— Глупцы, как они слепы! — воскликнул ЯндолАнганол.
В его голове быстро сложился коварный план. Выбрав себе в помощь с десяток фагоров посметливей, король устроил на пути мадис засаду. Как только несчастное племя дошло до условленной черты, путь им преградила внезапно поднявшаяся с земли прочная веревка, прежде замаскированная лианами и колючками. Всё племя растерянно остановилось — и сами мадис, и флебихты, и асокины, и их мелкие щенки, путающиеся под ногами.
Лица мадис чем-то напоминали попугаев. Скошенные лбы и подбородки и клювообразно выступающие носы придавали кочевникам вид вопрошающий и недоверчивый ко всему миру, волосы у мадис были коричневые и блестящие. У самцов имелись небольшие утолщения-выступы на лбах и подбородках. Мадис перекликались полными отчаяния воркующими голосами.
По команде короля из засады выскочили фагоры. Каждый бросился к заранее присмотренному мадис. Каждый двурогий схватил двух или трех странников за припорошенные пылью тропы руки, обожженные солнцем до коричневого цвета. Мадис и не пытались сопротивляться. Гиллота Гххт-Мларк Чзахн поймала вожака асокинов с колокольчиком на груди. Самки асокинов покорно двинулись следом за самцом.
Наконец мадис опомнились и попытались бежать. Ударами кулака король ЯндолАнганол сбил двоих из них с ног. Те, кого он ударил, остались лежать в пыли, проливая слезы. Другим, тем, что не оказывали сопротивления, не причинили никакого вреда.
Они прошли сквозь укт, использовав свою добычу вместо тарана. Фагорам было всё равно — их толстая шкура, поросшая густой шерстью, была неуязвима для самых острых колючек и шипов. Следом за мадис они пересекли укт, оставив за спиной пожар. Когда огонь наконец показался, они давно уже были в безопасности. Пламя двигалось со скоростью идущего быстрым шагом человека, оставляя за собой только дымящийся пепел.
Прибывший в столицу королевский караван больше напоминал шествие пастухов, чем нечто имеющее хотя бы отдаленное отношение к дворцам и престолам. Пленники-мадис были исполосованы в кровь колючими зарослями укта, но и людям досталось не меньше. Сам король был покрыт пылью с головы до ног и напоминал сейчас обычного разбойника.
* * *
Во всём Олдорандо чувствовалось нечто театральное, быть может отчасти потому, что в самом сердце столицы стоял колоссальный собор Всех Святых, где непрерывно происходили роскошные служения Акханабе Всемогущему. Единая вера требовала единого бога, но как только религии начинают смешиваться, богослужения превращаются в карнавалы разных форм святости.
Лежащий в самом центре Кампаннлата, омываемый рекой Валворал, соединяющей его с Матрассилом и далее с морем Орла, Олдорандо был городом путешественников. Те, что являлись не для преклонения, молитв и очищения, приходили сюда торговать.
В облике города, протянувшегося по линейке с юга на север, отчётливо проступало его древнее происхождение, основание его на двух противоположностях. В Лэйнтале, обнесенном крепостной стеной центре, находился Старый Город с его священными семиэтажными башнями, в которых традиционно обитали служители культа — и низшего ранга, и самого высокого полёта. К их услугам были тенистые дворики и прохладные молельни, спрятанные глубоко под землей. Здесь возвышался и циклопический собор, окруженный бессчётными монастырями. Здесь, наконец, стоял сам дворец короля Сайрена Станда.
Вокруг этой цитадели святости, как бурьян, разрослись бесчисленные рынки и торговые площади. Среди них располагались и знаменитые на весь Кампаннлат бордели, способные удовлетворить даже самые извращённые вкусы. Сюда же со всей страны стекались нищие и бродяги, здесь толпились бессчетные юродивые, развлекая пилигримов своими дикими выходками. Древние башни Лэйнтала поднимались над этим океаном нищеты и порока подобно изъеденным непогодой утесам.
