Несмотря на поздний час, СарториИрвраш ещё не спал. Во время шторма спать было невозможно. Увидев, что его бесценную пленницу грубо волокут к лееру, он запротестовал. Но никто не стал его слушать. По приказу капитана его силой отвели вниз, в его каюту. Он был иноземец, к тому же в любую секунду его могло смыть за борт — никому недосуг было возиться с ним. У себя он ничком упал на койку, а Глиат отвели к лееру и бросили за борт, в бушующее море.
Глава 6.
Человек,
который рубит лед
На смену лету в южном полушарии пришла осень. Близ берегов Геспагората копили силу муссоны.
Пока на северных берегах моря Орла с их мягким климатом королева МирдемИнггала купалась в ласковом прибое, близ невзрачных южных берегов того же моря, там, где с ним сливались воды моря Сцимитар, умирал авернец по имени Билли Сяо Пин, последний победитель лотереи Отпуск на Геликонии .
Порт Лордриардри заслоняли от буйства открытого моря острова Лордри числом две дюжины, на некоторых из них построили себе хижины рыбаки. На других островах, безлюдных, большими колониями селились морские игуаны, обитавшие и на отлогом побережье материка Геспагорат. Этих гибких и ловких, покрытых бородавчатой шкурой существ длиной до двадцати футов часто можно было встретить и в открытом море. С борта флагмана ледяного капитана, Лордриардрийской королевы , везущей его в Димариам, Билли собственными глазами несколько раз видел в море игуан.
У берега эти животные редко целиком выбирались на сушу, предпочитая ложиться между камнями и водорослями на мелководье, где собирались полчищами. По изменению поведения игуан, по быстроте извивов и подвижности их кишащих тел знатоки могли предсказать перемену погоды у берегов Димариама в любое время малого года, приближение тумана или шторма. Туман же образовывался тогда, когда спускающийся с полярной шапки холодный воздух встречался над океаном с теплым. Густой туман часто окутывал всё влажным непроницаемым покрывалом.
Лордриардри, небольшой город с населением, едва достигающим одиннадцати тысяч человек, своим благополучием (и даже существованием) был полностью обязан семейному предприятию Мунтрасов. Ничем, за исключением того, что находился на 36,5 градусе южной широты, всего в полутора градусах от границы тропической зоны и таким образом был самым южным городом Геспагората, он примечателен не был. Полярный круг проходил здесь близко, всего в каких-нибудь восемнадцати с половиной градусах. Внутри, за границей этого круга, царили вечные льды. Там долгие века Лета Фреир даже не являл свой лик над горизонтом. Он должен был появиться Великой Зимой, чтобы остаться в небесах в продолжение жизней многих поколений людей, чья нога никогда не ступала в пустынный мир южного полюса.
Обо всём этом Билли узнал, пока его на волокуше везли от пристани, где пришвартовался корабль Мунтраса, к дому капитана. О городе Лордриардри Криллио Мунтрас говорил с воодушевлением и гордостью, но при виде собственного дома вдруг замолчал.
Одноэтажный дом Мунтрасов расползался далеко в стороны, словно пятно мха. Комнаты внутри дома из-за неровности скалистой местности располагались на разных уровнях друг относительно друга и между собой соединялись короткими лестничными пролетами. Окна комнаты, отведенной Билли, выходили во двор, где капитан Мунтрас каждый теннер расплачивался со своими многочисленными работниками.
Ограда двора была сложена из гладких валунов, рожденных в горах и принесенных к берегу моря ледником. В каждом камне таилась спрессованная веками история, до которой в Лордриардри никому не было дела (расшифровку истории камней сделали с борта Аверна, через посредство электронных глаз). Вдоль каменной стены росли абрикосовые деревья с разделявшимся надвое у самой земли короткими стволами. Билли с кровати мог вволю любоваться этими деревцами.
