Перепутья Александры (общий файл)

— С каких пор ты стала пугливой, как заяц? — Любаша обняла меня сзади, глядя вслед семейству, бредущему к лифту. — Так сколько?

— Года четыре.

— Неее, три максимум, — отрезала медсестра. — И то, если родители станут на совесть парня давить. Иначе даст деру через месяц после рождения отпрыска. Что? Он же большой ребёнок. Ему надо не пеленки малышу менять, а смотреть, как вокруг него самого родственники скачут. Я знаю. Сама за такого по глупости замуж вышла. Кстати, Александра Викторовна! — Любаша ловко свернула тему о неудавшемся браке. — Меня за тобой прислали.

— Кто? — вопрос задался на автопилоте, взгляд приковался к обреченным на расставание Лизе с Максом.

— Как кто? Павел Семенович, конечно. Разведка донесла, что ты в больнице, и он меня делегировал, ибо любого другого ты лесом пошлешь. И болотом в придачу.

Я вытаращила глаза. Чем моя нескромная персона опять не угодила вредителю-заведующему? Не чай же распивать приглашает.

— Не пойду!

Медсестра улыбнулась хитро-хитро.

— Ещё как пойдешь.

— Иначе ты поднимешь на уши половину пациентов, и они транспортируют меня под светлые очи Кондратьева в смирительной рубашке и кляпом во рту?

— Не-а, крайние меры не потребуются. Ты же хороший человек. Не станешь подставлять невинную медсестру. Шеф с меня спросит, если не организую твоё присутствие.

Нахалка! Тянуло съязвить (по-доброму, разумеется) и уехать домой. Но в Любином ответе присутствовала лишь доля шутки. Обитатели больницы привыкли, что медсестра Трофимова способна выполнить любое, даже самое немыслимое, поручение. "Провал" всенепременно ударит по репутации "президента" в глазах начальника.

— Ладно, — проворчала я. — Но с тебя причитается.

— Договорились, — заверила Любаша с едва заметным вздохом облечения. — Обещаю безропотно ходить в разведку и выявлять места дислокации противников.

— Рада слышать, — поморщилась я, вспомнив злоключения лета. — Но я не буду здесь больше работать.

— Ох, Александра Викторовна, — отмахнулась медсестра, пропуская меня вперед. — Жизнь — штука витиеватая. Выводит в самые неожиданные места. Не стоит зарекаться...

Стены "родного" отделения вызвали тягучую печаль. Здесь всегда тише, чем в других блоках. Родственников, способных наделать шума, на порог пускали в исключительных случаях. Сотрудники осторожничали, словно боялись разбудить спящих. Разве что сам Кондратьев, да цербер Галина Степановна смели повышать голос.

Последняя на меня и шикнула, заметив, как торкаюсь в закрытый кабинет эскулапа.

— Не ломай дверь! Начальник в 341-ой, где Макаров лежал. Велел, чтоб туда топала.

Я скривилась, заводясь с пол оборота.

Кондратьев в своем репертуаре. Назначил рандеву не в кабинете, а в палате, где, наверняка, умирает новый пациент и потенциальный пленник Потока. И не в какой-нибудь палате, а бывшей макаровской, где живут воспоминания. О парне с безвольным бледным лицом, выматывающих экспериментах и круговороте картинок — кусочках мозаики чужой жизни.

Чему я удивляюсь? Света, потеряв надежду найти Дмитрия, перестала появляться в больнице. Продолжить исследования Кондратьев мог лишь с моей помощью. Ради этого доктор стерпит всё, наизнанку вывернется и пошлет самолюбие в длительный вояж вокруг земного шара. Но напрасны старания! В моей жизни тоже случались трагедии. Меня не пронять дешевым трюком, очередной слезливой историей. Лида — последняя, кто тронул сердце. Я заплатила слишком высокую цену. Хватит.

Но Кондратьев изучил меня лучше, чем думалось.