Бытовало всеобщеё мнение, — в особенности среди тех, кто проживал в непосредственном соседстве с Лэйнталом — что второго такого места нет в целом свете, ибо только здесь могли существовать в такой близости святость и низменность, самая гнусная человеческая клоака и чистота помысла. Их разделяла каменная крепостная стена высотой в сорок футов. Ещё не один враг не смог преодолеть её.
Однако при всей внешней неприступности, ветхие стены Лэйнтала изобиловали всевозможными дверями и лазейками. Главные ворота открывалась только в честь крупных праздников и церемоний. Сквозь них в Священный Город даже в праздники могли попасть только особо привилегированные и посвященные. Иные двери предназначались только для мужчин, иные для женщин — но не для фагоров, ибо двурогие искони были злейшими врагами Лэйнтала. При всём том большая часть дверей постоянно оставалась открытой, пропуская любого мирянина, пускай даже и самого падшего. Воздвигнутый между святостью и грехом барьер, как и условную грань между жизнью и смертью, мог с легкостью преодолеть каждый.
В несвятой части города, за рекой, жили не столь роскошно, хотя и тут люди побогаче могли позволить себе возвести на бульваре просторное жильё, подобное дворцу. Как и везде, здесь процветали хитрые и подлые, честные же едва сводили концы с концами. Из ста тысяч городского населения церковники и рядовые прислужники Акханабы составляли около пятнадцати тысяч. Остальное население города состояло из нищих, суровых приверженцев веры и совершенных развратников.
Встречу ЯндолАнганола в Олдорандо обставили в презрительном духе. У южных ворот Лэйнтала соседа-короля ожидала карета и четверо угрюмых стражников, облаченных в костюмы цвета неба и золота. Карета в сопровождении почетного эскорта должна была доставить Орла во дворец Сайрена Станда, словно какого-то важного, но вполне рядового просителя.
Король ЯндолАнганол отказался от кареты, и, вместо того чтобы проследовать по традиционному триумфальному маршруту вдоль улицы Возен, направил свой пропыленный караван в Паук. Паук, чрезвычайно оживлённый райончик у подножия стен Лэйнтала, состоял в основном из кабаков, таверн, постоялых дворов и небольших рынков, где купцы с удовольствием покупали как диких и домашних животных, так и протогностиков.
— В Эмбруддоке мадис сейчас не пользуются особенным спросом, — называя Олдорандо его старинным именем, сказал королю пожилой торговец рабами, тертый калач, повидавший на своём веку самых причудливых клиентов. — Мадис здесь сколько угодно — но, как и нондады, они никудышные работники, и годятся только для постели. Вот если бы вы захотели продать своих фагоров, был бы другой разговор — но, к сожалению, в этом святом городе запрещено торговать фагорами.
— Мне нужно продать этих мадис вместе со всеми их животными — и за достойную цену, купец, иначе я отрублю твою тупую голову! — яростно рявкнул король.
Ударили по рукам и мадис были проданы в рабство, а животные отправлены на бойню. Купец негодовал, но король был вполне доволен сделкой. Теперь у него были деньги на то, чтобы как следует подготовиться к встрече с королем Сайреном Стандом. Когда он вступал в город, в его карманах едва ли нашлось бы несколько рун. Путешествие из Матрассила встало недёшево и вконец опустошило и без того тощую казну.
Построившись в колонну, Первый Фагорский прошествовал наконец по улице Возен, где короля Борлиена давно уже поджидали толпы народа. При появлении короля Орла и Юли в толпе послышались приветственные крики. Правитель Борлиена пользовался огромной популярностью среди низших сословий Олдорандо, даже несмотря на его связи с официально гонимыми фагорами. Простому народу нравился тот разительный контраст, который этот живой, энергичный мужчина составлял с их местной знатью, по преимуществу многочисленными упитанными и ленивыми родственниками ныне правящего короля, тоже толстяка и лентяя. Здесь простолюдины не знали королевы королев. Простой народ сочувствовал королю, чью невесту так злодейски умертвили — пусть даже эта невеста была всего лишь полумадис.
