Первую клетку занимали иные. От нечего делать лесные акробаты раскачивались на руках, ногах и хвостах. Заметив приближавшегося к их клетке короля, они, как перезрелые плоды гвинг-гвинг, попадали вниз, бросились к решетке и принялись тянуть наружу лапы, очень похожие на человеческие руки, делая это с огромной энергией и рвением, словно имели представление о высоком положении своего посетителя.
Во второй клетке пленники при виде незнакомца шарахнулись от решеток. Многие из её обитателей поторопились спрятаться в её глубь, с глаз долой. Чтобы эти бедняги не смогли выкопать в земле лазы и сбежать, клетка стояла на платформе, сложенной из грубо отесанного камня. Но два самых сильных самца остались — встав возле решетки, они уставились королю прямо в лицо. Эти протогностики — низкорослые существа, часто путаемые с иными, и, надо признаться, очень на них похожие, назывались нондадами. Ростом нондады едва доходили людям до пояса, а их вытянутые вперед, точно рыла, лица чрезвычайно напоминали морды асокинов. Их нагие желтоватые тела покрывал редкий, песчаного цвета волос.
Двое выступивших вперед нондадов заговорили, а лучше сказать, затараторили, нервно подергивая конечностями. Речь их представляла собой странный поток пощелкиваний, свиста и всхрапываний. Прежде чем двинуться к третьей клетке, король недолго слушал нондадов, глядя на них со смесью презрения и жалости.
В третьей клетке содержалась наиболее развитая из известных форм протогностиков, мадис. В отличие от обитателей двух первых клеток при появлении короля мадис не сдвинулись с места. Им, отлученным от своего существования вечных странников, больше некуда было идти; всё в мире лишилось для них смысла и они ни на что не обращали внимания. Приход короля, так же как и восход и заход солнц, ничего для них не значил. Под любопытным взглядом ЯндолАнганола мадис решили закрыться руками и спрятать лица.
Четвертая клетка была вырублена прямо в скале и заперта стальной решеткой — это была дань целеустремленности и воле её обитателей, которые звались людьми. В ней помещались мужчины и женщины, пленники из трибриатских и рандонанских племен. Здесь гениталии пленников прикрывали клочки шкур какого-то животного. Женщины спрятались в тень, мужчины же поспешили к решетке, спеша донести до короля свои жалобы, просьбу освободить их или по крайней мере прекратить кощунственные издевательства, под которым подразумевались сексуальные эксперименты СарториИрвраша, бывшего королевского советника.
— Теперь вряд ли кто-то вас побеспокоит, — пробормотал себе под нос король, вышагивая у клетки не менее беспокойно, чем метавшиеся в ней заключенные.
— Государь, мы подвергаемся здесь невиданным унижениям... — бормотали они. — Мы страдаем, государь...
Всюду, на всех выступах и углах, лежал серый вулканический пепел, сквозь который торчала жесткая засохшая трава. Извержение и толчки прекратились так же внезапно, как начались. Король раздраженно пнул сапогом кучу свалившегося со скалы пепла, подняв облако серой пыли. Он вернулся к мадис, поскольку именно эти создания больше всего интересовали его. Не находя себе места, он рассматривал вечных странников с разных точек, то присаживался на корточки, то заходил так и эдак. Наконец, не выдержав, несколько самцов мадис молча выступили вперед и поставили перед решеткой самую молодую из своих самок, предлагая её в обмен на освобождение остальных. С перекошенным от отвращения лицом король ЯндолАнганол отпрянул от клетки. Его черты исказила судорога.
Бросившись из тени навеса клетки на солнечный свет, он столкнулся с РобайдайАнганолом. На мгновение отец и сын оторопело замерли друг перед другом. Первым опомнился Роба — подняв руки и растопырив пальцы, он сделал несколько странных энергичных жестов. Из-за спины Робы, шаркая ногами, выступил седобородый сторож, снова ворча и жалуясь.
— Заключи их в темницу, дабы сохранить им разум, о могущественный король, — нараспев проговорил Роба.