Все возражения на свете растаяли, как тьма поутру.

На кровати лежала девочка. Лет десяти. Не "помолодевшая" внутри Потока. Настоящая. Белокурые, чуть вьющиеся волосы покрывали казенную подушку. Вены просвечивали сквозь бледную кожу маленьких рук. Заведующий застыл над ребенком памятником укора. Проницательные глаза следили за показаниями приборов сквозь стекла очков.

— Нет. Без меня.

Три коротких слова. Всё, на что хватило душевных сил.

Доктор заговорил, не оборачиваясь.

— Вы не перестаёте удивлять, Александра. Когда никто не просит лезть в чужие дела, с пеной у рта доказываете необходимость присутствия. Подруга умоляет не разбивать сердце, но вы отнимаете единственное, ради чего она поднимается с постели по утрам. И тут же сами приносите жертву ради двух незнакомцев и родственника, которого не любите. Теперь же, когда необходима ваша помощь, презрительно фыркаете. Нравится всё делать наперекор? Или жаждете утопиться в чувстве вины?

Я сжала зубы, чтобы не раскричаться в палате.

Да что он о себе возомнил? Решил поиграть в мозгоправа? С этим братом я умею разбираться в два счета! Научилась, имея под боком Ритку.

Взгляды встретились.

— О! — доктор широко улыбнулся. — Сколько пыла. Да, я нарочно позвал вас сюда. В палату, где угасает Полина. Да, я — манипулятор. Света сбежала, а я хочу спасти девочку. Она заслуживает шанс.

— Где один пациент, там ещё десять. Не вижу смысла начинать.

— Десять, — Кондратьев устало потер переносицу. — Я бы не заглядывал далеко. Вдруг завтра Поток поглотит эту вселенную вместе с нами. Что до вас Александра... Дело не в закольцованном мире. И не в Дмитрии. Он сам сделал выбор. Главная беда — авария. Вам никто не предъявляет претензий, но вы хотите быть наказанной.

— Да вы мысли мои читаете! — злость закипела переполненным кипятком чайником.

— Обойдёмся без взаимных оскорблений, — предотвратил врач новую порцию язвительных замечаний. — Хотите искупить вину? Принесите пользу.

Кондратьев взял с подоконника стакан и показательно поднял вверх. Я легко узнала хваленый "клейстер" — средство для перемещений сквозь грань, разделяющую два мира. Но не поддалась на провокацию. Подарила злую усмешку и вылетела прочь. Из палаты. Отделения. Больницы. Прошла несколько остановок пешком, не замечая, как усиливающийся ветер треплет волосы.

В небе громыхнуло. Ещё раз. И ещё. Упало несколько крупных капель. Но я не спешила прятаться в автобусе или под ближайшим козырьком. Шла и шла, не обращая внимания, как капли превращаются в струи. Футболка и джинсы прилипли к телу, мерзкие, холодные. В кроссовках хлюпало, вода переливалась от пяток к пальцам. Но я не останавливалась, радуясь, что под безумным ливнем никто не увидит слёз...

...Ночью приснилась поточная животинка. Рыжее пятно на волшебном пляже, где переливалась на солнце чистейшая голубая вода, и пел песню теплый ветер. Конь стоял, не шевелясь. Укоризненно смотрел черными блестящими глазами. Сбежала. Навсегда. Не простилась. Рыжик не впервые терял хозяина. Но Егорка, в отличие от меня, покинул питомца не по своей воле...

Проснулась я на новом витке вины. Предательница. Конь старался, помогал, встречал, едва пересекала черту. Кто посмеет сказать, что он не настоящий? Да, Поток — не реальный мир, но там всё происходит всерьез. Некоторые существа, вроде войска Михаила или танцоров Варвары — воплощение чужой фантазии. Но Рыжик особенный. Не равнодушный сгусток энергии с пустыми глазами. Он дышал. Чувствовал. Жил...

Сгусток энергии...

