Ответный удар

Когда наиболее высокие бугры начали крошиться о дно супербуксира, Келдыш остановил спуск. Теперь поверхности льда касались все иглы. Некоторые ушли в него целиком, другие лишь на несколько метров. Келдыш прекратил подачу в змеевики перегретого водяного пара и вытеснил его остатки сжатым воздухом. На двухсотдвадцатиградусном морозе иглы быстро остывали. Водяная прослойка между иглами, теперь превратившимися в сваи, начала подмерзать.

Пар, скопившийся под днищем буксира, рассосался, и теперь зазор между днищем и поверхностью льда стал частично просматриваться.

— Можешь взять своих ребят и слетать на лёд, — предложил Осипов Самандросову. — Мы ещё пару часов подождём, пока лёд схватится окончательно, и только потом будем давать нагрузку. Только долго не задерживайтесь и под корпус не лезьте.

— Отлично, я заодно датчики поставлю. Николай Александрович, не хотите составить компанию? — предложил Петрову Самандросов. — Ступой пользоваться умеете?

— Получше некоторых умею, — рассмеялся Петров. — У меня сын космодесантник.

— Так то сын. Ладно, пойдём, я покажу, чем наши ступы отличаются от космодесантных.

— Вы там надолго из ступы не вылезайте, — предупредил Осипов. — Орбита Европы проходит через радиационный пояс Юпитера, поэтому есть риск хватануть приличную дозу.

— Насколько приличную? — уточнил Петров.

— Без скафандра за одни сутки полулетальную, в скафандре — в несколько раз меньше. А в ступе вообще безопасно. Я понимаю, что хочется ножками походить, но не увлекайтесь.

Отлетев подальше от корабля, Самандросов посадил ступу на лёд и полез наружу.

— Николай Александрович, щёлкните меня на фоне "Святогора", пожалуйста. Я понимаю, что дроны ведут съёмку всех наших действий, и потом на основании их записей можно будет смонтировать любой голофильм, но это всё не то. Я хочу иметь обычную фотографию, сделанную человеком. С ракурсом, композицией. Всё как положено.

— Обязательно. Первый человек на Европе! Это должно быть увековечено. Андрей Евгеньевич, примите, пожалуйста, мужественную позу.

Петров активировал вмонтированную в скафандр камеру, вывел на стекло гермошлема прямоугольную рамку видоискателя, сдвинул ступу немного в сторону, чтобы фигура Самандросова не заслоняла "Святогора" и в кадр попадала часть Юпитера, после чего несколько раз нажал на спуск.

— Спасибо, — поблагодарил планетолог. — А теперь спускайтесь, я вас тоже сфотографирую. Парни, становитесь рядом с маршалом! Николай Александрович, приобнимите ребят. Внимание, снимаю. Всё, птичка вылетела, теперь за работу. Надо датчики выставить. Сергей, будешь измерять дистанцию до корабля, а Федя пусть записывает. Полетели!

Петров со стороны наблюдал за слаженной работой планетологов. Три ступы, пролетев полкилометра, замирали на пару секунд, Самандросов отстреливал гарпун с датчиком, и планетологи летели дальше. Один круг они сделали буквально за десять минут, отлетели ещё на километр от "Святогора" и пошли на второй.

Оставшись в одиночестве, Николай Александрович занялся осмотром ближайших окрестностей, стараясь на всякий случай не отлетать далеко от корабля. На этой стороне спутника стоял день. Сумрачный, скорее напоминающий земной вечер, когда только начинает смеркаться. Большую часть света давало неяркое пятнышко Солнца, а полосатая облачная поверхность гигантской планеты, занимающей весьма существенную часть небосвода. Создавалось впечатление, что огромный шар висит непосредственно над головой и может в любой момент упасть, безжалостно раздавив не только букашки ступ, но и громаду "Святогора".

Закончив с датчиками, Самандросов позвал Петрова:

— Николай Александрович, пора возвращаться, скоро Осипов будет давать нагрузку на лёд, надо будет проконтролировать напряжения в массиве.