Ни слова не сказав в ответ, король шагнул вперед, обхватив сына за шею, притянул его к себе и смачно поцеловал в губы. Сейчас он был очень рад его видеть.
— Где ты пропадал, сын мой? Почему ты не хочешь остепениться? — спросил он после поцелуя.
— Если мне хорошо среди моих деревьев, то зачем идти во дворец? От добра добра не ищут.
Говоря это, Роба пятясь отступал от отца и одновременно утирал рукой рот, так что большую часть сказанного им королю разобрать не удалось. Упершись спиной в решетку клетки нондад, он опустил левую руку, чтобы ухватиться за железо покрепче, так как боялся, что отец немедленно потащит его во дворец.
Один из самцов моментально бросился вперед, поймал принца за запястье и втянул его руку в клетку. Стоявшая рядом самка с диким воплем вцепилась зубами в большой палец Робы. Тот закричал от боли. Король вихрем подлетел к решетке с обнаженным мечом в руке. Нондады отпрянули в глубь своей темницы.
— Эти твари так же охочи до королевской крови, как и Симода Тал, — простонал Роба, прыгая с зажатым в руке окровавленным пальцем. — Ты видел, она хотела откусить мне палец! Как прикажешь после этого относиться к будущим родственникам?
Король расхохотался и убрал меч в ножны.
— Никогда не нужно совать руки в чужой дом — впредь тебе наука, — наконец сказал он.
— Эти нондады очень хитры, сударь, они само порождение Вутры, и потом, им нечего терять, они уже столько здесь натерпелись, — донесся голос седовласого сторожа.
— Ты сжился со своим зверинцем, как лягушка с прудом, и потому не видишь для этих несчастных другой судьбы, — ответил Роба, всё ещё приплясывая от боли.
Он повернулся к королю.
— Прошу тебя: взгляни на этих несчастных и почувствуй их страдания. Отпусти их, умоляю тебя! Рашвен ещё умел извлекать из них пользу, пускай и отвратительную, но тебе они вовсе не нужны, прояви же здравомыслие и милосердие. Держать их в неволе теперь просто глупо!
— Сын мой, у меня в доме живет молодой фагор, рунт, которого я считаю своим домашним зверем и который считает меня своим хозяином, — начал свою речь король. — Он привык ко мне и полюбил, и везде и всюду следует за мной. Ты же ненавидишь меня, но ходишь за мной хвостом, как и мой фагор, — объясни, почему? Забудь ненависть, обратись к разуму и живи нормальной жизнью рядом со мной. Я ничем не обижу тебя! В своё время я решился поднять на тебя руку, но давно пожалел об этом и раскаялся — ты дал мне достаточно времени всё обдумать. Прошу, прислушайся к моим словам!
— С мальчиками всегда очень трудно договориться, уж больно они все упрямые, — подал голос сторож.
Отец и сын стояли друг против друга и смотрели во все глаза. Погасив полуопущенными веками свой горящий орлиный взор, король ЯндолАнганол казался спокойным. Молодое лицо Робы пылало яростью.
— Значит, теперь тебе недостаточно одного рунта, который бегает за тобой? — гневно спросил он. — Неужели у тебя мало пленников, над которыми ты мог бы потешаться, — ведь в этом зверинце их множество, на любой вкус. Зачем ты пришел сюда? Посмеяться над несчастными в очередной раз?
Король в волнении облизнул губы.
— Нет, я пришел не для того, чтобы смеяться над ними. Из рассказов Рашвена я узнал многое. И теперь мне нужно выяснить, как мадис занимаются... — король опомнился. — Я понимаю, мой мальчик, мои решения тебя пугают. Ты боишься ответственности. Ты всегда был трусом. Царствовать — большая ответственность... — речь его стала дикой и бессвязной.
— А махать крыльями — обязанность бабочки...
Сбитый с толку словами сына, король снова заходил перед клетками, как дикий зверь.
