Часть третья. Всевидящее око

Казалось, он сошел с ума или напился вдрызг. И теперь горькое похмелье давало о себе знать. Ныло плечо. В который раз Алексей пытался убедить себя в том, что видит всего лишь дурной сон, да только все зря. Вот он, сидит закованный в цепи в холодной утробе каменного сарая. И Кайдлтхэ...

Откуда-то из темных глубин подсознания нахлынула волна ненависти. Он принялся выдумывать всевозможные кары, которые обрушит на ардаров, их вожака и проклятого Меодолана вместе с Шидельротом. С невероятным наслаждением попаданец представлял, как будет рубить мерзавцев, отсекать детородные органы, сносить головы, ломать руки и ноги, вспарывать животы и выпускать внутренности, как нечестивцы станут корчиться в нечеловеческих мучениях, истекать кровью и молить безжалостного мстителя о быстрой смерти.

Те кровожадные мысли доставляли Алексею необыкновенное удовольствие. Медленно, но верно, он превращался в мясника. Кайдлтхэ взывает к отмщению. Только кровь врагов способна смыть позор плена. Следопыт не мог, не имел права поступить иначе. Да и ардары не заслуживали иного. Они дикари, закон им не писан. Таким свойственны похоть, обжорство и пьянство. В том нет ничего необычного. Невольно вспомнился разговор между Яром и Меодоланом.

Д"айдрэ..., высшая раса... Они мнят себя венцом эволюции. Все остальные пыль на их сапогах, жалкие ничтожные черви, недостойные сострадания. Мироощущение первородных строилось на том посыле. Ни о какой любви к ближнему, взаимопонимании и примирении речь не шла. Возможно, они и способны любить друг друга, питать к соплеменникам теплые чувства, только Алексей все больше в том сомневался. Даже Кайдлтхэ прятала эмоции под маской холодности и отстраненности. Лишь иногда нечто человеческое пробивалось сквозь ледяной панцирь напускного равнодушия. Казалось, она стыдилась тех редких порывов души, воспринимала их как проявление слабости.

Не секрет, в гойхэ изначальные видели низших существ, врагов, возможных могильщиков собственной цивилизации. Отдельные личности вроде Элидирга не могли изменить привычный ход вещей. Да и гойхэ платили д"айдрэ той же монетой. Д"айдрэ стали для них воплощением абсолютного зла и потаенных страхов. Жизнь Дэорума многие века балансировала на грани тотальной войны, и только чудо удерживало планету от великого кровопускания. Но злоба и ненависть не могли множиться вечно. Всему настает конец, даже невыносимым мукам и страданиям.

Ардары ненавидели д"айдрэ как и всяких чужаков, тамарвалдцев в том числе. Им нет дела до имперских указов и уложений, они живут собственной жизнью, где основным законом является воля сильного, где власть добывается топором и мечом, звонкой монетой и крепким щитом. Пираты мнят себя вольными людьми, презирают иных гойхэ, вставших на колени перед императором. Собственный вожак для них всего лишь первый среди равных. По крайней мере, они так считают. А если ардары свободные и вольные воины, так кому как не им учить других достоинству? Их главный враг и есть д"айдрэ. Ардарам не занимать мужества и умения, но силы не равны. Потому они и не спешат вступить в открытый бой. Но злоба пожирает душу, как червь точит сочный плод. И тут подвернулась Кайдлтхэ. Она стала для бандитов олицетворением всех д"айдрэ, их мира, чуждого уклада, персональным воплощением многочисленных обид и несправедливостей. В том отношении виделось что-то ритуальное, дикое и первобытное. Так древний охотник метал копье в изображение зверя, выпрашивая у боговой богатой добычи. Так колдун пронзал иглами восковую фигурку неприятеля, надеясь на скорое отмщение. Так ардары совершали политическое убийство ненавистного противника.

Но почему бандиты распоясались, осмелели сверх всякой меры? Разве они не думают о воздаянии, разве наказание не последует неукоснительно? Д"айдрэ мстительны. Они никому не позволят покушаться на основы мироустройства. Эоборус, верховный маг братства Двух молний, прекрасно ориентировался в политических реалиях, а потому всячески старался избежать каких-либо осложнений с Моридором. Неужели Яр Кровавый топор последний тупица? Едва ли вожак надеялся на покровительство гильдии. Великий герцог вспомнил разговор брата Меодолана с рыжебородым. Речь шла о каком-то магическом средстве, способном нейтрализовать д"айдрэ. Разгадать бы секрет того оружия...