Я поёжилась, вспомнив, к кому однажды применила это словосочетание. Тень. Ещё одно странное воплощение закольцованного мира. Несбывшееся желание ребенка, мечтающего о доме и маме. Он сходил с ума от одиночества, если умудрился сотворить существо, целиком состоящее из боли и тоски. Как наяву, я увидела новую пленницу Потока. Белокурую Полину, походящую на спящего ангела. Проклятье! Почему меня не оставят в покое?! Все эти коматозники, нуждающиеся в помощи! Не хочу я никого разыскивать и вызволять из плена! Не желаю!

...В больницу я приехала поздно вечером, проиграв трудное сражение с совестью. Медленно поднялась по лестнице, постучала в стеклянную дверь отделения, ненавидя свою впечатлительность и манипулятора Кондратьева. Внутрь впустила молоденькая медсестра с пепельными волосами. Хорошо, что Люба не дежурит. Меньше всего я нуждалась в одобрении на круглом лице.

— Начальник у себя? — спросила я жестко, настраивалась на суровый лад для встречи с заведующим.

В кабинет вошла без стука. Поймала вопросительный и (вот пропасть!) ни капли не удивленный взгляд. Врач не сомневался, что вернусь.

— Один пациент. Дальше, что хотите делайте — хоть в лепешку разбивайтесь — но возвращайте Свету. Я в этом балагане участвовать не стану.

Я ждала, что доктор придерется к грубому слову, брошенному не к месту. Но Кондратьев покорно вздохнул и проворчал:

— Как скажете.

А дальше... Дальше я шагнула туда, куда не планировала возвращаться ни при каких обстоятельствах. Прикрыла глаза ладонью, защищая от палящего солнца. Заулыбалась, услышав приветливое ржание. Доброе и родное.

— Рыжик!

Я уткнулась лбом в лошадиную шею. Конь замер. Стоял, не шевелясь, как в последнем сне. Укора не выказывал. Рыжик всё понимал: и горечь, и боль, и сомнения. Не осудил бы любое решение.

— Поработаем?

Конь заржал и несколько раз кивнул, выказывая готовность транспортировать, куда пожелаю. Я засмеялась и расцеловала лошадиную морду. Подобрав малиновый подол, устроилась в наколдованном седле. Наслаждалась полетом, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Позади одни беды, да разочарования. Впереди... какая разница?..

Белокурую девочку мы с Рыжиком нашли без усилий, конь точно знал, на каком слое она скрывается. Полина обживалась в сказочном саду (а как иначе его назвать, если у цветов вместо сердцевины человеческие лица?). Устроила среди розовых кустов чайную церемонию для дюжины кукол.

— Лошадка! С крылышками! — воскликнула девочка, пружиня от волнения на месте.

На поточную пленницу она не походила ни капли. Взирала на новый "мир" горящими глазищами. Наслаждалась лучшим приключением в жизни.

Как Егорка когда-то...

Пришлось завоевывать доверие: расхваливать Рыжика, чаю с куклами попить — вполне приличного на вкус, но чересчур сладкого.

— По родным скучаешь? — спросила я, изображая, что смакую приторный напиток.

— Не-а, тут волшебство, — Полина не понимала, отчего я не ценю дары закольцованного мира. — А дома... Дома они. Ругаются всё время.

Понятно. Родители. Жаль, не выяснила у Кондратьева подробности. Не хотела, видите ли, общаться.

— Дадите прокатиться на лошадке?

Я попросила Рыжика не летать высоко, но всё равно жутко нервничала, глядя на крылатую тень, кружащуюся над головой. По саду разносился звонкий смех, беспокоя живые цветы. Они тянулись вверх, силясь рассмотреть, всё ли в порядке с ребёнком.

— Полина верит, что попала в сказку.

Я не заметила, как на волшебном слое появился гость. Знакомый, но нежеланный.

— Это смелость или наглость? — протянула я угрожающе.