Стены комнаты, где поместили Билли, были белыми, тщательно оштукатуренными. Окна занавешены белыми же занавесками. Его уже одолела болезнь, и он почти не вставал с постели. Лежа, он смотрел в окно на деревья, на далекие и близкие крыши, на стелющийся над морем белый молочный туман. В этом тумане ему иногда удавалось разглядеть парус.
Только что закончивший одно любопытное путешествие Билли знал, что совсем скоро ему предстоит пуститься в другое, ещё более любопытное. Но до начала этого путешествия он должен был лежать здесь, позволяя суровой жене ледяного капитана Эйви и его рослой замужней дочери Имии ухаживать за собой. Скоро он узнал, что Имия занимала в городской общине высокое положение — она была главным врачом.
По прошествии нескольких дней усилия Эйви и Имии принесли неожиданные плоды, и Билли, к его удивлению, немного полегчало. Неподвижность и отсутствие гибкости в суставах прошли, и он вновь почувствовал себя почти нормальным человеком. Жена и дочь ледяного капитана отвели Билли к возку и усадили в него, завернув в одеяла. В возок была запряжена четверка удивительных рогатых собак, асокинов. Билли отправился в глубь материка — туда, где незаметно для самого внимательного глаза тек знаменитый Лордриардрийский ледник. Русло ледника, которое тот прорыл себе сам, пролегало между двумя холмами. Берущий своё начало высоко в полярных горах, которых не видел ни один человек, ледник впадал в озеро, а оттуда его талые воды потоком устремлялись в море.
В присутствии дочери манера Криллио Мунтраса держаться изменилась и Билли заметил это. Друг к другу отец и дочь относились очень нежно, однако уважение и внимание, которыми ледяной капитан дарил свою дочь, не шли ни в какое сравнение с тем, какое действие её присутствие оказывало на самого капитана, хотя бы на его осанку — это Билли подметил, делая выводы по большей части не из того, что говорили друг другу отец и дочь, а из того, как капитан в присутствии Имии втягивал свой обширный живот, очевидно считая, что на глазах у неё он должен держаться молодцом, во что бы то ни стало.
На берегу озера они сделали привал и Мунтрас начал подробно описывать труд работающих здесь бригад ледорубов. После того как Имия, скромно попросив позволения, вставила в рассказ отца несколько слов о численности работников на леднике, Мунтрас без тени злобы попросил её продолжать вместо него. Что Имия и сделала. Стоящий позади отца и сестры Див только ухмылялся; он, сын своего отца и будущий наследник его дела, с выражением скуки слушал рассказ о нем, и вскоре почел за лучшее незаметно улизнуть.
Имия была не только главным врачом в основанном кланом Мунтрасов городе, но и женой главного городского судьи. Муж Имии, именуемый в присутствии Билли не иначе как Судья, словно таким было данное ему при рождении имя, также представлял город Лордриардри в парламенте далекой столицы, Оишата. Оишат лежал к западу, на побережье, на самой границе Димариама с неведомым Билли государством Искханди. Процветающий молодой город Лордриардри вызывал у столицы острую зависть, плодами чего становились всё новые и новые указы по налогообложению, в которых Судья не уставал находить лазейки.
Но и это было не всё. Справедливый Судья без труда находил лазейки и в местном городском законодательстве, составленном членами клана Мунтрасов с великой выгодой для своего клана и с пренебрежением к участи рабочих и простых жителей. Поминая зятя в разговоре, Криллио Мунтрас всегда морщился.
В отличие от мужа Эйви придерживалась иного мнения о зяте. Восторженно относясь к его чувству справедливости, она слышать не хотела дурного слова в адрес своих молодых. Ласковая с ними, она была сурова с Дивом, чьё поведение — чему, увы, немалой виной было холодное отношение матери, — дома становилось особенно неприглядным. Он много пил и шлялся по местным борделям, где часто устраивал дебоши, гоняя по улицам голых шлюх и служа бесконечной темой пересудов.