Почему-то следопыт подумал именно об оружии. Возможно, очень древнем, времен войны Огненного клинка. По крайней мере, ничего иного в голову не пришло. Хотя бандит и упоминал магию, но едва ли ардары способны противостоять силе тысячелетней цивилизации, владевшей уникальными навыками тонких воздействий. Местные дикари кое-как могли освоить самые примитивные заговоры. Едва ли у них найдется даже пара десятков деревенских знахарей. Нет, вне всяких сомнений все дело в каком-то артефакте. Или технике. Ее д"айдрэ больше всего боятся и ненавидят. Но как могли до того додуматься невежественные ардары? А если и додумались, то что это меняет? Он, пришелец из иного мира, сидит в цепях запертым в вонючем каменном сарае и ничего поделать не может. Ни Кайдлтхэ спасти, ни себя вытащить. Поступай как хочешь, скрипи зубами или ори во все горло, а ход судьбы не изменить.

Боль в душе утихла, но не умерла вовсе. Она постоянно давала о себе знать. Так ноет старая потревоженная рана. Умереть не дает, но лишает покоя и сна. Следопыт силился переключить мысли на иное, но воспоминания о Кайдлтхэ всплывали в сознании помимо воли. Где она, да и жива ли? Как не хватает сейчас ее обворожительной полуулыбки, постоянно меняющих цвет глаз, озорной челки, волнующей воображение груди... Он ни разу не обнял ее, не поцеловал, не приголубил. Сколько времени потрачено впустую!

Утром Алексей опять слышал в деревне сдавленные крики, но кто и где кричал, так и не разобрал. Возможно, то голосила д"айдрэ. Попаданцу казалось, бандиты не оставят ее в покое, будут издеваться до тех пор, пока не замордуют до смерти.

Потянулась череда безликих дней и ночей, похожих друг на друга как две руки. Утром и вечером скудная и пресная кормежка, раз в неделю помывка. На пленника попросту выливали ведро воды. На том баня заканчивалась.

Дабы не лишиться разума и не потерять счет времени, Алексей после каждого захода солнца брал соломинку и втыкал ее в землю в дальнем углу сарая. Много раз за день он пересчитывал те соломинки, прикидывая, сколько осталось до возвращения брата Меодолана.

Порою попаданца охватывали приступы злобы. На смену им приходили отчаяние и апатия. Часто вспоминал о Кайдлтхэ. Казалось, девушка существовала в какой-то другой жизни, либо вовсе являлась порождением больного разума. Пленник искал спасения в беспамятстве, гнал прочь прошлое, погружался в мир жутких фантазий. В голову лезли холодные и мертвые образы, схожие с полотнами Ганса Рудольфа Гигера, уродливые монстры, призраки фиолетового замка и картинки из сочинений Настфарда Скретского. Иногда он слышал голоса, таинственные и зовущие. В те минуты великий герцог не сомневался, он сходит с ума. Впрочем, плевал он на собственную участь, почти смирился с неизбежным и мечтал лишь о том, чтобы все поскорее кончилось.

Целыми днями Алексей тупо пялился в стены сарая и слушал шум прибоя. В тех звуках находил успокоение и забвение. Жуткая реальность отступала на время. Сон обходил следопыта стороною. Спал он теперь три-четыре часа от силы. Так, по крайней мере, казалось. За дни, проведенные в заточении, многое изменилось. Поначалу на те мелочи великий герцог не обращал особого внимания. Бессонницу воспринимал как должное. Внешне был почти спокоен. Именно, почти. Свое душевное состояние даже не пытался хоть как-то анализировать. Перепады настроения случались все реже. Все больше он находился в каком-то дьявольском оцепенении. Так он мог сидеть часами, не обращая внимания на посторонние звуки.

На первый взгляд все выглядело вполне безобидным и естественным. И чем больше Алексей находился в плену, тем значительнее становились метаморфозы. Несмотря на скудный паек, он не исхудал, не ослаб. Наоборот, иногда даже чувствовал прилив сил. Рана, полученная в бою, на удивление быстро зажила. Думал, вскорости зарастет и станет похожим на бомжа. Но ничего подобного не произошло. Он постоянно оставался в одной поре. Волосы, борода и ногти не росли. Алексей списал то на стресс, но, спустя несколько дней, даже немного испугался. К тем странностям прибавилось и полное отсутствие чувства голода. Нет, есть ему не расхотелось, но делал он то скорее по давней привычке, нежели по острой необходимости. Да и о смердящей бадье вспоминал все реже.