Среди простолюдинов попадались и служители культа, в основном самых низших рангов. Молодые монахи и послушники размахивали транспарантами ПОКАЙТЕСЬ В ГРЕХАХ СВОИХ! , КОНЕЦ СВЕТА БЛИЗОК! , ПРИДИ К БОГУ, ПОКА ЕЩЁ ЕСТЬ ВРЕМЯ! . В Олдорандо, как и повсюду в Империи, церковь ловко пользовалась тревожным временем, чтобы призвать в своё лоно сомневающихся и попутно обобрать их, обещая спасение души за ненужные на том свете мирские блага.
Пыль и песок летели из-под ног фагоров и копыт хоксни. Марш продолжался. Через улицу Возен, окруженную древними башнями. Мимо ещё более древней пирамиды Дэнниса и на мост через широкий ров, в Парк Свистуна. За парком перед борлиенцами наконец-то предстала широкая площадь Лойлбрайден. Над ней зловещим утесом возвышался Великий Собор Всех Святых, слева же от него стоял выкрашенный разноцветной краской дворец правителя страны, похожий на огромную игрушку. В центре святой площади, в разборном золоченом павильоне, Орла ожидал сам правитель Олдорандо, король Сайрен Станд Первый, облаченный в безразмерный багровый чарфрул, скрывающий его тучную фигуру, с тяжелой короной на голове, золотой, щедро усыпанной драгоценными камнями всех видов. Он всё же снизошел приветствовать коллегу лично, как подобало по обычаю.
Рядом с королем, чуть ниже и левее, восседала королева Бакхаарнет-она, в более изящном расшитом чарфруле. Между их величествами на маленьком стульчике сидела их дочь, вторая и последняя, Милуя Тал. Её весьма тесный чарфрул был белым, усыпанным черными розами. Ожидавшая гостя в тени павильона троица представляла собой нелепый символ роскоши, а не повергающего в священный трепет могущества. Позади трона на солнцепеке потела толпа придворных в парадных облачениях. В невыносимо жарком воздухе жужжали мухи. Оркестр заиграл бравурный марш.
В глаза ЯндолАнганола бросилось полное отсутствие почетного караула — лишь несколько престарелых генералов в нелепо роскошных мундирах с траурными черными повязками на рукавах при появлении короля Орла уныло отсалютовали ему древними мечами. Городская стража сдерживала буйную толпу зевак, не давая ей выплеснуться из переулков на площадь.
Двор Олдорандо славился своей нестерпимой приверженностью к формальностям. Однако, зная нетерпеливый нрав своего соседа, Сайрен Станд сделал всё, чтобы сократить предписанную этикетом процедуру приветствия. Тем не менее, на площади в толпе придворных высшие чины королевского совета и церковные дигнитарии нетерпеливо ждали, когда же можно будет лично пожать королю ЯндолАнганолу руку и поцеловать его в щеку, по местному обычаю.
Выступив на середину площади, пропыленный король остановился и брезгливо осмотрел жалкий строй местных военных, вышедших приветствовать его. Его капитаны и горбун-оружейник стояли рядом. На ЯндолАнганоле был кидрант военного образца, напоминающий форму королевских офицеров Борлиена, с такой же траурной повязкой повыше локтя.
— Такой приём достоин упоминания в исторических хрониках, кузен Станд, — холодно приветствовал он правителя Олдорандо.
С трудом поднявшись с трона, правитель Олдорандо сделал несколько шагов навстречу королю ЯндолАнганолу, протягивая к нему руки. Король Орел коротко кивнул, не выказав стремления обниматься по местному обычаю. Стоя на шаг позади хозяина, Юли хлюпал в щелях ноздрей молоками, попеременно то в одной, то в другой, в остальном оставаясь неподвижным.
