На Аверне это был повод печалиться о канувшей в вечность ещё одной человеческой личности, уникальной и неповторимой; но на Земле мало кто воспринял это как повод проливать слезы. Ведь Билли никто не принуждал к сделанному им жестокому выбору. Да и, как нарушитель Закона, он, конечно же, заслуживал такой жестокой смерти.
Смерть Билли стали оплакивать много раньше, на станции наблюдения Аверн. Билли был главной драмой авернцев, их доказательством того, что реальность действительно существует, что сами они суть ни что иное, как типичные человеческие организмы, управляемые неумолимой биологической силой, адекватно реагирующие на изменения условий окружающей среды. Хвалебные слова были сказаны в ту же ночь.
Семейство Пин оторвалось от обычного пассивного созерцания экранов и пережило небольшую семейную драму. Рози Йи Пин, которая то заливалась слезами, то истерически хохотала, стала центром всеобщего внимания. Она замечательно провела это время. Бывший наставник Билли был крайне огорчен случившимся.
* * *
Капитана Мунтраса разбудили голоса. Он неохотно разлепил веки. Во дворе собирались рабочие — наступил день выплат. Ещё толком не рассвело. В утреннем мире царила мертвая тишина и спокойствие. Рабочие и работницы, люди с грубыми лицами и в грубой простой одежде, в нерешительности топтались у ворот в сложенной из обточенных ледником камней ограде, боясь, что разбуженный хозяин обрушится на них с руганью. Но Мунтрас был в непривычно хорошем настроении. Крепкая выпивка помогла ему развеять все печали.
— Идите сюда, народ. Давненько я не расплачивался с вами звонкой монетой, — провозгласил он. — Сегодня последний раз. Дальше вам будет платить новый хозяин, Див. Давайте же побыстрее покончим со всем этим, потому что сегодня у всех нас будет много дел — ведь нужно готовиться к празднику! Где же мой счетовод?
Вперед выскочил низкорослый худощавый человечек в черной куртке с высоким воротиком, с волосами, зачесанными на громадную плешь. Под мышкой он держал толстый гроссбух, а следом за ним дюжий сталлун тащил сейф. Несмотря на малый рост, человечек выступал перед рабочими гордо и очень уверенно. Проталкиваясь сквозь толпу, счетовод не сводил глаз с хозяина и беспрестанно шевелил губами, даже на ходу продолжая подсчитывать, проверять и перепроверять зарплату каждого рабочего. При появлении счетовода и фагора с сейфом рабочие быстро и безропотно выстроились в очередь в известном каждому порядке первенства. В смутном рассветном сиянии лица рабочих казались неподвижными масками.
— Вы, парни, сейчас получите деньги, отнесете их женам, а потом, как это у вас заведено, надеретесь до челдримов, — продолжал вещать Мунтрас. Он обращался к нескольким мужчинам, стоявшим прямо перед ним, обычным наемным рабочим, среди которых он не видел ни одного своего мастера — тех он рассчитывал самолично, в своей конторе. Но уже через миг негодование и жалость поднялись в нем, и он заговорил громче, так, чтобы было слышно всем.
— Ваши жизни проходят впустую. Вы все родились у этого серого моря и здесь же умрете. Где вы были, что видели? Вы слышали легенду о Пеговине, но видели вы его когда-нибудь своими глазами? Кто из вас видел Пеговин?..
Пока хозяин обращался к рабочим, счетовод не терял времени даром: раскрыв на столе под старым абрикосом свою книгу, он вытащил из глубокого внутреннего кармана ключи от сейфа и приготовился открыть его. По указанию счетовода фагор, поводя ушами на звуки голоса ледяного капитана, снял с плеча и опустил сейф в удобной близости от стола.