Иногда следопыт из боязни разучиться говорить вел беседы с самим собою. Он слышал малопонятную речь ардаров и ему чудилось, рано или поздно он откроет рот и не сможет произнести ни единого слова. Так и начал переговариваться с невидимым собеседником. И в тех беседах все чаще поминал Аакхабита. Алексей уже не просил о помощи, а задавался лишь одним вопросом — почему? Следопыт не получал ответов, слишком много потерял и пережил, оттого не надеялся на добрые перемены.

Однажды его посетила неожиданная мысль. Она вспыхнула в мозгу ослепительной молнией, заставила вздрогнуть. Невольная догадка оглушила и контузила словно близко разорвавшийся снаряд. Аакхабит! Именно в нем кроется первопричина всех бед и загадочных превращений. Он, Алексей, становится рабом древнего демона, сращивается с ним, растворяется в нем и подчиняется воле хозяина фиолетового замка. А что случится потом? Останется ли он человеком или преобразится до неузнаваемости, перевоплотится в нечто чуждое и отвратительное?

Время текло непозволительно медленно. Ожидание превратилось в изуверскую пытку. Меж тем соломинки в темном углу множились. В тот вечер он в который раз их пересчитал. Выходило ровно четырнадцать. Сердце сразу забилось чаще. По всем расчетам прибытие брата Меодолана следовало ожидать в самом ближайшем будущем. Полузабытый страх ледяными иглами впился в тело. Следопыт не спал почти всю ночь, и только незадолго до рассвета сомкнул глаза и задремал. Участь его вот-вот решится, а Кайдлтхэ останется здесь. Если, конечно, не погибла.

Великий герцог проснулся в тревоге. Кое-как умылся, бросился к двери, прильнул к щели. Но ничего необычного не увидел и не услышал. Деревня жила привычными заботами. Никто не собирался нарушать установленный много веков назад порядок. Шум прибоя мешался с криками людей и скотины. Все обыденно и буднично до тошноты и отвращения. Только однажды Алексей услышал какие-то странные разговоры. Так ему показалось. Возможно, он все придумал, утешаясь бесполезными иллюзиями. Конечно, после двух недель отсидки могло и почудиться. Но следопыт был готов поклясться, он слышал речь Кровавого топора. Ветер уносил прочь обрывки слов, а потому толком не разобрал. Похоже, вожак с кем-то беседовал на берегу. Впрочем, на том все и кончилось.

Вечером попаданца охватило чувство близкое к отчаянию. Нет, все же оно скорее походило на разочарование. Он ждал возвращения Меодолана. Но ничего не случилось, он по-прежнему сидел в сырой и вонючей темнице.

За ним пришли незадолго до восхода. Пленник провалился в полудрему, и тут кто-то сильно потянул за цепь. От неожиданности Алексей упал на колени. Великий герцог, едва продрав глаза, полз на четвереньках. Дверь со скрипом отворилась, ослепительно вспыхнул факел. Часовой грязно выругался, дернул цепь. Копарь вновь упал, но тут же вскочил на ноги.

Узника бесцеремонно выволокли на улицу. Следопыт успел лишь сделать глубокий вдох, ощутить свежесть моря, увидеть серое небо, поблекшие звезды и несколько косматых рож. Кто-то из пиратов напялил ненавистный и пыльный мешок на голову. Стало трудно дышать, захотелось чихнуть.

Вновь сильные руки рванули цепь. Алексей подался вперед, сбивая пальцы ног о прибрежные камни. Но плевать на те мелочи. Его терзали сомнения и дурные предчувствия. Неужели заточение кончилось? Прибыл ли Меодолан? А если нет, то куда его ведут?

До ушей доносился ласковый и завораживающий шепот прибоя. Спокойные, сонные воды, ласкали берег, но внутри все клокотало и переворачивалось, а сердце едва не выпрыгивало из груди.

— Цел? — великий герцог услышал голос брата Меодолана.

— Как видишь, советник, — с некоторой издевкой в голосе ответил Кровавый топор. — Я слово держу...

— Да и я тебя не обидел, — перебил собеседника торговец.