Бледный мальчик Боря, давным-давно распрощавшийся с детством, смущенно улыбнулся.

— Передай мерзкому деду... — начала я, но он умоляюще выставил вперед руки.

— Василий Петрович не знает, что я здесь. Узнает, придет в ярость. Но я должен встретиться с вами. Ещё раз. Прежде чем... — мальчик осекся, серые глаза с тоской посмотрели на рыжего коня в небе. — Мы больше не увидимся. Но я должен сказать...

— Должен? — перебила я со злостью. — С чего бы мне слушать его сообщника?

— Это очень грубое слово, Александра Викторовна. Да, я с ним. Но я не против вас. Прошу, не перебивайте. У меня послание. От Дмитрия.

Я сделала неуклюжий шаг назад. Наступила на пресловутый подол и чуть не упала.

— Он просит, чтобы вы не винили себя. Жили дальше. Дмитрий совершил ошибку, дав надежду — так он сказал. Знал, что ничего не получится. Но поверил в невозможное.

— Где он? — во рту пересохло.

— Не здесь.

— Мне нужно его увидеть! — я схватила Борю за рукав белой рубашки.

— Не получится, — мальчик мотнул головой. — Всё сложнее, чем вы думаете...

Сказал и растворился. Вместо плотной ткани я сжала пустоту. Осталась одна в окружении сказочных цветов. Слушала заливистый смех Полины и не имела понятия, как "жить дальше"...

Кто сказал, что Перепутья бывают только в Потоке?

* * *

Настоящее время

— Он?

— Во плоти.

— Уверена? — переспросил шеф, отлично понимая, что многолетняя война вот-вот перейдет на новый уровень.

— Да, — ногти вонзились в ладони.

Я в буквальном смысле заглянула в глаза страху, рассматривая на фото в интернете знакомое до боли холеное лицо. Спокойное. Положительное. Пример для подражания, если не знать всей правды о поступках этого человека.

— Выглядит моложе. Странно. Он разгуливает по Потоку не меньше тринадцати лет. Я видела его стариком ещё при первой встрече.

— Вероятно, дело в закольцованном мире, — предположил Семеныч. - Наш неприятель проводит там много времени и внутри стареет быстрее. Но могу ошибаться. Ты в Потоке остаешься сама собой.

Фото Василия Петровича Янушева — заместителя главврача психиатрической больницы мы отыскали на сайте медучреждения. Дополнительная информация отсутствовала, но это мелочи. Под боком папа, который по первой просьбе проведет разведку на мягких лапах.

— Полагаешь, Янушев знает о начавшейся охоте? — спросил шеф.

— Конспирация провалена, — тяжело вздохнула я, сворачивая "окно". — На месте деда, я бы ждала подвоха, как Кирилл оказался в наших руках. Наверняка, негодяю известно, что внук — в моем убежище.

— Что задумала? Саша, не качай головой. По глазам вижу — в душе целый заговор зреет.

Губы расплылись в улыбке. Что за человек? Захочешь — не проведешь.

— У нас есть козырь, Павел Семенович. Доктор Борис, он же слон Сироб и мальчик Боря. Он искренне переживает за Кирилла. Стоит взять в оборот.

Начальник привычным движением погладил короткую бороду.

— Я бы спешил ему доверять. Одни шарады вместо реальной помощи. Экраны с видами прошлого, беспочвенные обещания. Александра, вижу, о чем думаешь. Не смей отправляться к нему в одиночку!

— Хорошо, шеф.

Семеныч прав. Не заслужил Борис доверия. Пока не заслужил.

Больницу я покинула в странном настроении. Мы совершили прорыв. Узнали, что давний неприятель — не сверхъестественное существо, а обычный человек. Однажды он, как и мы получил доступ в Поток и научился пользоваться его "благами". Прояснились и слова об эксперименте. Для психиатра закольцованный мир — раздолье. Душу продаст за возможность исследовать поведение людей в нестандартных условиях. Вот только... только...