— Я видел весь свет, я обошел его на своих кораблях! Я был в Аскитоше, я доплывал до Кориантуры, где кончается море! Я видел древние разрушенные города Понипота и торговал барахлом на базарах Оттасола и Олдорандо. Я говорил с королями, мужественными и беспощадными как львы, и королевами, прекрасными как цветы. У меня есть друзья по всему свету. Я знаю столько народу, что всех и не перечесть. Это мужчины и женщины из разных стран. Мир прекрасен. Я прошел его из конца в конец и помню каждую минуту этого пути! Каждый из вас мог бы увидеть то же самое — всё это ждет и вас, нужно только наняться на корабль!
Заметив, что приготовления закончены, рабочие осторожно переместились к столу, сохранив очередь, укоротившуюся оттого, что они в нетерпении прижались друг к другу. В воротах появлялись опоздавшие, и, бросив на разглагольствующего хозяина опасливый взгляд, быстро пристраивались к хвосту очереди. На эту мирную и обычную картину взирал с небес пылающий пурпур рассветных облаков.
— Сидя здесь, в Лордриардри, вы и представить себе не можете, как велик и прекрасен наш мир. Это моё плавание было последним — и, видно в награду за мою честную жизнь, мне был послан один человек, странный человек, спустившийся к нам с небес. Геликония не единственная обитель человека. Вокруг нашего мира кружится ещё один мир, но и это ещё не всё, есть и другие, их множество и когда-нибудь мы побываем и там! Один из этих миров называется 'Земля'...
Что-то испуганно ворча, рабочие подались назад от каменного забора. Пьяное бормотание их хозяина показалось им безумным.
— Говорю вам, есть и другие миры. Попробуйте вообразить их — не совсем же вы отупели от пьянства! — Мунтрас вдруг стукнул кулаком по скамье. — Неужели вам никогда не бывает жаль, что вы знаете о мире так мало? Неужели вам никогда не хотелось повидать его? Я в молодые годы был совершенно другим. Вот здесь, за этим самым окном, всего в десятке футов от вас, лежит на кровати молодой парень, явившийся из другого мира. Он мог бы выйти наружу и рассказать о нем, но он болен и не встает с постели. Он может рассказать вам о вещах удивительных и невероятных, случившихся так давно, что даже ваши прадеды не могли их помнить...
— Он тоже любит 'Огнедышащий'?
Вопрос донесся из очереди дожидающихся выплаты работников. Мунтрас дернулся, словно от удара кулаком в лицо. Потом обвел тяжелым взглядом цепочку людей — ни одни глаза не решились встретиться с его.
— Вы не верите; что ж, хорошо, я докажу! — выкрикнул он злобно. — Вам придется мне поверить! Сейчас я покажу вам вещь, которой не видели ещё на всей Геликонии! Вещь из другого мира!
Он повернулся, и, спотыкаясь, вошел в дом. Присутствующие уныло наблюдали за представлением и легкое нетерпение решался выказывать только счетовод, который сначала принялся барабанить маленькими пальчиками по столу, потом обвел всех острыми глазками, принюхался к запахам маленьким острым носиком, после чего возвел глаза к багровеющему небу.
Мунтрас решительно направился к Билли, лежавшему на кровати без движения, в страшной изломанной позе. Изнывая в предсмертной тоске Билли снова стал деревом — его руки и ноги приняли форму скрюченных сучьев и корней истерзанного веками растения.
— Биллиш, — тихо позвал Мунтрас. Потом наклонился над больным и потряс его за плечо. И со страхом ощутил под рукой жесткое негнущееся тело, холодную и твердую как мрамор плоть, окоченевшую за ночь.
— Что ж, теперь тебе часы ни к чему, Биллиш, — потрясенно пробормотал Мунтрас. Но, схватив Билли за вывернутое запястье, ледяной капитан внезапно обнаружил, что удивительные часы пропали с него...
— Биллиш, — не позвал, а просто повторил он снова, потому что всё было кончено. Билли умер, а его часы с тремя рядами мигающих цифр исчезли. Кто-то украл их, и капитан уже знал, кто. В его доме был только один человек, способный на это...
Накрыв лицо Билли большой шершавой ладонью, он пробормотал что-то среднее между молитвой и ругательством.