— Ты должен изменить завещание, — сказала она мужу, когда после очередного загула Дива они стояли вдвоем над постелью Билли, — и оставить компанию Имии и Судье. Тогда за судьбу дела можно будет не беспокоиться. Как только во главе компании окажется Див, не позже чем через три года всему городу придет конец. Наша девочка наделена отличным чувством меры и сумеет отличить верный путь от неверного. И у неё есть деловая хватка.
Само собой разумелось, что и хватка и чувство меры Имии таковы, какими им надлежит быть у настоящей димариамки. Никогда ещё Имия не видела чужих краев и всю жизнь провела в родном Лордриардри, словно отгородившемся от остального мира цепочкой из островов Лордри и мириад чешуйчатых игуан, бродящих по побережью Геспагората. Однако, как знал её отец, она интересовалась историей и географией, и тоже мечтала о путешествиях в дальние страны и континенты.
Внешне Имия Мунтрас очень походила на отца — у неё было такое же простое, широкое лицо человека, не страшащегося открыто смотреть в глаза судьбы. Рассказывая Билли о ледяном деле своей семьи, она стояла прямо на льду, упершись в него крепкими ногами. В её словах слышалась нескрываемая гордость.
Берег моря остался далеко позади и туман сюда уже не проникал. Высокая ледяная стена, благодаря которой Мунтрас и сумел сколотить состояние, ярко блистала на солнце. Чуть поодаль, там, где лучи Баталикса преломлялись в ледяных кавернах, ледник переливался цветами морской зелени и голубизны, как немыслимых размеров сапфир. Его отражение в озере искрилось словно бриллиантовыми осколками.
Воздух был чист, холоден и свеж. Над гладью озера проносились охочие до рыб птицы. Там, где на границе воды и суши обильно расцветали поля фиолетовых цветов, несмотря на холод жили своей жужжащей жизнью бесчисленные насекомые.
На циферблат часов Билли, прямо на три ряда мигающих цифр, опустилась прекрасная бабочка, с головой, напоминающей стилизованный череп. Стараясь разгадать намерения крылатого существа, Билли встревоженно уставился на него.
То, что действительно угрожало ему, было незримо и недоступно ему, не вооруженному ничем, кроме знаний. Его врагом был вирус, уже проникший в гипоталамус, в ствол головного мозга. Не встречая никакого сопротивления, вирус размножался там с огромной скоростью; в организме Билли не было антител, которые могли бы остановить чужака-захватчика. Очень скоро он превратится в неподвижную мумию, станет похожим на предков анципиталов, обитающих в глубине веков...
Но он ни о чем не жалел. Сожалеть можно было только об улетевшей бабочке, которой надоело сидеть на его руке. За то, чтобы вкусить настоящей жизни, той, о которой его соплеменники могли только догадываться, нужно было платить. Он видел дворец королевы королев — пускай уже пустой. Он возлежал с прекрасной Абази. Даже сейчас, едва способный двигаться, он мог собственными глазами видеть, как гладкие склоны ледника переливаются синим огнем далеких молний над морем и алым огнем заходящего солнца, вызывая удивление у него, считавшего лед простой бесцветной субстанцией. Он вкусил всех прелестей бытия и познал совершенство живой природы. За это требовалось уплатить совершенно справедливую цену.
Имия же показывала, как из тела ледника выпиливают огромные треугольные призмы льда. Вооруженные длинными ножевками работники сначала распиливали пласты замороженной воды, а потом аккуратно отделяли полученные блоки. Таков был труд лордриардрийских ледяных старателей. Готовый ледяной блок закрепляли на тележке и спускали до ведущей к берегу моря особой дороги, представляющей собой деревянные рельсы, идущие под небольшим уклоном вниз. По ним тележки, без малейшего участия человека, катились целых две мили до самого порта Лордриардри. Закладывая виражи, груженные ледяными блоками тележки грохотали по деревянным рельсам, пока не останавливались, поднимаясь на небольшой уклон. На набережной у моря длинные призмы распиливали на блоки покороче и грузили в трюмы кораблей компании, имеющих толстую изоляцию из слоя тростника.
