C папертей многочисленных церквей к СкафБару тянули руки нищие, количеству которых можно было только дивиться — здесь были солдаты-инвалиды всяческих войн, калеки всех видов, мужчины и женщины с ужасными заболеваниями кожи. Проходя мимо, СкафБар не удостаивал попрошаек даже взглядом. В клетках, висящих на каждом углу и на всех площадях, пели пекубы. Песня каждой птицы отличалась от всех остальных, благодаря чему многочисленные слепые могли без труда ориентироваться на сумрачных улицах города.
С трудом пробираясь сквозь городскую толчею, СкафБар наконец добрался до Больничной площади, спустился к ней по нескольким широким ступенькам, и, ещё раз спросив дом КараБансити, остановился перед дверью с вырезанным на ней именем анатома. Увидев на двери ручку колокольчика, он вежливо позвонил.
Дверь открылась сразу же, и появившийся за ней фагор в грубой тунике из мешковины взглянул на пришельца с молчаливым вопросом в недобрых багровых глазах под кустами бровей.
— Я хочу видеть анатома, — заявил СкафБар.
По-прежнему молча фагор открыл дверь шире.
Привязав хоксни к особому столбику, СкафБар вошел в дом и оказался в комнате со сводчатым потолком. В ней за широким прилавком стоял второй фагор.
Впустивший СкафБара фагор прошел по коридору, широкими плечами почти задевая стены. Отодвинув занавесь, он заглянул в гостиную с удобным диваном у противоположной стены. Заметив появление фагора, лежавшие на диване анатом и его жена прекратили своё занятие, которому предавались с большим оживлением. Откинувшись на спинку дивана, КараБансити выслушал доклад слуги и вздохнул.
— О боги! Сейчас иду.
Поднявшись с дивана и опершись плечом о стену, он приподнял кидрант и подтянул штаны, потом опустил кидрант и медленно и рассеянно поправил его полы. Жена запустила в него с дивана подушкой.
— Ты пентюх, Бардол. Раз начал дело, изволь закончить! Прикажи этому болвану убраться с глаз долой.
Тряся тяжелыми щеками, анатом покачал головой.
— К сожалению, дорогая, у меня сейчас очень мало клиентов. Я скоро вернусь, а ты пока согрей мне местечко. Клиенты приходят и уходят независимо от моего желания, с этим ничего нельзя поделать.
Ступив в коридор, анатом на мгновение остановился в его тени. Он любил, оставаясь невидимым, заранее рассмотреть посетителя. СкафБар со своей сутулой спиной и торчащим пузом не произвел на анатома особого впечатления, и потому, приняв суровый вид, он спокойно вышел к посетителю из сумрака коридора.
— Ну? — угрожающим тоном начал он.
— Я к вам по делу, господин, — заторопился СкафБар. — У меня есть мертвое тело на продажу, человеческое тело, господин.
Ни слова ни говоря, КараБансити сделал знак фагорам. Повинуясь безмолвному приказу, те вышли за дверь и вскоре мертвец СкафБара уже лежал на прилавке. К одежде покойного прилипла стружка и быстро тающая ледяная каша. От ледяного бруска на дне корзины почти ничего не осталось.
Анатом критически осмотрел товар.
— Гниловат. Где ты откопал его, приятель?
— Выловил из реки, господин. Когда рыбачил.
Тело раздулось от нутряных газов настолько, что одежда уже начинала лопаться. КараБансити перевернул мертвеца на спину и вытащил из кармана его куртки дохлую рыбешку. Изогнув бровь, он бросил рыбу к ногам СкафБара.
— Это скаппер, рыба-ящерица, если ты не знаешь. Хотя на самом деле это никакая не рыба, а морская личинка червя Вутры, но тебе, предпочитающему правде жизни ложь, сие конечно неведомо. Сейчас важно другое, а именно то, что личинка эта водится исключительно в море. В море, а не в речной воде, ясно? Теперь скажи, зачем ты мне врешь? Может быть, ты и убил этого бедолагу? Я неплохо знаком с френологией, и рожа у тебя совершенно бандитская.
