Перепутья Александры (общий файл)

Однако без попутчика не обошлось. Я поняла, что мне сели на хвост, слишком поздно. Вместе с пушечным выстрелом, уносящим меня в парк Дунайского, я услышала переливы колокольного звона.

Настоящее время

Шеф ходил туда-сюда по крохотному кабинету, успевая сделать от окна до двери шагов пять-шесть максимум. Гнетущее молчание затягивалось.

Я не выдержала.

Ударила кулаками по коленям, обтянутым черной тканью вечернего платья.

— Это невозможно! Войти в Поток спонтанно, без спутника! Шеф? — я умоляюще посмотрела на Семеныча, призывая его опровергнуть жуткие выводы.

Однако начальник поверг меня в еще больший шок.

— Предпочитаешь думать, что это не ты шагнула в Поток, а он забрал тебя из сна? — Павел Семенович, наконец, сел. - Нравится быть марионеткой?

Вариант об обычном сне начальник не рассматривал. С другой стороны, синяк-то налицо. Точнее, на пол-лица.

— Но как же... Ведь тогда... — выразить мысль человеческим языком не получалось.

— Вот именно! — провозгласил шеф. Он снял очки и, щурясь, посмотрел в сторону. Я не раз наблюдала подобное и знала, сейчас он выдаст нечто убийственное. И он выдал. Да такое, что ни в какие ворота с мылом бы не протиснулось. — Иногда я думаю, что мы достигли черты. Ты семь лет надоедала ИМ своим присутствием. ОНИ разозлились всерьез.

— Но шеф! — я не верила ушам.

— Саша, ты и сама это понимаешь. Что мы знаем о Потоке? О неприятелях? Лишь то, что нам позволяют знать. Мы видим верхушку айсберга. Каждый раз, заходя туда, ты рискуешь не вернуться. А теперь эта девочка Алиса и твой спонтанный переход.

— Вы хотите всё прекратить? — по телу от негодования прошла судорога.

— Эту мысль я не рассматривал. Пока, — Семеныч и не думал смущаться. — Вот что. Езжай домой и хорошенько выспись.

— А как же Кирилл и Алиса? Я потеряю целую ночь! Шеф!

— Сегодня ты не в состоянии разгуливать по слоям, — отрезал Семеныч тоном, не терпящим возражений. Даже аргументированных. — Завтра займешься Кириллом. И только Кириллом.

— Но...

— Забудь об Алисе.

— Но...

— Понимаю. Жестоко, — Семеныч не оправдывался. Он констатировал факт. — Но в Поток попадали десятки Алис. И попадут еще столько же. А ты ТАКАЯ одна...

Из серого девятиэтажного здания я выходила, кипя от гнева. Умом я понимала, что шеф прав. Несмотря на годы кропотливой работы, Поток оставался вражеской территорией. Жизнь одного спутника не стоила сотен других, которые я могла спасти в будущем. Но душа не желала соглашаться. Алиса — особенная, я готова рисковать ради нее.

К тому же, ТАКАЯ я не в единственном экземпляре. В городе живет еще одна девушка с даром. В некоторых аспектах её возможности превосходят мои. Она лучше справляется с поиском. Видит страхи, недоступные мне. Но не может общаться со спутниками. Для них она — невидимка. Легкий порыв ветра.

Может, привлечь ее к делу Алисы? Знаю, я последний человек во вселенной, с которым она захочет общаться. Но разве жизнь маленькой девочки не важнее старых, пусть и не заживших, ран? Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Впрочем, какая разница? Она и в двенадцать приходила на помощь незнакомым людям. И восемнадцать тоже.

Последние семь лет она считает, что я отняла ее любимого. И, что еще ужаснее, сделала неправильный выбор, когда настал момент принять самое важное в жизни решение. Через первое девушка с даром способна переступить. Второго не забудет никогда. Пусть выбор и был единственным верным.