Масса покоя "Святогора" составляла более восьмидесяти миллиардов тонн. На Европе, где сила тяжести насчитывала тринадцать процентов от земной, его вес превышал десять миллиардов тонн. Тоже много. По три с половиной тысячи тонн на каждую сваю. Сейчас Келдыш постепенно нагружал сваи и ледовой массив под ними, передавая на них этот вес. Самандросов отслеживал напряжения, возникающие в ледяном панцире, посредством установленных час назад датчиков.

Лёд держал. Потрескивал. Щелчки от лопающихся стыков соседних ледяных полей люди ощущали по вздрагиваниям корпуса. Паровые гейзеры взлетали на многометровую высоту, но быстро опадали. Напряжения в массиве находились в пределах нормы, не приближаясь к критическим.

— Келдыш, рассчитай оптимальный момент для начала разгона, — распорядился Осипов.

— Оптимальный момент наступит через девять часов семнадцать минут и восемь секунд, — доложил искусственный интеллект супербуксира. В этом случае мы сможем нарастить скорость Европы до второй космической за половину оборота вокруг Юпитера и дальше лететь к Земле по прямой.

— Сколько этот полувиток займёт по времени?

— Двое земных суток.

— Всем спать, — приказал Осипов.

Через девять часов командный состав опять собрался в рубке "Святогора".

— Начинаем перетягивание каната, — провозгласил Осипов. — Кто победит: древний средиземноморский бог или былинный русский богатырь? Делайте ставки, товарищи!

— Главное, чтобы канат не порвали, — ответил Самандросов. — Что будем делать, если лопнет ледяной панцирь Европы?

— Улетим, не солоно хлебавши, захватив с собой вырванный кусок, а потом вернёмся для второй попытки, — ответил Осипов. — Но мы постараемся тянуть очень аккуратно. Поехали!

"Святогор" начал потихоньку тянуть Европу на себя, ускоряя её стремительный бег по орбите. Вначале ничего не происходило. Только датчики показывали рост растягивающих напряжений в титановых оболочках свай. Пока незначительный. Спустя некоторое время начали меняться показания тех датчиков, которые установил вокруг корабля Самандросов. Сначала у первого кольца, чуть позже — у второго, отнесённого на два километра от корпуса супербуксира.

Напряжения в ледовом поле, толщина которого, по оценке Самандросова, составляла тридцать два километра, росли, но пока ещё были далеки от критических. Внезапно примерно в тридцати километрах от "Святогора" в небо ударил водяной гейзер. Фонтан воды поднялся примерно на двухсотметровую высоту, откуда струи воды неторопливо полились обратно. Через несколько минут на полсотни километров дальше и чуть в стороне забил вверх ещё один фонтан.

— Пока всё в порядке, — успокоил присутствующих Самандросов. Это локальные разрывы, такие тут должны часто происходить при резонансах с Ио и Ганимедом.

Шло время, Европа постепенно разгонялась, но качественных изменений не происходило. Только количественные. Медленно росли растягивающие напряжения в металле свай, связывающих супербуксир с ледяным панцирем, так же неторопливо усиливались напряжения в ледяном поле. В обозримом с километровой высоты пространстве били вверх уже три десятка гейзеров.

Через несколько часов Келдыш, основываясь на данных запущенных им дронов, доложил, что наблюдается изменение формы Европы. Теперь она уже не являлась идеальным шаром, а напоминала яйцо, слегка вытянутое в меридиональном направлении. Острый конец был со стороны Северного полюса, вблизи которого расположился "Святогор", а тупой — с противоположной, обращённой к Юпитеру. Но скорлупа пока держалась и, по уверениям Самандросова, отслеживающего напряжения в ледовом массиве, скорее всего, должна была устоять.

И действительно, растягивающие напряжения в металле свай, работающих сейчас как нити троса, постепенно уменьшались. Юпитер отпускал свою возлюбленную. Возможно, мудрый бог понимал, что ближе к Солнцу Европе станет теплее, и она сможет раскрыться, явив миру свою неотразимую красоту. Что мы знаем о мыслях богов?