Ещё несколько минут ледяной капитан стоял в комнате неподвижно, приоткрыв рот и бездумно глядя в потолок. Потом, всё же вспомнив о тех, кто ожидал его снаружи, подошел к окну и молча, знаком, скомандовал счетоводу начинать выдачу денег. Чуть шевельнувшись, очередь ещё плотнее придвинулась к столу.
В комнату тихо вошла его жена, а следом за ней Имия. Плечо Эйви было туго перевязано.
— Наш Биллиш умер, — сказал им капитан.
— О господи, и это в день ассатасси... — всхлипнула Эйви. — Говори что хочешь, но оплакивать его я не стану! Он искалечил мою правую руку!
— Я прикажу, чтобы рабы отнесли его тело в подвал на лед, — подала голос Имия, подходя к постели, чтобы взглянуть на неподвижное тело со сведенными судорогой членами. — Мы похороним его завтра, после праздника. Перед смертью он мне кое-что сказал — это может оказаться ценным вкладом во врачебную науку.
— Имия, ты знаешь, что делать, — займись Биллишем, — решил Мунтрас. — Ты права, будет лучше, если мы похороним его завтра. Попрощаемся с ним по обычаю, не торопясь. А я пока пойду взгляну на сети. Я еле таскаю ноги, но всем, похоже, на это наплевать!..
Не обращая внимания на весело щебечущих женщин, развешивающих на деревянных колах сети для просушки, капитан Мунтрас прошел к воде. Для прогулки к морю он надел высокие крепкие сапоги, а руки держал глубоко в карманах куртки. Игуаны лениво лежали на мелководье, среди толстых коричневых колец водорослей, там, где их могли омывать волны. Когда водорослей наваливалось слишком много, игуаны делали несколько резких гибких движений, освобождаясь от нежеланного груза. В некоторых местах игуаны лежали в воде в несколько слоев, словно сельди в бочке, безразличные ко всему на свете, к своим собратьям и водорослям. Другими обитателями унылого берега были волосатые двенадцатиногие крабы, с которыми у игуан был заключен договор о взаимном ненападении — крабы, числом превышающие многие миллионы и шустро кишащие среди камней, подбирали и пожирали кусочки любой пищи, оставшейся после их чешуйчатых собратьев-рептилий, будь то мясо моллюсков или даже обрывок морской травы; не верилось, что крабы могли отказать себе в удовольствии полакомиться крошечным детенышем игуаны. Морской берег Димариама отличался от других мест собственным, привычным для его обитателей шумом — хрустом и скрежетом бесчисленных панцирей и жестких лап крабов о мелкую гальку или о чешую равнодушных рептилий. Ледяной капитан широко шагал по берегу и время от времени то одна, то другая игуана бросалась за ним, как какая-нибудь мелкая дворняжка из-под забора. Он равнодушно отгонял их, пиная носком сапога в бок.
Не обращая внимания на кишащую под ногами и вокруг жизнь, капитан наконец устремил взгляд в море, куда-то за Лордри, горбатый остров-кит.
Его сын покинул родной дом, прихватив с собой часы — то ли как талисман, то ли просто для того, чтобы выручить немного денег. Украв часы, Див украл и драгоценности семьи, а затем сбежал на отходившем в Борлиен корабле, не сказав никому и слова на прощание.
— Почему ты это сделал? — вполголоса спросил Мунтрас у ветра, не сводя глаз с невидимой точки на горизонте непривычно спокойного моря. — Потому же, почему все мужчины рано или поздно покидают родной дом, так я считаю. Возможно, ты просто больше не мог жить со своими близкими, выносить семью... а может быть, в тебе тоже проснулась жажда приключений, захотелось повидать свет, посетить все его удивительные уголки, вкусить его прелестей, познать женщин... Что ж, если так, удачи тебе, парень! Ты никогда не станешь лучшим в мире ледяным капитаном, это уж наверняка. Но я верю, что королева королев вскоре увидит и тебя, и ты тоже окажешь ей ценную услугу...