Решено. Утром я позвоню Свете.

Свете, которая бескорыстно помогала мне в первом путешествии по Потоку. Свете, которой тринадцать лет назад я спасла жизнь. Свете, которая никогда меня не простит. Потому что я была не врагом. Я была другом. А друга прощать в стократ труднее.

Глава 6. Представление Дунайского

Тринадцать лет назад

— Что ты натворила?! — обрушила я на хлопающую глазами Свету накопившиеся эмоции: злость, горечь и отчаянье. — Кто тебя просил перемещаться со мной?!

— Ты... ты...

Девочка растерянно наблюдала, как я пинаю в разные стороны мусор, вывалившийся из урны, которую сама же опрокинула минутой ранее в порыве распиравших чувств.

— Ты не готова к Перепутьям, Саша, — закончила Света под скрежет катящейся по асфальту бутылки из-под лимонада.

— О! Ты у нас теперь главный эксперт по Перепутьям! — очередной пинок, и коробка, содержавшая некогда кукурузные палочки, эффектно пролетев метра три, приземлилась на газоне. — Ты вокруг погляди! — следом отправился сдутый красный мяч. — Теперь мне точно ничего не покажут!

Взмах ногой, и мой вой огласил округу, ибо вместо пластмассовой машинки без колес я угодила по урне. Соприкосновение с металлом пальцы в полной мере прочувствовали даже через кроссовку.

— Не покажут, — повторила я, силясь сдержать слезы, навернувшиеся на глаза от боли.

На демонстрацию Перепутий рассчитывать не приходилось. Жизнь в парке аттракционов замерла. Не остановилась, а именно замерла. Существа никуда не исчезли. Застыли в нелепых позах, словно кто-то легким движением руки прекратил бег времени. Особенно выделялся грузный дядька, споткнувшийся о брошенный самокат. В любой другой момент я бы вдоволь посмеялась над мужиком, зависшим в падении, раскинув руки и выпучив глаза. Но не теперь.

Слишком зла на Свету. За то, что отправившись за мной, поколебала мою решимость встретиться с Дунайским. А еще на себя! За то, что перетрусила за собственную жизнь гораздо сильнее, нежели сожалела о погибшем мальчике. Почему мы — люди, такие? Вечно печемся о своей шкуре? Когда беда происходит с кем-то другим, посочувствуем, выдавим слезу, посетуем на несправедливость мира. А как сами попадаем под раздачу, гневно вопрошаем небеса: чем мы хуже остальных? За что нам — замечательным и выдающимся — такие напасти? Лучше б к соседям заглянули, они больше заслужили!

Вот и я рванула к иллюзионисту, заботясь исключительно о своей сохранности. Какое мне дело до других? До Вари с Михаилом? До Светы, которой, по словам Златы, сам бог велел бежать из Потока? Поэтому так горько на душе. От осознания эгоизма. Потому и пинаю мусор и ору на ни в чем неповинную девочку, переживающую за мою же безопасность.

— Уходи, — я сбавила обороты, но тон остался далеким от дружелюбного.

— Ты не готова, — упрямилась Света. — Перепутья — это не просто.

Будто без нее не знаю! Не забыла, как билась в истерике при упоминании мастера иллюзий, а, загремев в шатер, не смела глаз открыть и молила о пощаде. Но сейчас выказывать слабость я не собиралась. Ершистый характер проявился очень вовремя.

— Если ты боишься Перепутий, это не значит, что и другие струсят! — заявила я.

— Я не боюсь, Саша, — девочка теребила подол сарафанчика. — Мир Страха помог перестать бояться. Но я не понимаю, что должна сделать. Топчусь на месте.

— Как это?

Оказалось, сбить с меня спесь проще простого. Я заткнулась в тряпочку, сообразив, что полезнее послушать Свету, нежели испытывать на прочность голосовые связки.

Девочка только этого и ждала, простодушно улыбнулась и принялась рассказывать свою грустную историю.

