Перепутья Александры (общий файл)

— Симпатичная собака? Как зовут?

— Спайк. Отвечаю сразу на следующий вопрос: Каспер жив, но он слишком стар, чтобы работать. Живет у мамы, она о нем хорошо заботится. Если со светскими любезностями покончено, предлагаю перейти к делу.

Я не возражала. О собаке заговорила лишь потому, что мне нравился Каспер.

— К делу, так к делу, — резко бросила я. — Что ты наговорила Павлу Семеновичу?

— Правду, — ни капельки не смутилась Света. — Не больше и не меньше. Если ты решила, что это из-за тебя, то за последние годы у тебя развилось гипертрофированное самомнение. Слишком долго гуляешь по Потоку, почувствовала себя божеством.

— Не зарывайся, — посоветовала я сквозь зубы. — Говори. Что ты видела?

Со стороны подобный вопрос, обращенный к слепой девушке, звучал, мягко говоря, странно. Но я не оговорилась. Погружаясь в Поток, Света могла видеть. Точно так же как Варя танцевать, а Михаил ходить. Однако девушке не давали воспользоваться остальными "благами". Она бродила по слоям, но оставалась невидимой и неосязаемой. Прикасаться к чему-либо ей тоже не позволяли. Бестелесный призрак, безропотный наблюдатель — вот кем Света Тимофеева теперь являлась в Потоке.

— Я видела девочку, — ответила она после паузы. — Издалека. Не смогла подойти. Наткнулась на невидимый барьер. Видимо тот самый, о который ты ударилась во сне. Я смогла до него дотронуться, представляешь?

— Странно, — протянула я задумчиво. Если у Светы, умеющей проходить сквозь любые преграды, не получилось пробиться к Алисе...

— Но это не главное. Рядом с девочкой кое-кто был. И этот "кто-то" увел ее прочь.

— И? — я предвидела, что услышу нечто убийственное.

— Рядом с Алисой Коледовой я видела тебя, Саша. Это ты прячешь девочку.

— Что? — я с размаху плюхнулась на стул. — Нет, не может быть, — пробормотала я заплетающимся языком. — Я бы никогда не причинила вреда Алисе.

— Надо же, — Света склонила голову набок. — Ты говоришь правду.

— Вот как? — я скривила губы. Вообще-то я давно знаю, что Светка умеет распознавать вранье по голосу. Способность развилась после потери зрения.

Моя бывшая подруга предпочла не реагировать на выпад и подытожила:

— Значит, либо ты действуешь неосознанно. Либо...

— Наши старые знакомые вышли на тропу войны, — закончила я за Свету, чувствуя, как холодеют ноги...

ЧАСТЬ II. ПРОКЛЯТОЕ ЧУДО

Глава 9. Павел Семенович

Семь лет назад

При каждой встрече он смотрел на меня поверх очков, как на назойливое насекомое, которое и не прихлопнешь, и не прогонишь прочь, ибо непременно вернется с подкреплением. Приходилось терпеть. Однако не смиренно, а активно выражая протест. Это успело довести меня за первую рабочую неделю до состояния легкого бешенства.

Наше знакомство в лилипутском кабинете прошло на редкость отвратительно и закончилось негласным объявлением войны — с обеих сторон.

— Только вас мне не хватало, — "приветствовал" Павел Семенович Кондратьев, заведующий отделением анестезиологии и реанимации, едва я появилась с кипой документов, подтверждающих право находиться на его территории.

Впрочем, он и без бумаг был прекрасно осведомлен о причинах вторжения. Все объяснил главврач больницы — доходчиво, с вескими аргументами, включающими удары кулаком по столу. Но сие знание не помешало Кондратьеву высказать свое "фи", обозначив отношение к моей персоне.

— Сколько вам лет, деточка?

— Двадцать два, — врать не имело смысла, скрывать тем более, я предпочла сделать... хм... в общем превратить лицо в кирпич и, невинно хлопая ресницами, поинтересоваться. — Что-то не устраивает?