Щеки СкафБара затряслись. Он понял, что если анатом позовет стражу, дело может кончиться виселицей.
— Простите, господин, я действительно нашел его в море... возле Гравабагалинена. Мне тяжело об этом говорить, но несчастная королева, которой я служу, не хотела, чтобы это стало достоянием гласности.
КараБансити внимательно изучил лицо мажордома.
— Ты хочешь сказать, неуч, что ты — слуга МирдемИнггалы, королевы королев? Обидно, эта дама заслуживает лучших лакеев и лучшей участи!
СкафБар взглянул на дешевый лубочный портрет королевы в углу комнаты. Страх отпустил его.
— Будьте уверены, я тоже покорный слуга королевы, и служу ей верой и правдой. Позвольте узнать, какую цену вы могли бы дать за это тело?
КараБансити задумался.
— Даже учитывая, что ты тут по личному приказу королевы королев — десять рун, не более. Сейчас такие времена, что при необходимости я могу добывать трупы хоть каждый день. И посвежее твоего.
СкафБар проявил суетливость и потер руки.
— Мне велено было просить пятьдесят рун, господин. Пятьдесят!
Анатом ухмыльнулся.
— Странно, что ты со своим несвежим другом появился в Оттасоле именно сейчас, когда сюда вот-вот должен прибыть сам король и посланник Святейшего Це'Сарра. Уж не он ли и нужен тебе?
СкафБар развел руками и пожал плечами, всем своим видом выражая полнейшую невинность.
— Я и мои хоксни только что прибыли из Гравабагалинена — а короля, как известно, там не любят. Заплатите мне хотя бы двадцать пять рун, господин, чтобы я мог немедленно отправиться в обратный путь к королеве!
КараБансити хмыкнул.
— А ты умеешь торговаться, низкопоклонник. Не удивительно, что мир катится в тартарары.
— Ну что ж, в таком случае, господин, я могу удовольствоваться и двадцатью рунами. Двадцать — очень достойная цена за мертвеца.
Обернувшись к одному из фагоров, невозмутимо гоняющему туда-сюда белесые молоки в щелевидных ноздрях, анатом сказал:
— Заплати ему и пускай убирается. У меня больше нет желания созерцать этого жадого болвана.
— Школько я должен ему жаплатить? — прогудел фагор.
— Десять рун, как я и сказал.
СкафБар испустил придушенный крик.
— Черт с тобой, пятнадцать! За это ты, друг мой, передашь своей госпоже мои лучшие пожелания. Наилучшие пожелания от Бардола КараБансити.
Запустив лапу в прорезь своего мешка, фагор вытащил кожаный кошель. Через мгновение СкафБару были предложены три золотые монеты. Мажордом сгреб деньги с ороговелой трехпалой лапы и покинул дом анатома, имея угрюмый вид крайне оскорбленного человека. Королева наказала ему продать тело за пятнадцать рун — а это значило, что к его ловким пальцам не прилипнет ни одной монетки!
Как только дверь за СкафБаром затворилась, анатом мгновенно преобразился. Засуетившись и прищелкнув пальцами, он живо велел одному из фагоров взвалить тело на плечи — тот повиновался с видимой неохотой — и отнести его по мрачному проходу, из глубин которого сквозняк доносил скверные запахи. Глубоко разросшись в недрах лёсса, дом КараБансити, с азартом предающегося изучению как движения звезд, так и работы кишечника, который более всего напоминал устройство его жилища, содержал в себе целый набор помещений, и каждое было посвящено отдельной науке, причем не только анатомии и астрологии.
Но на сей раз конечной целью фагора была именно мастерская анатома. Свисавшие под сводами масляные лампы бросали вниз скудный свет, отчасти усиленный пыльными зеркалами. При каждом шаге фагора из-под его не по-человечески гнущихся ног прыскали лучики тусклого отраженного света. Казалось, на ходу он давит рассыпанные по полу алмазы, которые на самом деле были стеклянным мусором, оставшимся с тех времен, когда КараБансити трудился над изготовлением линз.
