту копыт, напоминающему глухой бой множества барабанов. Тысячи животных продолжали мчаться мимо валуна.
Тесно прижавшись друг к другу, они сидели совершенно неподвижно, в отчаянии от безвыходности своего положения, чувствуя, как валун под ними дрожит, словно всё ещё едет на спине великого ледника, принесшего его сюда в незапамятные времена. Так прошел день, а за ним опустилась темнота ночи. Над головами пойманных в ловушку людей развертывались сверкающие световые покровы полярного сияния, восходящие к зениту. Надежда на спасение медленно таяла, приходило отчаяние: жизнь, которую они с такой легкостью и небрежностью недавно уничтожали, теперь, с не меньшей легкостью и небрежностью, грозила уничтожить их самих. Сидя на вершине, они обнялись, чтобы удержаться на ней и сохранять тепло; чуть ниже, прижавшись спинами к камню, стояли фагоры, выставив перед собой для защиты повозку.
Зарядил дождь, поначалу неуверенный. Постепенно морось разошлась и превратилась в ливень, потушив свет, льющийся с небес. Земля раскисла и звук бьющих по ней копыт ослабел.
Ледяной дождь не утихал. Раз набрав силу, ливень, подобно нескончаемому стаду внизу, продолжал низвергаться с монотонной настойчивостью. Шум ливня объял СарториИрвраша и Оди. Спасаясь от сырости и холода, они тесно прижались друг к другу. Неутомимый молот усталости добрался до них. Прижавшись щекой к плечу леди-адмирала, СарториИрвраш ждал смерти, вспоминая свою жизнь.
'Всю жизнь я был одинок, — думал бывший советник. — Расчетливо, продуманно одинок. Намеренно отдалился от братьев. Пренебрег женой'. Конечно, он был награжден. Наградой за одиночество стали знания — или, вернее, общество людей было принесено в жертву знанию, а приобретя знания, он ещё больше отдалился от сородичей. Почему? Что за безумная страсть владела им? И почему он так долго терпел безумства ЯндолАнганола? Что его заставляло? Неужели в короле он распознал ту же муку, что снедала и его самого?..
Он восхищался ЯндолАнганолом — король мог позволить себе излить свою боль, дать ей подняться на поверхность. Но когда Орел поднял на него руку, это было как измена. Этого он не мог стерпеть — как не мог простить злобных проклятий в адрес своих рукописей и их сожжения во дворе дворца. Орел предал огню единственное оправдание его одиночества. Орел сжег бы дотла весь его мир, если бы мог...
Но теперь советник изменился. Освободился. Распрощался со своим одиночеством. Если им суждено будет спастись, то он станет другим. Эта женщина, Оди, он любит её. И должен сказать ей об этом сейчас же...
К счастью, в необъятном и диком просторе жизни нашелся способ низвергнуть короля ЯндолАнганола, и низвергнуть скоро. Годами он сносил его оскорбления и глотал обиды. Но теперь — ведь он ещё не стар! — во имя мира он сделает всё от него зависящее, чтобы подлой власти Орла пришел конец. Король пытался растоптать его. Но выйдет наоборот — он растопчет короля. В этом нет возвышенного благородства — но и в нем самом благородства больше нет. Благородство — удел королей...
Он безумно рассмеялся и от ледяного ветра заломило передние зубы...
Почти сразу же после этого он обнаружил, что Оди Джесератабхар плачет — и похоже, уже давно. Решившись, он покрепче обнял её, и, чуть подвинувшись на камне, прижался щекой к её щеке. Неумолчный топот миллионов копыт безостановочно гремел вокруг, заглушая все звуки. Приблизив губы к уху женщины, СарториИрвраш принялся шептать ей слова утешения, почти бессвязные, но горячие. Оди повернулась к нему, и их губы почти соприкоснулись.
— Это я во всём виновата, — прошептала она. — Нужно было предвидеть — в это время года гон обычное дело...
Она сказала что-то ещё, но ветер сорвал слова с её губ и унес. СарториИрвраш поцеловал эти губы. Этот поступок был его последним сознательным действием. Внутри его разлилось тепло...
Побег от короля ЯндолАнганола явно изменил бывшего советника. Он снова поцеловал Оди. На этот раз она ответила ему. Капли дождя летели на их слившиеся губы и они вместе ощущали их вкус.
* * *
От холода и неудобств люди на вершине камня впали в некое подобие ступора, лишь отчасти напоминающее сон. Когда они проснулись, дождь уже утих, превратившись в мелкую морось. Стадо по-прежнему двигалось мимо них, из-за восточного горизонта, простираясь во все стороны насколько хватал глаз. Пока они спали, фагоры и повозка исчезли, сметенные стадом. От них не осталось и следа.
Долгожданный рассвет осветил затянутый клубящимся туманом и вновь поливаемый дождем ландшафт. Стадо наконец-то начало редеть. Сердцевина, самая густая, уже прошла. Теперь шли слабые или больные животные, а также самки с телятами. Кровососов тоже поубавилось. Как и раньше, вперед неслись не все — немалое количество фламбергов оставалось у морского склона и бессмысленно бродило там в полной растерянности.
Дрожа, люди с трудом сползли с камня на землю. Повозка исчезла, и им ничего не оставалось, кроме как идти к берегу пешком. Изнемогая от вони навоза бесчисленных копытных, они двинулись в обратный путь, едва держась на ногах, шатаясь и без конца отмахиваясь от наседающих насекомых. Говорили мало, больше молчали — сил осталось в обрез...