— Помимо возраста? — бросил заведующий в тон мне. — Ваша фамилия! Думали, я стану скакать, как сайгак, по отделению, радуясь появлению пигалицы-шпионки с громкой родословной?

Я хмыкнула про себя.

— Странная постановка вопроса, Павел Семенович. Не припомню, чтобы мне давали указание шпионить за вами. Возможно, я запамятовала в силу юного возраста. Еще раз просмотрю тайные инструкции, переданные связным на встрече в конспиративной квартире.

— Еще и язва? — Кондратьев демонстративно кинул письмо от моего начальства в мусорную корзину, не потрудившись полюбопытствовать о его содержании. — Не надейтесь, что ваши потуги на остроумие меня проймут, госпожа Корнеева.

— Хорошо, давайте серьезно, — пошла я в очередное наступление, пытаясь расставить точки над "I". — Я тут застряла на два месяца. Предлагаю принять ситуацию, как свершившийся факт, и постараться обойтись без кровопролития.

— Вы полагаете, у нас получится? — доктор насмешливо приподнял брови.

— Шанс появится, если мы оба попытаемся вести себя, как взрослые люди, — не сдержалась я, видя, что Кондратьев не собирается идти на уступки даже в мелочах.

Закрывая за собой дверь, я ясно осознала: война началась. Мешать мне заведующий не станет. Не в его интересах открытый конфликт с руководством больницы, давшим нашей компании зеленый свет на исследования. Но помогать мне в отделении никто не поторопится, придется тыкаться самой, как слепому котенку. Умен доктор, раскусил, едва взглянул. Понял, что гордая, и жаловаться не побегу, если не устроят откровенную диверсию.

Эх, папа, папа... Ну и втянул ты меня в историю! Кинул на камни, требуя доказательств зрелости поведения и ясности ума. Причем, туда, где я однажды чуть не умерла. В то самое отделение реанимация, в котором я лежала в коме после аварии, пока разум бродил по странному месту под названием Поток. Странно. Многие воспоминания со временем гаснут, чувства притупляются, оставляя в памяти размытые образы. Но все, что произошло со мной в нереальном закольцованном мире, я помню четко и детально. Спустя шесть долгих лет, за которые от прежней Саши Корнеевой почти не осталось следа.

Поток сподвиг меня на многие перемены, на переоценку ценностей и перспектив. Я, которая прежде училась из-под палки и садилась за уроки через раз, вдруг взялась за ум и окончила школу с приличным аттестатом. Затем был медицинский университет и параллельная учеба в бизнес-школе с несколькими выездами на дополнительные курсы за рубеж. Выбор профессии обусловила специфика семейного бизнеса. Я не врач. Я фармаколог, работающий на благо отцовской фармацевтической компании. Сейчас нахожусь в больнице, чтобы контролировать испытания нового и, по прогнозам, перспективного лекарства.

Почему сей факт не нравится Кондратьеву? Он считает бизнесменов, вроде моего отца, проходимцами, старающимися урвать кусок побольше. Я понимаю причины выводов, хотя не согласна с ними на корню. Да, нам иногда приходится быть щедрыми. В эту клинику мы попали благодаря немалым пожертвованиям на нужды врачей и пациентов. Но качество и безопасность наших лекарственных средств всегда стояли во главе угла. Слишком много сил вложил отец в компанию, чтобы рисковать ее репутацией. Слишком часто слышал презрительные отзывы от родителя.

Мой дед Валерьян Гаврилович Корнеев был госслужащим высокого ранга. Уйдя на пенсию, не потерял влияния на новое поколение чиновников. Разумеется, он хотел, чтобы старший сын Виктор пошел по его стопам, но упрямый отпрыск выбрал собственный путь, чего грозный родитель не простил ему до гробовой доски. Моего отца это тревожило мало. Он занимался тем, к чему лежала душа.

Папе с детства не давала покоя предпринимательская жилка. Образование он начал с торгового училища, чем чуть не довел родителя до инфаркта. Дед скрежетал зубами, грозился четвертовать нерадивого и неблагодарного отпрыска, но тот уперся рогом, проявив себя истинным сыном своего отца. Лишь уговоры бабушки — Галины Дмитриевны, подобные каплям, точащим камень, превратили разрушительный ураган в шквалистый ветер. Глава семьи махнул рукой, мол, ничего, пусть дитятко помучается и приползет обратно с разбитым лбом, сговорчивее станет. Но отпрыск и не подумал преклонять колени. После ПТУ был экономический факультет университета, а годы спустя учеба на управленца.

Ещё в вузе встал вопрос, какой вид предпринимательской деятельности выбрать. Идею подсказал бывший одноклассник Андрей Аверин — медик по образованию, который до сих пор является папиным замом и отвечает за исследовательскую работу компании. Мать Андрея Ивановича работала в аптеке и вечно жаловалась на нехватку лекарств, недовольство покупателей и бесконечные листы ожидания. "Почему бы и нет?" — подумал папа. Медицинские препараты не потеряют актуальность, какие бы экономические и политические потрясения не обрушивались на страну, и сколько бы не зарабатывали ее жители.

Кто знает, получилось бы у друзей создать компанию в нынешнем виде, если б не воля случая. На гулянке в честь окончания предпоследнего курса Андрей выпал из окна второго этажа и сломал половину ребер. Навещая приятеля в больнице, Виктор познакомился с дочерью одного из врачей. При виде Ольги Даниловой студент-экономист думать забыл и о больном друге, и о поиске вида торговой деятельности. Через полгода он пошел сдаваться в ЗАГС, а еще два года спустя Ольга и Виктор Корнеевы ехали домой из роддома с розовым свертком, в котором мирно посапывала я, своим появлением на свет добившись перемирия между отцом и его грозным родителем.

Впрочем, речь не обо мне, а о моем деде. Другом деде — мамином отце, том самом докторе из больницы. Оказалось, друзья-ученые Олега Ильича Данилова занимались разработкой нового лекарства для больных, перенесших инсульт. Препарат был создан и прошел тесты на животных. Оставалось главное — добиться разрешения испытаний на людях и продвижение товара на рынке. Олег Данилов был лично заинтересован в исследованиях, как врач, ежедневно имеющий дело с последствиями тяжелого недуга.

К делу подключились новоявленный зять и его друг Андрей Аверин. Двери кабинетов открывались перед ними легко, разрешительные документы подписывались, не глядя. Валерьян Гаврилович ни разу не помог новоявленным бизнесменам, а гордец Виктор не попросил бы влиятельного отца об услуге. За них это делала общая фамилия, в чем папа до сих пор не хочет признаваться даже себе. Успех пришел быстро. Испытания оказались удачными. К сожалению, Олег Ильич ушел из жизни раньше, чем лекарство стало использоваться повсеместно, однако первые результаты он увидел, а создатели препарата многие годы работали у нас в компании.

Сегодня отечественный фармацевтический рынок переживает непростые времена. Аптеки заполнены иностранными лекарствами. Но наша семейная фирма всё ещё находится на плаву, имеет свой завод и исследовательские лаборатории. Отец быстро понял, что только на собственных лекарствах далеко не уехать. Компания стала производить аналоги западных препаратов, не уступающие по качеству первоисточнику, но стоящие дешевле.

Что касается меня, фармакология не являлась пределом мечтаний, гораздо привлекательней казалась настоящая медицина. Однако, когда отец заговорил о выборе профессии, сопротивляться я не стала, считая, что семейное предприятие приносит немало пользы. Я не буду лечить людей сама, но их выздоровлению поспособствую. Однако, учась в меде, помимо занятий по специальности, я посещала немало дополнительных лекций, в первую очередь, касающихся лечения пациентов в коме. Ни к чему кривить душой, пунктик остался на всю жизнь.

Отца мои успехи в учебе радовали. Он предпочитал готовить приемника из родной дочери, нежели из пасынка, к которому накопился вагон и еще один вагон претензий. Если в прежние годы Вовочка регулярно становился камнем преткновения в ссорах Бастинды со мной, то нынче нешуточные скандалы из-за "вздернутого носа" разгорались между мачехой и папой.

Учился Вова хорошо и с работой справлялся сносно, особенно для молодого специалиста, но, как говорил отец, "зарывался и проявлял мажорские замашки". Запросто мог прогулять работу, неуважительно относиться к сотрудникам вдвое, а то и втрое старше себя, закатывал грандиозные гулянки для многочисленных приятелей, а его пьяные выходки успели превратиться в настоящие легенды, правда, отнюдь не геройские. В общем, оправляя меня в клинику к Кондратьеву, папа велел продемонстрировать профессионализм, утерев вздернутый нос сводному брату.

Если б не глупое противостояние с Кондратьевым, я не имела бы ничего против временного места работы. Я всегда верила, что самое важное место в больнице не хирургические отделения, где делают операции на открытом сердце или пересаживают почки, а реанимация. Да, главная задача врачей-реаниматологов следить за приборами и лабораторными анализами, чутко реагируя на изменения. Однако без них даже самый гениальный хирург превратится в мясника. Больного нужно защитить от травм, которые наносит операция, выходить, поставить на ноги. Хирурги могут сделать ровно то, что позволяют реаниматолог и анестезиолог. Выше головы им прыгнуть не дано.

Вотчина Кондратьева обслуживала всю хирургию клиники: от кардиологии до проктологии — в общей сложности одиннадцать отделений, плюс принимала тяжелых терапевтических больных. Жизнь здесь била ключом, и мое присутствие многим казалось неуместным. Пациенты в коме составляли небольшой процент от общей доли больных, проходящих через реанимацию, и мнение, что я со своими "глупостями" путаюсь у персонала под ногами — имело право на существование.

Заведующий отделением дал негласное распоряжение персоналу оказывать мне всяческое не содействие. Он не верил в эффективность испытуемого препарата и делал все, чтобы пациенты его не получили. Медсестры на каждом шагу проявляли чудеса забывчивости, теряя важные документы или перекладывая их в другие стопки. В первые дни по "рассеянности" сообщали неправильные фамилии и имена докторов, ставя меня в неловкое положение и не прибавляя популярности. Врачи начинали страдать глухотой, откровенно динамили встречи с родственниками пациентов (ах, я не правильно расслышал время!). Приходилось отдуваться самой, что приводило к нулевому эффекту — для большинства первостепенное значение имел мой возраст. Вы бы поверили молоденькой девушке, предлагающей новую, не до конца изученную схему лечения для ваших близких?

Я молча сносила мелкие пакости, но раздражение росло, усиливаясь под гнетом тридцатиградусной июльской жары. Моё терпение давно бы добралось до отметки "пора ябедничать", если бы не тайная помощь двух женщин. Одной из них стала тетя Зоя — уборщица, которая, хоть и не разбиралась в профессиональных тонкостях, зато была в курсе многих секретов этого и других отделений, слыша и видя все вокруг, оставаясь в тени. Кому какое дело до тетки со шваброй?

Я всегда находила общий язык с обслуживающим персоналом, не считала зазорным поздороваться первой, перекинуться парой слов. В первый день, услышав из моих уст слова приветствия, тетя Зоя проводила меня удивленным взглядом. Не удивительно, о моей "родословной" шептались на каждом углу. На второй день уборщица неуверенно кивнула в ответ. На третий — сама не заметила, как пожаловалась на пациентов из педиатрии, оставляющих органические следы в туалетах, а заодно на внука, которому осенью в первый класс идти, а он буквы забывает. На четвертый — подсказала, что к заму Кондратьева лучше не соваться, пока тот не пообедал. Зато на сытый желудок, можно смело идти с просьбами, любую бумажку подмахнет, не вчитываясь. Через неделю я знала о семейном положении всех сотрудников реанимации, некоторых особенностях характеров, любимых и нелюбимых темах в разговорах.