Мастерскую заполняли разного рода хирургические принадлежности. На одной из стен висели три распятых остова в различной степени препарирования — гигантская рыба, хоксни и фагор. На другой висели частично законченные схемы их основных органов. Туши были предварительно вымочены в крепком рассоле, чтобы избежать разложения. Анатом работал над сравнительным описанием внутреннего устройства трех существ, и разрозненные листки с его записями и рисунками цветной тушью были в беспорядке рассыпаны на письменном столе.
Сняв с плеч мертвеца, фагор повесил его на стене в свободной анатомической раме, ловко подцепив крюками за ахиллесовы сухожилия. Мертвые раздутые ладони безвольно свесившихся рук легли на пол подобно паре беспанцирных крабов. По знаку КараБансити фагор убрался. Присутствие фагоров во время работы раздражало анатома, но в остальном он терпел их — они обходились дешевле слуг-людей или даже рабов.
Покойный был молодым человеком лет двенадцати — двенадцати с половиной (на самом деле Диву — а это, конечно же, был он, — исполнилось двенадцать лет и девять теннеров от роду). Его одежда была простой и грубой, её покрой — иноземным, и, судя по короткой стрижке, он скорее всего был моряком.
— Ты не борлиенец, друг мой, — с ухмылкой сказал КараБансити трупу. — Такую одежду носят в Геспагорате — или, точнее говоря, в Димариаме. Забавно. Недавно я принимал у себя одного димариамского ледового капитана в очень похожем платье...
После краткого поверхностного осмотра добычи анатом извлек из ножен кинжал, и, не обращая внимания на запах разложения, ловко срезал с мертвеца одежду. Попутно он обнаружил на нем нательный кожаный пояс, почти скрытый складкой распухшего живота. Опытные пальцы анатома ловко расстегнули пряжку пояса, — и, приподняв для этого отвисший живот трупа, он обнаружил и рану, ставшую причиной смерти.
Натянув перчатку, КараБансити осторожно пропальпировал рану, исследуя её изнутри. Не успел палец войти в мертвую плоть, как путь ему преградило что-то твердое. Вооружившись щипцами, анатом извлек из раны на свет изогнутый серый рог фагора, проколовший селезенку и сердце, и засевший глубоко в теле. Повертев рог в руках, анатом с любопытством осмотрел его. Обоюдоострые рога фагоров представляли собой грозное оружие. Судя по огрызку деревяшки в полом корне, этот недавно был насажен на рукоятку, отломившуюся, судя по всему, во время рокового удара.
Оторвав взор от рога, анатом взглянул на мертвое тело с острым интересом. Определенно, тут крылась какая-то тайна, а тайны всегда привлекали его. Он и представить не мог, что перед ним сын того самого ледового капитана, убитый сыном короля ЯндолАнганола буквально в соседней комнате и жестокой прихотью судьбы возвращенный в место своей смерти...
Отложив рог, он взял в руки пояс. Изделие отличалось превосходным качеством и явно стоило недешево, но узнать, из каких краев оно прибыло, не представлялось возможным: такие пояса можно было без труда приобрести где угодно, особенно в Осоилима, вечно наводненном пилигримами, с охотой покупающими подобный товар для защиты своих жалких сбережений. Перевернув этот пояс, КараБансити обнаружил на нем застегнутый на пуговицу потайной клапан. Откинув его и просунув внутрь пальцы, он извлек на свет непонятный предмет. Озадаченно нахмурившись, он положил его на свою шершавую от постоянных трудов ладонь и прошел к масляной лампе.
Искусно сплетенная из нитей неизвестного металла полоска, более всего похожая на браслет, была с двух сторон присоединена к круглому утолщению величиной с согнутые колечком пальцы. На лицевой части утолщения за щитком из прозрачного материала (но не стекла!) чернели три группы цифр. Последние цифры в каждой группе, словно бы изгибаясь, менялись прямо на глазах.