Последним, что она помнила, была ссора с одноклассницами из-за туфель.

Впервые памятную обувь (нежно-бежевые остроносые туфельки с двумя тоненькими ремешками, изящные и легкие, как у принцессы) Света увидела на девочке в метро. Та сидела, закинув ногу на ногу, и покачивала лодыжкой. Света пялилась на туфли всю дорогу, ломая голову, как убедить маму раскошелиться. Две пары обуви, как назло, были куплены неделю назад. Третью родители сочтут перебором.

Скрепя сердце, девочка запретила себе думать о запавших в душу туфельках, но через несколько дней увидела их в магазине, куда зашла вместе с мамой и старшей сестрой.

— Клевые, — одобрила Натка, проследив за восторженным взглядом младшенькой. Она теперь носила другую обувь — на высоченных каблуках, но и детскую моду не забыла.

— Мам, ну мам, — плаксиво затянула Света.

В ответ услышала напоминание о недавних покупках и предложение, вести себя как взрослая девочка. Особенно в публичном месте. Пришлось умолкнуть. Однако Света свято верила в поговорку о капле, способной отточить камень, и с завидным постоянством заводила разговор о новой обуви. Неизвестно чем бы кончилось дело (все-таки упрямство дочь унаследовала от матери), если б папу не повысили на работе. На радостях он одарил все семейство.

На следующее утро Света, гордо задрав нос, шагала в школу в новых туфлях. Девчонки лопнут от зависти! Особенно Маринка Глебова и ее свита! Маринка слыла главной врединой в классе. А еще первой модницей. Родители исполняли любой дочкин каприз, гардероб регулярно пополнялся под влиянием каждого писка моды. Появляясь в очередной обновке, Маринка высокомерно выслушивала комплименты от свиты: Кати, Лели и Алины. Весь день замечала между делом: "Кать, тебе не кажется, что этот цвет меня бледнит?" "Алин, посмотри, складочки сзади не помялись?".

Натка хохотала, когда Света трясла кулачками и пыхтела от злости: неужели, Глебова не видит, что юбка топорщится, а новые колготки с узором уродуют и без того короткие ноги?! Зато внешний вид одноклассниц Маринка обсуждала, не стесняясь. Особенно часто на острый язычок попадала Света.

— Не переживай, — советовала Натка. — Над Глебовой все старшеклассники потешаются. Пугало неуклюжее!

Но Света все равно расстраивалась. Надоели Маринкины придирки и глупое хихиканье ее подружек за спиной. Сегодня всё непременно сложится иначе! Пусть на один день, но и Светина обновка станет предметом всеобщего внимания!

Так и случилось, но в извращенном виде.

По пресловутому закону подлости, Глебова тоже заявилась в школу в новой обуви. Точь-в-точь, как у Светы. Правда, на ней остроносые туфельки принцессы сидели в разы хуже, что не преминули отметить одноклассницы.

Ажиотаж разгорелся нешуточный. В классе, не смущаясь, сравнивали Светины и Маринины лодыжки. Глебова с каждым уроком свирепела сильнее, плевалась на свиту и поругалась на пустом месте с математичкой, заслужив гневный приказ пригласить в школу родителей. Света сидела тихо, как мышь. Но не помогло.

После уроков Маринка с подружками зажали ее на лестнице.

— Обнаглела, Тимофеева! — гаркнула коротконогая предводительница Свете в лицо. Кто-то из свиты больно дернул за косичку и ткнул в бок. — Снимай туфли! Босиком домой пойдешь!

Света яростно замотала головой. Еще чего!

— Снимай, хуже будет! — вторила заводиле писклявым голосом Алинка.

Лелька, как самая крупная из подруг, прижала Свету к стене, навалившись всей тушей. Катька помогала ей, чем могла. Несмотря на худобу, руки у нее крепкие и цепкие — не вывернешься.