— Согласен, все честно. Только барахло я себе оставлю. Как трофей.

— Хорс с тобой, — сказал мясник и сплюнул в сторону. — Эй, вы! Ведите на корабль. Отчаливаем. Прощай, Яр. Если соизволят боги и господин Шидельрот, свидимся как-нибудь.

— Бывай, советник, — зло усмехнулся предводитель пиратов. — Я гостям всегда рад. Особенно тем, у которых в кошеле звенит золотая монета.

Сердце Алексея грохотало, жилы на висках вздулись, кровь ударила в голову. Следопыт едва держал себя в руках. Судьба сделала очередной крутой вираж и теперь впереди вновь неизвестность. Чего ждать в будущем? Новых потерь и неудач? Или победу и успех? Но как же Кайдлтхэ? Она остается в руках кровопийцы! Нет, он без нее пропадет, сгинет, умрет от боли и разочарований.

Один из людей Меодолана толкнул пленника в спину. Алексей плюхнулся в шлюпку и едва не переломал ребра. Матросы рассмеялись и осыпали великого герцога отборной бранью.

Сквозь шум волны слышался скрип снастей. Корабль близко. Лодка ударилась о борт. Опять крики и ругань.

— Эй, чего разлегся? Шевелись, рундук с клопами. Живо поднимайся, да ползи наверх. Вот, хватайся за веревку. Да не дергайся. Не то живо вразумлю, — разразился тирадой один из матросов гильдии.

Алексей получил удар сапогом по ребрам, подхватился, принялся ощупывать воздух. Пальцы коснулись корабельных досок. Вот и веревка. Крепкая, должна выдержать. Под соленые морские шутки вцепился в пеньковую веревку, медленно поднялся наверх. Заскорузлые руки подхватили пленника, втащили на борт купеческого судна. Команда вновь принялась насмехаться и осыпать ругательствами. Под пинки и зуботычины поволокли невесть куда. Кто-то подставил ногу. Копарь потерял равновесие, полетел вниз и едва не расшибся на смерть. Через секунду над головой громыхнуло и враз все стихло.

Первым делом Алексей стащил с головы мешок. Получилось. Сразу стало легче дышать. В нос ударила гремучая смесь разнообразных запахов. Пахло водорослями, смолой, прелой соломой, тухлым мясом и еще невесть чем. Великий герцог оказался в трюме тихоходного торгового корабля, значительно отличавшегося по устройству от ардарских драккаров. Тут царила непроглядная темень, хоть глаз выколи. Истинный тамарвалдец непременно сравнил бы подобное место с задницей хорса.

Спустя некоторое время Алексей решил исследовать новую тюрьму. Так и есть. Вокруг бочки и бухты канатов, пропитанные запахом лежалой рыбы. Люк на потолке наглухо закрыт. Там, наверху, слышались приглушенные крики команды. Следопыт из тех речей толком ничего так и не понял.

Великий герцог быстро сообразил, отсюда не вырваться. Оставалось только сидеть да ждать если не у моря погоды, то решения собственной участи. Устроившись поудобнее на канатах, вновь вспомнил Кайдлтхэ. Теперь уж точно она осталась в иной жизни. Суждено ли свидеться вновь? Искать ответ на подобный вопрос попаданец не видел никакого смысла, поскольку даже не знал, что случится с ним через час. Возможно, он попадет в кораблекрушение, угодит в лапы костоломам купеческой гильдии или станет заложником неизвестной политической силы. После недолгих размышлений решил, ничего исключать нельзя и любой исход следует принять как должное. За последние дни Алексей многое испытал, понял и со многим смирился, но никак не хотел свыкнуться с мыслю о собственном бессилии. Он не собирался выживать любой ценой и всегда старался оставаться человеком. Потому осознавать себя бессловесным бараном чертовски обидно и унизительно. Чем он лучше скота или раба? Неужели это на всю жизнь? Нет, пока он нужен гильдии. Но если купцы выведают все, что им требуется? Что случится тогда? От него избавятся как от обузы, прирежут или выбросят за борт. Но как торгаши доберутся до сокровенного? Будут пытать? Наверняка он не выдержит издевательств. Местные палачи отнюдь не дилетанты. Правда, есть призрачная надежда на Аакхабита. Только почему-то следопыт разуверился в силе древнего демона. Ему плевать на Алексея. Хозяин фиолетового замка найдет иное тело. Да и существует ли он на самом деле?