Так снег, когда-то выпавший в высокогорных пустынях за 55-м градусом южной широты, а после спрессованный под собственной тяжестью и за несколько веков обратившийся в лед, в конце концов служил людям, живущим на экваторе, охлаждая их питье и ледники с провизией. Там, где природа дала промашку, на помощь ей пришел ледяной капитан Мунтрас.
— Пожалуйста, отвезите меня домой, — наконец попросил уставший Билли.
Льющийся гладко и без передышки рассказ Имии прервался. Её повествование о тоннажах, о тысячемильной протяженности различных торговых маршрутов, о себестоимости каждой меры льда, поступающего в распоряжение их маленькой империи, закончилось; утомленный слушатель больше не хотел ничего знать. Молодая женщина вздохнула и что-то сказала отцу, но грохот очередной тележки со льдом, промчавшейся у них над головой, заглушил её слова. Уже через мгновение её черты разгладились и она улыбнулась Билли.
— Давай-ка лучше отвезем Биллиша домой, отец, — сказала она. — Он ещё явно не совсем поправился.
— И то верно, — неохотно отозвался ледяной капитан, — и то верно.
* * *
Не скоро, лишь по прошествии половины Великого Года, после того, как планеты-сестры Геликонии и она сама до предела отдалились от Фреира и Геликония снова оказалась в объятиях снегов и ярости зимней стужи, изображение обессилевшего Билли, откинувшегося на спинку возка, достигло наконец далекой Земли, став там достоянием миллиардов зрителей.
* * *
Свежий воздух ледника, омывший лицо Билли и проникший в легкие, отчасти освежил его. В голове прояснилось и он смог насладиться зрелищем блистающего мира. Однако живость этого мира, окружающие звуки быстро утомили его — для него это было уже слишком. Пришлось закрыть глаза. Когда он снова открыл их, асокины уже резво бежали, возок подпрыгивал на кочках, а поднимавшийся над морем туман уже заволакивал прежде видную с горы часть горизонта.
Несколько смущенный разносом отца Див Мунтрас, видимо, желая подняться в собственных глазах, настоял на том, чтобы самому править возком. Перекинув вожжи через плечо, он небрежно прижал их локтем левой руки, которой держался за переднюю ручку возка. В свободной правой руке он сжимал хлыст, которым орудовал очень усердно, то и дело щелкая им в воздухе над асокинами без малейшей на то нужды.
— Правь осторожнее, Див! — то и дело покрикивал на сына ледяной капитан.
Капитан не зря волновался — на одном из поворотов возок налетел на камень и перевернулся. Седоков выбросило на землю, прямо под столб деревянной дороги. Капитан, ругаясь, приземлился на брюхо. Перевернув возок, он отобрал у сына вожжи и хмуро на него посмотрел, но ничего не сказал. Имия, чьи губы сжались в узкую прямую линию, помогла Билли снова забраться в него. Её молчание было выразительнее всяких слов.
— Я не виноват, это собаки, — оправдывался Див, потирая запястье и притворяясь, что вывихнул его.
Заняв место возницы, отец кивком указал сыну назад, на то место, которое недавно занимал сам. Дальше они ехали уже гораздо спокойнее.
Когда асокины наконец домчали путешественников до дома, встретившая их на пороге жена капитана, Эйви, захлопотала вокруг ушибленного мужа точно так же, как недавно хлопотала вокруг Билли. Но Билли был даже рад этому — он предпочитал остаться один в своей комнате с голыми белеными стенами, чтобы смотреть в окно на силуэты деревьев. Постепенно взгляд его замер. Безумие наконец подкралось к нему, задвигало его руками, всячески изгибая их, и так до тех пор, пока руки Билли не взметнулись над головой, где их свела судорога, превратив в подобие древесных сучьев за окном.