— Алинка, давай маркер! — скомандовала Глебова.

У Светы перехватило дыхание. Что задумали, а? Испортить новые туфли! Поди потом отмой! Уборщицы стены чем только не оттирали. В итоге заново красить пришлось!

Пока Алинка копошилась в сумке в поисках пакостного орудия, Свету взяло такое зло, что и силы появились, и смекалка. Прицелившись наугад, девочка пнула Катьку в неприкрытую щиколотку острым носком туфли. Та взревела белугой и ослабила хватку. Не теряя ни секунды, пленница выдернула руку и основательно заехала Лельке в нос. Тушка моментально отстранилась.

Света кинулась наутек вниз по лестнице.

— Стой! Убью!

Света услышала бойкие удары об пол четырех пар ног. Травмированные противницы быстро пришли в себя и рванули в погоню. В панике девочка пропустила нужный пролет и проскочила мимо первого этажа на цокольный. Плохо понимая, что делает, толкала все двери подряд, увы, закрытые. Что случилось дальше, Света не поняла. Кто-то схватил ее за шиворот и больно ударил между лопаток.

А потом... потом девочка очнулась в Потоке.

— Это и стало моим Перепутьем, — объяснила она. — Я слышала звуки погони. Бегала и толкала двери. Но ни одна не открылась. До Тени и Страха.

Я вспомнила Светин рассказ, как из-за энергетического сгустка она стала уязвима для миров Страха. Но тогда девочка не сказала, что увидела.

— Темноту, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Сплошную, непроглядную темноту. Даже ночью, когда глаза привыкают, можно многое разглядеть. А тут ничего. Но я точно знала, что вокруг люди. Слышала голоса, натыкалась на разные предметы, но видеть ничего не могла, — Света шмыгнула носом. — Теперь тоже самое происходит в Перепутьях. Двери открываются, но за ними мрак. Ничего не выходит. Я не понимаю, чего от меня хотят. А Злата Васильевна талдычит, что с Перепутьями не справиться, пока не перестанешь бояться правды. Какой бы горькой или страшной она ни была.

— Что это значит?

— Понятия не имею. Я же застряла, — на круглом лице отразилась грусть. — Саша, решай сама, готова ли ты к Перепутьям. У тебя нет убежища, чтобы спрятаться, если станет невмоготу.

На очередное проявление заботы, я ответила возмущением. Может, я и не готова сворачивать горы, но назад не вернусь. Подумаешь, убежища нет! Я не желала обзаводиться клочком Поточной земли. В прошлый раз сбежала же от Дунайского, когда захотела. Да, окунули в фонтан и с Тенью познакомили. Не с Пеленой же!

Света пожала плечами, мол, как знаешь.

— Я за тобой вернусь. Позже, — пообещала она и растворилась в воздухе.

Едва стихли серебряные звуки колокольчиков, парк ожил. Существа не почувствовали, что бог весть сколько времени провели без движения, продолжили заниматься делами. Грузный дядька шмякнулся об асфальт, а поднявшись, от всей души пнул самокат, и тот с жалобным скрежетом откатился в сторону.

— Явилась? — довольно поинтересовался за спиной клоун.

— Глаза нарисованные протри, — огрызнулась я.

Пусть не ждет, что я стану перед ним расшаркиваться.

— Иди в шатер, коли не передумала, — злорадно усмехнулась кукла. И ручки потерла.

Вот и пойду! Не надейтесь, что перетрушу! Выдержать испытание Дунайского теперь дело принципа. Не говоря о нежелании умирать. Что такого мне могут показать? Ничего ужасного в моей жизни не случалось, а будущее мы "программируем" сами.

От этой мысли идти на ватных ногах к шатру стало чуточку легче.

"Но ты же понятия не имеешь, как загремела в Поток", — некстати напомнил внутренний голос. — "Наверное, тогда и стряслось что-то нехорошее".