Спустя несколько дней форма Европы восстановилась, гейзеры прекратили изливать воду на её поверхность, и Осипов разрешил планетологам покидать "Святогор" для проведения полевых исследований.

Николай Александрович периодически составлял им компанию. Ему было интересно всё: внутренняя структура Европы, состав льда, солёность воды, методы, которыми проводились исследования.

Самандросов уже не сомневался в том, что массивное железное ядро Европы окружено силикатной мантией, но пока не был готов точно охарактеризовать её толщину и минералогический состав. По его словам, там, несомненно, должны были присутствовать граниты, базальты, гнейсы, кварциты, возможно, оливины и пироксены. Океан, глубина которого превышала сто километров, был солёным, с преобладанием хлористого натрия и сернокислого магния.

Лёд имел на порядок меньшую солёность, но с поверхности был сильно засорён пылеватыми частицами.

Атмосфера Европы простиралась почти на сто километров от поверхности льда и состояла преимущественно из кислорода (водород имелся только в следовых количествах, так как улетучивался в космическое пространство), но была сильно разреженной. Первоначально давление у поверхности составляло всего одну десятую микропаскаля (в триллион раз меньше, чем на Земле). Но по мере приближения к Солнцу на Европе с каждым днём становилось теплее и лёд начинал сублимировать, отдавая в атмосферу водяные пары.

Теперь "Святогор" тормозился, но делал это настолько медленно и аккуратно, что деформирования Европы не происходило. Вскоре супербуксир вывел свою ношу на земную орбиту и теперь догонял Землю, проскочившую по ней немного вперёд. Сближение планеты и её нового спутника заняло ещё двое суток.

За приближением Европы следило практически всё население Земли. Некоторые опасались, что её появление может привести к каким-либо стихийным бедствиям или даже катастрофам, вплоть до столкновения с Землёй, но большинство радовалось очередному достижению человечества. Фотография русского планетолога с трудновыговариваемой и непонятной фамилией Самандросов, делающего первый шаг на поверхность Европы, теперь имелась в памяти миллиардов планшетов.

Никаких катастроф, разумеется, не произошло. Келдыш подвесил Европу на предусмотренное для неё место с поистине ювелирной точностью. А вот светила она теперь по ночам, как тот ещё прожектор. Но сквозь грозовые тучи не пробивала.

Первыми успокоились земные океаны. Вначале, конечно, поволновались немного, но потом быстро приспособились к новым условиям. Вслед за ними притихли всевозможные "пророки" и всёпропальщики. И последними, наверно, женщины. Там только года через два всё устаканилось.

"Святогора" пока оставили на Европе. На первое время. Вдруг её положение понадобится слегка подкорректировать. А ещё Петров задумал перетащить с его помощью на Марс ледяной кубик со стороной тридцать два на тридцать два километра. Но пока не знал, как именно его можно вырезать.

Прилетев в очередной раз на "Святогор", он задал этот вопрос Самандросову.

— А вам обязательно нужно именно резать? — спросил планетолог. — Есть ведь и более простые классические способы.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее, — заинтересовался Николай Александрович. — Что вы имеете в виду под классическими методами?

— Во времена моей молодости лёд взрывали.

— Так это тонкий, а тут тридцать два километра!

— И что с того? Я не вижу тут принципиальной разницы. Забуриваем по периметру на всю глубину в шахматном порядке три ряда скважин, это для гарантии, чтобы не заклинило ничего. Опускаем туда удлинённые заряды взрывчатки, бабах, и Виктор Николаевич аккуратно вынимает отсечённый кубик из массива. Не будет затруднений с этим?

— Достать-то мы его достанем, — включился в беседу Осипов. — А вот как вы забуритесь на такую глубину? Насколько я помню, даже Кольскую Сверхглубокую скважину смогли пробурить только на двенадцать километров.