— Вот перед нами то, за что чувствовал себя ответственным СарториИрвраш, — вновь заговорил он. — Конечно, он был ненормальным. Заставлял обитателей этих клеток делать румбо друг с другом под страхом смерти, чтобы посмотреть, будет ли от них потомство. Все подробности этих соитий он тщательно записывал, я читал его записи и это было ужасно... Я приказал сжечь их все — я ненавижу знание, скажешь ты. Что ж, пусть так! Но с помощью своих богомерзких экспериментов Рашвен нашел общие правила, которые назвал Законом Крови. Он открыл, что иные из клетки Один, спариваясь с нондадами, иногда могли производить жизнеспособное потомство. Дети их выживали, но были бесплодны. Потомство нондадов и мадис тоже было бесплодным. В свою очередь мадис, спариваясь с людьми из клетки Четыре, тоже порой производили потомство. Некоторые из этих детей могли рожать. Свои исследования Рашвен проводил в течение многих лет. От иных у людей и мадис детей не бывало — даже заставлять их спариваться было крайне трудно. Люди и нондады тоже не приносили потомства. Таков, по его мнению, был Закон. Таковы были факты, которые он получал страшной ценой. Ради нового знания он был готов на многое, если не на всё... Ты спешишь обвинить его, как винишь всех и вся, кроме себя. Но Рашвен дорого заплатил за свои знания. Однажды, два года назад — тебя, Роба, тогда здесь не было, ты уже предпочитал скитания дворцу, — его жена пришла в зверинец накормить пленников и нондадам удалось вырваться на свободу. Они буквально растерзали её. Старик-сторож может рассказать...
— Сперва я нашел её грудь, государь, — вставил сторож, довольный тем, что о нем вспомнили. — Левую грудь, если быть точным.
— Рашвен заплатил за свои знания сполна, Роба, как я заплатил за то, что хотел получить. Близко время, когда и ты заплатишь за всё. Твоё лето тоже скоро кончится...
Роба молча обрывал с куста листья, словно непременно хотел раздеть его догола, и один за другим прикладывал их к своей ране. Сторож подошел к нему, чтобы помочь, но Роба с неожиданной злостью отпихнул старика здоровой рукой.
— Этот зверинец... эти клетки смердят... это место мне ненавистно... — пробормотал он. — О чем здесь мог писать Рашвен? В одном ты прав — он, наблюдавший за непристойным, за самым гнусным, что только можно себе представить, — за соитием женщин с иными, был точно не в своём уме... Послушай, рандонанцы говорят, когда-то давно, когда о королях ещё никто слыхом не слыхивал, мир представлял собой большой белый шар в черной чаше. На шаре жили только великие кзаххны фагоров и дочери людей, их королевы. Один из двурогих взял самку человека, вошел в неё своим могучим пенисом, наполнил золотистым семенем. Это румбо потрясло мир, пребывавший в объятиях вечной зимы, и положило начало смене времен Великого Года...
Роба не смог закончить — собственные слова настолько рассмешили его, что он расхохотался, закинув голову. Старик-сторож взволнованно и смущенно оглянулся на короля.
— Насколько я помню, государь, бывший советник никогда не приводил сюда фагоров. Уверяю вас...
Король ничего не сказал в ответ. Он стоял неподвижно и взгляд его был исполнен презрения. До тех пор, пока смех его сына не умолк, он не двинулся с места и только ждал. Потом, прежде чем начать говорить, он повернулся к Робе спиной, чтобы его лицо не выдало охвативших его чувств.
— Не так мы говорим, не о том; ни к чему нам ссориться — особенно сейчас, когда душа моя переполнена горем, — пробормотал он. — Если хочешь, мы можем уехать на Ветре вдвоем — ты сядешь позади меня...
Роба вдруг упал на колени и закрыл лицо руками. Из-под ладоней донеслись непонятные звуки, но это не были рыдания.
— Может быть, он болен и в голове у него мутится? — не без оснований предположил сторож.
— Убирайся, старик, иначе не сносить тебе головы! — гневно рявкнул король, взбешенный тем, что его прервали.
Старик словно не услышал его.