— Во имя Всемогущего, приветствую тебя, — так же холодно сказал СайренСтанд. — Двор Олдорандо рад видеть тебя, прибывшего с братским и дружественным визитом в нашу священную столицу. Будем надеяться, что волей Акханабы наша встреча закончится более чем плодотворно.
— Во имя Всемогущего, приветствую тебя. Благодарю за сердечный приём. Сожалею о безвременной кончине твоей дочери и наследницы, Симоды Тал, моей невесты, и скорблю вместе с тобой.
Пока король ЯндолАнганол говорил, его лицо оставалось неподвижным, жил только взгляд из-под темных бровей. Король мрачно рассматривал придворных и королевскую семью. Сайрену Станду он никогда не доверял — а его распутную столицу любил и того меньше. Проституток обеих полов тут было не меньше, чем священников, а кое-кто из молодых монахов весьма удачно совмещал обе этих роли.
После приветствия, взяв гостя под руку, король Станд провел его вдоль строя пожилых дигнитариев, которым наконец было позволено пожать тяжелую руку властителя сопредельной державы и прикоснуться губами к его пыльной щеке.
По напряженной позе и отрывистой речи короля Олдорандо ЯндолАнганолу стало ясно, что тот замыслил против него зло. Сознавать это было мучительно — ведь он пришел сюда за помощью! Но и душу, и сердце Сайрена Станда источило лютой ненавистью. Смерть любимой дочери и наследницы его королевское величество, государь Олдорандо, не перенёс, его рассудок помутился, и ужасная потеря требовала немедленного отмщения... кому-то. Король ЯндолАнганол, заключивший предательский союз со злейшими врагами Олдорандо кейце, представлялся для этого наиболее благодатным объектом.
Сразу после приветствий придворных наступила очередь королевы, которая подошла к Орлу, прихрамывая и ведя под руку младшую дочь, Милую Тал. Глаза Бакхаарнет-она потухли, но вместе с тем в выражении её лица, в том, как она держала голову — покорно и одновременно дерзко — было нечто, неприятно задевшее короля ЯндолАнганола. Он вспомнил слова короля Сайрена Станда, о которых ему однажды донесли соглядатаи — почему эта фраза так крепко засела в его памяти? — Стоит хоть раз попробовать женщину мадис и никогда не захочешь другой .
Лица королевы Бакхаарнет-она и её дочери удивительно напоминали облик птиц, попавших в неволю, что было так свойственно их народу. В жилах Милуи Тал текли три четверти человеческой крови, но, несмотря на это, она казалась совершенно экзотическим существом — темнокожая красотка, редкостный бриллиант, пара огромных глаз, сияющих по сторонам от загнутого клювом носа. Пока мать представляла девушку гостю, та смотрела королю Орлу прямо в глаза, и он понял значение этого взгляда — это был Взгляд Согласия...
На мгновение в голове короля всплыли воспоминания о научных опытах по скрещиванию разных видов, которыми занимался преступный СарториИрвраш. Похоже, возможность заняться подобным скрещиванием вполне может представиться и ему самому. Как приятно было увидеть единственное милое лицо среди сотен тупых, алчных и отмеченных пороком!..
— Ты очень похожа на сестру, в особенности на тот её портрет, что она прислала мне. Но нет — ты ещё красивее, — искренне сказал он.
— Мы с Симодой были очень похожи, хотя во многом различны — это обычно для сестер, — отозвалась Милуя Тал. Музыка её голоса заставила короля подумать сразу о многом: о кострах в ночи, о маленькой Татро, гукающей в одиночестве в пустой комнате, о голубях в деревянной башне...
— Бедняжка Милуя потрясена убийством своей сестры, как и все мы, — вставил король Станд, издав в заключение звук, больше всего похожий на отрыжку. — Мы разослали агентов по всему материку и гораздо дальше. Они всюду охотятся за убийцей, сумевшим под личиной мадис пробраться во дворец, и вскоре настигнут его, в этом нет сомнений.