Женщины с сетями, сутулые жены рабочих с его ледника, уже кричали ему, предупреждая о скором приливе. Махнув женщинам рукой, капитан не спешил подниматься по прибрежному склону, глядя на кишащую на границе воды и суши серую неприхотливую жизнь.
Сомнений больше нет, компания достанется Имии и Судье. Он не любил её так, как любил Дива, но она сумеет взяться за дело с умом — и может быть даже преуспеет в ледяной торговле больше его самого. Выбора нет — жизнь решила за него сама. Печалиться и сожалеть не о чем. Никогда он не мог понять свою дочь, никогда не чувствовал себя в её обществе уютно, но в том, что она тоже повидает дальние страны и познакомится с королями, не сомневался никогда. Завтра она позовет его немногочисленных друзей и они устроят им с Биллишем достойные похороны и поминки. И не потому, что он или Биллиш верили в богов — ни тот, ни другой не признавали такой глупости. Просто оба они этого заслуживали; она сделает это ради отца и в память о Биллише.
Капитан повернулся спиной к берегу и торопливо уходящим прочь женщинам — скорый визит ассатасси навсегда избавит его от всех забот...
— Скоро мы встретимся, Биллиш, приятель, — бормотал он уже еле слышно. — Я ещё послушаю тебя...
Но даже он сам понимал, что они не встретятся и ТАМ. Всё, что ему оставалось — надежда на сына, творящего сейчас свою собственную историю...
* * *
Описывая бесчисленные круги около Геликонии, Аверн был не одинок в своём полете. Вместе с ним по собственным орбитам носились многочисленные отряды вспомогательных спутников. Назначение этих спутников было простым — вести наблюдение за секторами планеты, недоступными в данный момент самому Аверну из-за его положения на орбите. Однако во время погребения Билли и капитана Криллио Мунтраса случилось так, что сам Аверн проплывал над северным побережьем Лордриардри.
На станции наблюдения любые похороны были событием значительным. Будучи существами смертными и понимая это, люди никогда не взирали на чужую смерть как на что-то чуждое, понимая её как переход к иному существованию, не лишенный определенного величия. Да и сама по себе меланхолическая грусть, вызываемая видом усопшего и картиной похорон, освежала чувства и вносила в жизнь некое разнообразие. За похоронами Билли на Аверне следили почти все, среди прочих и Рози Йи Пин, которая сопереживала зрелищу, лежа в постели со своим новым приятелем.
Наставник Билли, человек с совершенно сухими глазами, произнес короткую речь, отдав должное геройству и выдержке покойного, который старался нести знание до конца. Эпитафия Билли стала и эпитафией выступлениям недовольных. С облегчением забыв обо всех распрях, поскольку их источник исчез сам собой, люди вернулись к своим ежедневным обязанностям. Один из молодых авернцев написал грустную песню об отважном Билли, умершем вдали от семьи и похороненном в чужом краю; на том всё и закончилось.
На Геликонии уже были похоронены сотни авернцев, победителей зловещей лотереи. Каким образом это может повлиять на развитие планеты — вот о чем разговаривали иногда в комнатах отдыха станции наблюдения.
На Земле похороны Билли привлекли куда как меньшее внимание и на это событие там смотрели более отстраненно, без глобального переосмысления. Каждое живое существо в одиночестве проходит свой путь от размера одной клетки до момента рождения, путь, который в частности у людей занимает три четверти года. Степень организации живого существа, в особенности разумного, настолько высока, что оно никак, ни при каких условиях не может существовать вечно. Возвращение на неорганический уровень неотвратимо и заранее предопределено. Ослабевая с годами, химические связи генов наконец распадаются.
Именно это случилось и с Билли. Он не был бессмертен, но бессмертными и вечными были атомы, составлявшие его тело. С атомами ничего не случилось, они остались такими, какими были всегда. И не было ничего необычного в том, что землянина похоронили в почве планеты, удаленной от его родины, Земли, на тысячу световых лет. И Геликония и Земля по сути были сестрами, рожденными из одних и тех же останков давно взорвавшихся звезд.