— Ваше величество, я не хотел бы утруждать вас просьбой, но проклятые мальчишки убежали. Я делаю всё сам, хоть это и нелегко, в мои-то годы...
Король ЯндолАнганол повернулся к своему коленопреклоненному сыну.
— Ты знаешь, что твой дед недавно присоединился к духам?
— Он наконец обрел покой, — пробормотал Роба. — Я видел, как зияла под небом его могила.
— Это не так плохо, государь, но один я просто выбиваюсь из сил. Мне нужен всего один раб, мальчик, не старше лет восьми... — не унимался старик.
— Он умер во сне — легкая смерть, и это за все его грехи... — полубезумно бормотал король.
— Я же сказал — он обрел покой, — неожиданно спокойно сказал Роба. — А ты сам измучен собственной гордыней, да и закваска в тебе отцовская — вот два демона, которые тебя терзают. Но разве ты не заслужил это?
Сложив на груди руки, король спрятал ладони под мышками, словно внезапно замерз.
— Два демона, значит? Вот что, сын: это не два демона, это две раны! Но к чему ты мне всё это говоришь, неужели считаешь, что без твоих слов мне мало мучений? Останься со мной и будь мне утешением, как поступил бы сын, любящий своего отца! Если уж ты нигде не смог найти себе прибежища, даже у мадис, значит, тебе следует остаться со мной.
Опершись о землю, Роба начал подниматься на ноги, но замер. Воспользовавшись паузой в разговоре августейших особ, сторож поспешил вставить слово:
— Их некому заставлять спариваться, государь. Румбо только друг с другом, только те, что в одной клетке, просто чтоб убить время, как я понимаю. От скуки...
— Остаться с тобой, отец? — ненавидяще процедил Роба. — Остаться с тобой, как навсегда остался дед, сгнив в подвале дворца? Нет, я возвращаюсь обратно в...
Пока Роба говорил, сторож с умоляющим, но настойчивым выражением лица прошаркал вперед и встал между королем-отцом и принцем. Злобно взглянув на старика, ЯндолАнганол молча отвесил ему такого тумака, что несчастный отлетел на три шага и врезался спиной в кусты. Сидящие в клетке люди подняли ужасный переполох, завопили и принялись бить по прутьям решетки неизвестно откуда взявшимися бронзовыми мисками. Они хорошо понимали, что ждет их после смерти их последнего кормильца.
Направляясь к сыну, король улыбался точнее, ощерившись, притворялся, что улыбается. Роба в ужасе попятился от него.
— Ты не понимаешь, чем твой дед был для меня, какую власть надо мной имел — когда-то, да и сейчас, и наверняка сохранит её в будущем, — сказал он. — Я же не обладаю такой властью над собой. Я мог взойти на престол, только свергнув твоего деда...
— В крови, пролитой тобой, могли бы захлебнуться все узники тюрем! — выкрикнул Роба. — Пускай я стану мадис, а лучше лягушкой! Я отказываюсь быть человеком до тех пор, пока это звание носишь ты, отец!
— Роба, то, что ты говоришь, безумно! — возмутился король. — Очень скоро я сам собираюсь взять в жены — да что там, считай, уже взял! — дочь мадис. Для того-то я и приходил сюда, хотел поближе увидеть мадис. Прошу ещё раз, останься со мной!
— Для чего — смотреть, как ты трахаешься со своей рабыней-мадис? — ядовито сказал принц. — Считать ваше потомство? Следить за их ростом, регулярно взвешивать, вести книгу учета? Отбирать самых способных и плодовитых, которые всё равно никогда не забудут, что их собратья бродят где-то на свободе и вечно будут рваться прочь из твоей проклятой темницы!..
Выплевывая слова, молодой принц пятился, впиваясь ногтями в землю и оставляя после себя борозды. Потом, внезапно вскочив на ноги, он стрелой нырнул в кусты. Через мгновение король увидел, как полуголый принц шустро взбирается по скале, у подножия которой был сооружен зверинец. Потом Роба исчез.