Суеверный страх сжал ледяными когтями прагматичный разум КараБансити. Ничего подобного до сих пор ему видеть не доводилось — и он даже представить не мог, что это такое может быть. Серо-серебристый металл, из которого по большей части был изготовлен предмет, также оказался ему незнаком.
— Святые небеса, — благоговейно вздохнул он, оторвавшись наконец от завораживающего зрелища.
Когда он, накачав из колонки воды, смывал с находки кровь и песок, в мастерскую вошла его жена, Биндла.
— Ну и чем, скажи на милость, ты занялся на этот раз? — ворчливо сказала она. — Сколько прикажешь тебя ждать? Ты же сам просил согреть для тебя местечко!
— Да, дорогая, конечно, — но у меня появилось срочное дело.
КараБансити поднял к супруге напряженное лицо. Биндла была уже совсем немолода, — недавно ей минуло двадцать девять, она была моложе его всего на два года и её медные волосы уже начинали седеть. Но она тоже неплохо разбиралась в анатомии и знала немало крайне непристойных трюков, очень возбуждавших его. Поморщившись от витающего в комнате тяжкого духа мертвечины, она картинно помахала у носа рукой.
— Какая вонь — как у тебя хватает терпения ковыряться во всём этом дерьме? Я-то думала, ты опять засел за астрологические трактаты, свою обычную отговорку.
КараБансити неопределенно хмыкнул.
— Вонь мне больше по душе.
— Тебе нужно учиться мыслить здраво, — заявила Биндла. — Религия будет всегда, а вонь — вот она была, и нету.
— Вот и нет, золотко, вот и нет. Как раз наоборот — это религии приходят и уходят. А вонь будет сопровождать нас на пути в вечность и останется после, — анатом и представить не мог, насколько он окажется прав...
Одного взгляда на мужа Биндле было достаточно, чтобы понять, в какой глубокой растерянности тот пребывает. Стиснув руку в кулак, КараБансити, как мальчишка, покусывал костяшки пальцев, а это был редкий знак.
— Ты очень возбужден — что-то случилось?
— Вот, взгляни сама.
Биндла подошла ближе и положила ему на плечо руку. Увидев предмет в руке мужа, она ахнула.
— Никогда раньше не видела ничего подобного, — испуганным шепотом выдохнула она. — Что это, какой-то колдовской талисман?
Как загипнотизированные, они не могли отвести от поразительного предмета глаз и вместе прочитали цифры, по которым скользил толстый палец анатома:
...
06: 16: 55/12: 37: 73/19: 20: 14
Они переглянулись в немом изумлении и снова уставились на цифры. Черные цифры на сером фоне продолжали мигать. Анатом опять вслух прочитал их.
...
06: 20: 25/12: 50: 00/19: 23: 44
Внезапно за его спиной ожили большие стенные ходики, и, надсадно заскрипев внутренностями, пробили полдень. Эти часы, очень сложный и точный для механика-самоучки механизм, КараБансити сделал сам несколько лет назад. Кроме обычного времени суток, иначе говоря, каждой из 100 секунд минуты, сорока минут часа и двадцати пяти часов дня, часы показывали восемь дней недели, шесть недель теннера и десять теннеров года в 480 дней — а также отмечали смену времен года в виде условных картинок и даже движение по небосклону Фреира и Баталикса.
— Неужели и эта безумная штуковина — часы? — наконец спросила Биндла.
— Очень может быть! — радостно воскликнул анатом. — Средний ряд цифр показывает двенадцать с половиной часов, это как раз полдень!
Приложив предмет к уху, он прислушался, пытаясь уловить в металлическом корпусе звук работы внутреннего механизма. Вслед за мужем Биндла тоже взяла браслет послушать — и тоже ничего не услышала. Но в правой части круглого корпуса часов имелся ряд крохотных бугорков. Протянув руку, Биндла бездумно нажала на один из них.
Три ряда цифр под прозрачным щитком мигнули и погасли, потом зажглись снова, но уже другие:
