Перепутья Александры (общий файл)

Я не стала в них тонуть. При взгляде в бездонное колдовское безбрежие, невероятную стойкость проявил здравый смысл. Расправил плечи, собрался и издал моими устами:

— Чем докажете, что вы человек?

— Хм... — парень задумался, нахмурив чистый высокий лоб. — Извините, но пока ничего не приходит в голову, — разведя руками, признался он. — Может, подскажете, что именно должно служить доказательством, а я постараюсь предоставить аргументы.

— Вот ещё, буду подсказывать! — возмутилась я, неприлично пялясь на гостя. Именно гостя, потому что сказочный пляж походил на убежище. Моё убежище! Созданное без моего участия. Словно сам Поток позаимствовал образ из памяти.

Дмитрий выглядел интеллигентным, вежливым и, наверняка, был до тошноты правильным. Всегда терпеть подобных "типов" не могла, но вот поди ж ты — стою и любуюсь. Впрочем, продлилось это не долго. Не успела я найти хотя бы один изъян во внешности парня, как в небе грохнула не к добру упомянутая пушка. Едва я открыла рот, чтобы извергнуть самое отборное ругательство, которое сумеет сорваться с языка, пляж сложился веером, выбросив меня прочь.

Летела я недолго, однако этого хватило, чтобы напридумать всяческих гадостей, уготовленных мерзопакостным Потоком или небесными наблюдателями, существование которых не было ни доказано, ни опровергнуто. Земля (вернее, трава) появилась под ногами внезапно, выскочив из темноты. Не сумев вовремя сгруппироваться, я растянулась во весь рост и по инерции проехала на животе пару метров. А может больше. Сложно просчитывать расстояние, когда пытаешься уберечь от повреждений лицо.

— Явилась? — ядовито поинтересовался сердитый женский голос.

— Злата, — прорычала я, пытаясь подняться. Платье покрылось пятнами, под ногти забилась грязь.

Поточная знакомая была точь-в-точь такой, какой запомнилась в прошлое путешествие. В простом цветастом платье и черной косой вокруг головы. Стояла возле старого деревянного стола и помешивала что-то вязкое в большом глиняном горшке. Однако её слой претерпел кардинальные изменения. Деревенский двор, некогда аккуратный и домашний, выглядел давным-давно заброшенным. Исчезли животные, покосившийся домик пугал трещинами и облупившейся краской, земля покрылась сорной травой — местами по пояс. Создавалось впечатление, что хозяйка заглянула сюда впервые за несколько лет.

— Зачем рвешься в Поток, девонька? — она не смотрела на меня, выполняя медленные круговые движения ложкой.

— А если это он меня преследует? — задала я встречный вопрос в тон Злате, не собираясь тушеваться или оправдываться. — Врывается в мою жизнь?

— А я думала, из-за брата, — женщина криво усмехнулась. — Хочешь передать ему привет? Хотя он вряд ли тебя вспомнит. Ему здесь хорошо.

— Вова в Потоке? — изумилась я и мысленно обругала себя. Вот глупая! Конечно, вздернутый нос здесь, раз я стою над ним в палате и вижу закольцованный мир через его сознание. — Чем он занимается? Ему рассказали о Перепутьях?

Мысли в голове принялись вертеться смерчем. Если Вовочку быстро не отправить разбираться с застарелыми проблемами, то и до беды (в смысле, до Пелены) недалеко. Только, силы небесные, какие у сводного брата могут быть нерешенные вопросы?! Разве что, как сильнее досадить человечеству!

— К чему тебе знать о его жизни здесь? — ехидства в голосе Златы заметно прибавилось. — Вызволить хочешь? Как Мишу и Варю?

— Не с теми сравниваете! — я физически ощутила, как волосы на затылке приподнялись от гнева. — Владимиру не восемьдесят лет, и он не прикован к инвалидному креслу!

— Значит, жалеешь, что увела Михаила? — констатировала женщина, вынимая из горшка ложку и кладя её на стол.

— Нет, — соврала я не слишком уверенно.

Почудилось, по телу Златы прошла рябь. А что, если передо мной не человек, а морок? Образ, специально перенесенный на полумертвый Слой? Ух! Ненастоящая! А упрекать меня смеет!

— Злата Васильевна, — решилась я на провокацию. — Вас саму совесть не мучает? За то, что Егора за медом послали?

Я специально назвала не тот продукт, чтобы подловить морок. Настоящая Злата должна была помнить, что мальчишка отправился на поиски соли. Но женщина не ответила. Зато впервые посмотрела на меня, сердце экстренно дало деру — пусть не в пятки, но однозначно вниз. Глаза женщины оказались не правильными. Чужими на знакомом лице. Кто-то другой позаимствовал Златино тело, но не удосужился спрятать глаза.

— Вы — не она, — прошептала я.

А страшно как стало! Сильнее, чем в парке Дунайского. Аж сердце сковало льдом!

Женщина засмеялась.

— Кыш отсюда, поганка! — приказала она, и меня, как по мановению волшебной палочки, закрутило на месте и выкинуло из Потока.

* * *

Настоящее время

— Не прогоню, коли пришёл и коли помнишь.

Язык действовал в обход мозга, наотрез отказывающегося верить глазам и ушам. В самом деле, с чего вдруг давний спутник свалился на мою голову спустя тринадцать лет? Да ещё, как оказалось, не один.

— Александра Викторовна, вы действительно его знаете?

Разглядывая седые волосы Михаила и изрезанное морщинами лицо, я не заметила парня лет двадцати с небольшим, поразительно похожего на Гурина в молодости. А может, и не совсем на него.

— Вы сын Марии, да?

Вспомнилось, что сестра-близнец Михаила упоминала о детях при нашей единственной встрече в больничном коридоре.

— Да. Я Артём. Вы и с мамой были знакомы?

— Немного, — я отвела взгляд, по интонации поняв смысл этого "были".

"Сердце немного барахлит, но это давняя проблема", — так сказала Мария тогда, бледнея и прислоняясь к стене.

— Ясно, — кивнул Артём. — Я подумал, у него окончательно крыша поехала. Два дня вёл себя, как безумный. Больше, чем обычно. Требовал отвести его в эту больницу и найти вас, — парня явно не смущало присутствие дяди и не заботила реакция Михаила на его слова. — Если скажете, я его увезу. Без проблем.

— Нет-нет, — поспешила я заверить бессердечного юношу. — Я ним поговорю. Если не возражаете, наедине.

— Хорошо, — согласился Артем после паузы, во время которой что-то тягостно обдумывал и решал. — Но сначала ответьте, откуда вы его знаете?

— Помните автобус, упавший с моста? Я тоже в нём ехала.

Это была почти правда. То есть, не вся правда. Но мальчишке ни к чему знать подробности. Он и так считает дядю сумасшедшим.

— А-а-а-а, — понимающе протянул Артём. — Я буду на улице. Зовите, если что.

Едва он ушёл, я присела на скамью, чтобы быть вровень с Михаилом.

— Как ты меня нашел?

— Здесь написано, где ты работаешь, — он вытащил из кармана моё потерянное удостоверение. — Ты уронила позавчера.

— Я его обыскалась! — я рассерженно выхватила корочку из рук Гурина и убрала в сумку. Едва мы остались вдвоем, я перестала воспринимать мужчину, как постаревшего незнакомца. Для меня он моментально превратился в несуразного спутника, с которым я гуляла по слоям. Поэтому стала вести себя соответственно — как шестнадцатилетняя Саша.

— Я не сразу заметил удостоверение на асфальте... — Михаил до боли знакомо втянул голову в плечи. — Ты же слышала, Артём не хотел ехать.

— Почему ты меня вдруг вспомнил?

— Вдруг? — не понял Михаил, ослабляя узел галстука. Наверняка, его заставил одеть племянник — для солидности.

— Я навещала тебя тринадцать лет назад. Мы оба тут лежали. Но ты меня не узнал. Грозился коляской задавить.

— Прости, — он горестно всхлипнул и закрыл лицо ладонями. — Ничего не помнил, понимаешь. Ничегошеньки. Только потом... потом... Но все думали, я спятил. В психушку упекли на два месяца.

Я ахнула от негодования. Отняла руки Михаила от лица, заглянула в затравленные глаза. Он не плакал. Мне показалось, просто не мог.

— Рассказывай, — велела я.

Он подчинился. Начал издалека. С Ларисы. Я не стала его останавливать, говорить, что слышала эту историю из уст Марии. Михаил слишком давно ни с кем не говорил о бывшей подруге. А, может, вообще ни разу.

— Мне казалось, всё хорошо. А Лариса ничего не говорила. Или я не хотел слышать. Кто ж разберет?..

После аварии (первой — на мотоцикле) заботу о ставшем инвалидом Гурине взвалила на себя сестра. Вопреки протестам мужа, не желающего видеть покалеченного шурина на пороге. Но Мария была непреклонна. Стойко переносила невзгоды: яростные упреки супруга, злость брата, возненавидевшего всех вокруг, капризы детей, ревнующих из-за недостатка внимания. Не сдалась, когда муж, устав от "такой жизни" громко хлопнул за собой дверью. Не отвернулась от близнеца, когда заболела сама.

Поток вернулся в воспоминания Михаила три года назад. Через неделю после похорон сестры. Возможно, сказалась новая потеря или неуверенность в завтрашнем дне. Гурин ещё не знал, что племянники Олег и Артём продолжат дело матери, а не выставят его на улицу. Парни долго совещались, спорили за закрытыми дверями, чуть не подрались. В конце концов, согласились оставить дядю в квартире, но при условии, что тот утихомирит дурной нрав.

Именно проявлением упомянутого нрава старший племянник Олег и воспринял разговоры Михаила о Потоке. Сначала посчитал, что тот издевается, но когда рассказы стали обрастать красочными подробностями, решил, что дядя потерял рассудок. Так посчитал и участковый врач, давший Гурину направление к психиатру. Дело усложнила реакция Михаила. Услышав о мозгоправе, он устроил бунт. Братья восприняли крики, как прогрессирующее безумие.

— Хорошо хоть в психиатрической лечебнице доктор попался с мозгами, — поведал мне Михаил. — Борис его зовут. Фамилия... Не помню. Что-то на Д. Он понаблюдал меня, сказал, не помешательство это, а нервный срыв. Конечно, про Поток не поверил, но хоть на волю отпустил.

— Почему ты просишь милостыню на улице? Племянники заставляют? Только честно!

— Нет, я сам, — проворчал Михаил. — Вообще-то парни знают. Сначала ругались, но привыкли. Я ж не могу работать, а так хоть на хлеб и молоко набираю. Я пообещал, если меня заметут, буду клясться, что они не в курсе. Но пока проносило. Саш, — Гурин поймал мой взгляд, — не надо меня жалеть. Я не за этим пришёл, а чтоб убедиться, что Поток был взаправду. Не для них — всё равно не поверят, даже если ты сто раз скажешь, что я не вру. Для себя. Удостовериться хотел, что хоть умом не калека. Не грусти. Лучше о себе расскажи. Значит, ты врач?

— Не совсем, — пробормотала я и вкратце рассказала Михаилу о нашей работе с Семенычем. Поведала о судьбе общих знакомых: Вари, Светы, Егорки и Златы. Остановилась только, когда зазвонил мобильный.

— Александра, ты и дальше планируешь меня игнорировать? — осведомился шеф.

— Я внизу, скоро поднимусь, — пообещала я в трубку, правда, голосом далеким от дружелюбного. — Ничего себе... — взгляд упал на часы в вестибюле. Оказалось, мы сидим третий час.

— Не буду тебя больше задерживать, Саша, — засобирался Михаил. — Спасибо, что выслушала.

— Погоди.

— Нет, — отрезал он. Лицо стало суровым, не знакомым. — Мне не нужна помощь. Лучше прибереги её для тех, кому еще можно помочь, — не дав мне опомнится, Михаил помахал через стекло Артему, покорно дожидающегося его снаружи, и покатил к выходу.

Я смотрела бывшему спутнику вслед и до крови кусала губы.

"Не уводи его, Саша. Он пожалеет, что не остался..."

Мне не хватило смелости попросить у Михаила прощения за то, что не послушалась Варю. Признаться, что сама жалею...

Глава 12. Памятная дата

Семь лет назад

День начался замечательно. Разговор с отцом в его офисе прошел, как по маслу. Не то на меня снизошло небывалое вдохновение, не то папа сдал позиции, контуженный Аллиным ультразвуком, однако родитель без лишних расспросов пообещал разыскать всех Злат Васильевн, что когда-либо лежали в коме. Расшаркивался, как перед принцессой, и пирожными угощал, тратя драгоценное рабочее время.

Выбросив папину вежливость из головы (все-таки мои родственники никогда не отличались предсказуемостью), всю дорогу в больницу я размышляла, стоит ли рассказывать вынужденным союзникам о последнем эксперименте. Кондратьев из принципа взъерепенится, что действовала без царского одобрения. Впрочем, и тут ждал приятный сюрприз. Эскулап наградив парой эпитетов, самым мягким из которых был "идиотка" и махнул рукой.

— Черт с вами, коли неймется, — проворчал он, параллельно объясняя в телефонную трубку, что переполненная травматология не его проблема. Мол, ему есть дело только до отсутствия пустых мест в собственной вотчине и хирургов с их бешеными графиками операций. — Готовы вечером повторить подвиг с Макаровым? — поинтересовался доктор, выдернув шнур из розетки, дабы исключить терзающие звонки.

Я для вида задумалась и кивнула, изображая неохоту. Понятно, что не провела вредного оппонента, но хоть повыпендривалась для самоутверждения. Щедрость завотделением скоро разъяснилась. Позвонила Света. Попрощаться. Она с матерью срочно уезжала к больной родственнице в забытую богом деревню. То ли в Перепелово, то ли в Перепилово — букву, меняющую смысл, я не разобрала. Зато осознала другое: врач заключал перемирие лишь на время отсутствия помощницы.

Захотелось надуться и сделать ноги. Я в красках представила, как Кондратьев вечером ищет меня по отделению и пыхтит от злости. Однако желание поквитаться с Потоком оказалось сильнее злорадства от мелкой пакости доктору. Поэтому ровно в девять вечера я, заблаговременно глотнув отдающий клеем коктейль, преступила к очередному штурму Макаровского сознания.

Резвый стук копыт, слепящий солнечный цвет и струящаяся по телу малиновая ткань оповестили, что я снова без труда перешагнула барьер между реальностью и закольцованным миром. Краски были столь же яркими, как и в прошлый заход, а ощущения четкими и живыми.

— Рыжик, — нежно прошептала я в ухо коню, гладя блестящую на солнце шею. — Прости, нечем тебя угостить. Кусочком сахара или... — язык приклеился к гортани. Я раскрыла ладонь, изумленно взирая на несколько белых квадратиков, материализовавшихся из небытия. Надо же! Я все-таки научилась создавать вещи в Потоке! Непонятно только, к добру ли.

Не знаю, сколько бы я простояла каменным изваянием, разглядывая Поточный сахар, если б конь, почуявший угощение, не толкнул меня лбом в плечо. Я протянула руку к его морде и принялась озираться по сторонам, проверяя, не объявятся ли незваные гости, как в прошлые разы. Однако вокруг было спокойно. Границы моего убежища пока не собирались нарушать.

Моего убежища...

По телу прошёл ток, принеся важное воспоминание. О рыцарях, марширующих в унисон у покосившегося средневекового замка. Повинуясь импульсу, я повернулась лицом к морю и громко крикнула:

— Этот слой — моё убежище! Оно принадлежит мне, и никто не войдет сюда без приглашения!