— Этот рекорд был побит ещё в 2017 году, когда на шельфе Сахалина пробурили пятнадцатикилометровую скважину, — ответил Самандросов. — И потом, в обоих случаях речь шла про скальные грунты высокой крепости. А тут у нас лёд. Да и техника за прошедшие десятилетия шагнула далеко вперёд. Я не утверждаю, что это обойдётся дёшево, но с технической стороны проблем не вижу.

— А куда вы планируете его поставить на Марсе? — спросил Осипов у Петрова.

— Поставим на Ацидалийской равнине. Она заглублена примерно на четыре с половиной километра ниже марсианского уровня отсчёта высот и имеет площадь в три тысячи квадратных километров.

— Маловата ямка, — прикинул Осипов. — Объём кубика со стороной в тридцать два километра даст тридцать кубокилометров воды. Это в полтора раза больше, чем в Байкале. Ёмкость будущего Ацидалийского моря вдвое меньше.

— Нормальная там ямка, — ответил контр-адмиралу планетолог. — Мы постепенно добавляем в атмосферу Марса азот, но она всё ещё сильно разрежена, поэтому на Марсе холодно, и кубик будет испаряться очень медленно. При этом водяные пары станут подниматься вверх и расщепляться там на кислород и водород. Кислород будет пополнять атмосферу, а водород улетучиваться в космическое пространство. К тому моменту, когда вода начнёт заполнять равнину, хорошо, если от льда половина останется. Возможно, потом ещё и добавлять понадобится.

— Наверняка понадобится, — подтвердил Петров. — Для полного терраформирования Марса вам, Виктор Николаевич, придётся отнести туда ещё много таких кубиков.

— А сколько взрывчатки вам для этого понадобится? — спросил у Самандросова Осипов.

— А, ерунда, — отмахнулся планетолог. — Всего четыре мегатонны.

— Так, может, тогда обколем кубик ядерными зарядами?

— Нет уж, — возразил контр-адмиралу Петров. — Эту Европу мы загрязнять радиацией точно не будем!

Эскадра приблизилась к системе Альфа Центавра в декабре 2064 года. Если совсем точно, то в этой системе она уже находилась немало времени — Проксима Центавра давно осталась позади. На неё не отвлекались — кому интересен крошечный красный карлик, периодически выжигающий свою планетную систему мощнейшими вспышками? Диаметр этой звёздочки составлял всего двести тысяч километров (в полтора раза больше, чем у Юпитера), и её термоядерная топка работала крайне нестабильно, периодически порождая чудовищные вспышки, во время которых энерговыделение увеличивалось почти на четыре порядка.

Теперь прямо по курсу располагались две других звезды этой системы: Ригель Кентаурус — жёлтый карлик, очень похожий на Солнце, но немного крупнее его, являющийся целью экспедиции, и Толиман — оранжевый карлик меньшего, чем у Солнца, размера, крутящийся в непосредственной близости от более крупной звезды вокруг общего центра тяжести. Обе звезды синхронно летали по эллиптическим орбитам, частично перекрывающим друг друга. Звёзды расходились, перемещаясь в дальние апогеи своих орбит, потом сближались, устремляясь в сторону ближних. Сейчас расстояние между этими звёздами составляло всего одиннадцать астрономических единиц. Примерно столько же, как от Солнца до Сатурна.

Обе звезды пока ещё выглядели яркими пятнышками примерно одинаковой величины, отличающимися друг от друга только по цвету. Если смотреть на них невооружённым взглядом. А в оптику уже был отлично виден серый шарик вращающейся вокруг Ригеля Кентауруса планеты Кандидат, представляющий собой газовый гигант, подобный Сатурну, и даже можно было рассмотреть голубой спутник Кандидата — планету осьминогов. Других крупных объектов в непосредственной близости от этих звёзд видно не было. Присутствовала, правда, какая-то чёрная точечка в районе центра тяжести звёздной системы, но что это — планетоид или какой-нибудь гигантский искусственный объект, на таком расстоянии определить было решительно невозможно.