Перепутья Александры (общий файл)

— Полагаешь, в детстве не больно?

Я не смогла бы ответить, даже если б захотела. Не сумела б подобрать слов, чтобы выразить весь диапазон тайфуном нахлынувших эмоций. Объяснить. Оправдаться. Дать понять, что осознала, как эгоистично себя вела ребенком.

Но Вова не ждал ответа.

— Ничего не меняется, — он мрачно посмотрел в сторону. Пальцы скрючились, желая сжаться в кулаки, но остановились, распрямились. — Я не могу ступить и шагу, чтобы ты не маячила тенью за спиной, словно персональное проклятье.

— Смешно...

Потонувший в чувстве вины сарказм, всплыл на поверхность. Затрепыхался на черных волнах, желая заявить о себе в полный голос. Я впилась взглядом в Вовино лицо, но не обнаружила насмешки или лжи. Брат оставался серьезен.

— Подумай. Самую малость. Что бы я ни делал, как бы ни старался, этого всегда недостаточно. Виктор смотрит снисходительно. Молчит месяцами, не хвалит за успехи. Но стоит допустить оплошность, выливает ушат помоев и заводит любимую песнь: Саша бы так не облажалась. Мама нагнетает, требует свершений. Переплюнуть тебя! Не желает понимать, что не нужна мне рекорды. Хочу делать свою работу — так как умею. Пусть другие правят балом. Мне хватает моей роли.

— Скажи об этом Алле! — разозлилась я.

Посмотрите на него! Жалуется на жизнь! Трудно поставить на место Бастинду?!

— Говорил. Бесполезно. Теперь Виктор влез в мою личную жизнь. Велел расстаться с любимой девушкой, иначе примет меры, и тогда не поздоровится обоим. Знаешь, почему? Чтобы не разбить твоё хрупкое сердце! Наши отношения ты расценишь не иначе, как предательство, и это — дословно: причинит боль твоей израненной душе!

Я прыснула. Громко. Испугалась реакции — примолкла и для верности зажала рот ладонями. Ну, папа! Ну, безумец заботливый! О, да! Грубый финт — в духе Виктора Корнеева. Отец мог сколько угодно твердить, что не имеет ничего общего с дедом, однако поступками доказывал, что яблочко не далеко укатилось от яблони.

— Мне фиолетовы ваши с Риткой отношения. Хоть женитесь, хоть с десяток детей заведите, только меня крайней не делайте!

Пришла пора растеряться вздернутому носу. Моя осведомленность стала молнией, взрывающей пласты земли под ногами. Уши покраснели, глаза за очками заморгали.

— Ладно-ладно, — призналась я, слыша, как скрепят Вовины мысли. — Я не обрадовалась. Поругалась с Лукониной. Но успокоилась и поняла, что меня не волнует ваш роман века. Не моё это дело. И, тем более, не папино. Я дам ему понять несложную истину.

— Я не нуждаюсь в заступничестве, — ощетинился Вовочка.

— Я и не предлагаю. Берегу свой покой. Тебе и так предстоит "веселье". Папины закидоны ничто по сравнению с реакцией твоей матушки. Она подралась с Риткой, защищая твою честь. Или собственный эгоизм и пожизненную возможность владеть тобою единолично.

— Как это подралась? К-к-когда?

— Что последнее ты помнишь?

— Э-э-э, — вздернутый нос замялся. — Бар. Блондинку-официантку. Она делала недвусмысленные предложения. Но я сказал, что не свободен. Хотя мог выразиться иначе. Последняя часть вечера помнится не чётко, я малость перебрал. Или не малость. Это объясняет, почему ты мне снишься такая...

— Какая? — я шагнула ближе, испытав знакомое желание — огреть Вову чем-нибудь тяжелым. Златина кочерга отлично бы подошла.

— Адекватная, — огорошил братец, улыбаясь во весь рот.

— Считаешь, что открываешь душу пьяному глюку? — я почувствовала себя задетой. Сцены расправы в голове расцветали сочными красками.

— Это не первый сон. Раньше ты являлась на крылатой лошади, а я был ребенком. Забавно, у меня друзья вымышленные завелись.

— Угу, Макс и Боря...

Честно, я не хотела вложить в интонацию тонну злорадства. Но ради паники на лице братца, это стоило сделать.

— Откуда...

— Меня же на замену зеленым чертикам прислали, — оскалилась я в чеширской улыбке. — Мне положено знать подробности снов. Кстати, это не лошадь, а конь. Рыжик.

— Невозможно, — Вовин мозг отчаянно сопротивлялся.

— Моя нескромная персона — не единственная проблема. Иначе, высказав наболевшее, ты бы проснулся. Прикажи небу перенести нас к Максу. Мы же в твоём сновидении.

— Почему не к Боре? — ехидно поинтересовался братец-нахал.

— Я ему не доверяю. Он не тот, за кого себя выдает.

В Вовиных глазах отразилось откровенное неверие. Он принялся дурачиться.

— Лети, лети, лепесток, через запад...

— Вова!

— Ладно! — закатил он глаза. — Вели, чтобы мы отправились к Максу!

Ба-бах!

Звук выстрела пушки слился с трелью печального варгана, с головой погружающего в нирвану. Под ногами возникло — какая неожиданность! — поле. Не простое, а маковое! А ведь в прошлый раз цветов здесь не осталось. Волосы вновь взлохматил ветер. До памятного урагана ему было далековато, но холодные порывы неприятно царапали кожу. Над нами нависли тучи — грязно-серые, больше похожие на снежные, нежели дождевые.

— Вы не торопитесь...

Сердце подпрыгнуло и ушло вниз по дуге. На траве возле Макса Макарова сидел Дмитрий. С осунувшимся лицом и тёмными кругами под бесподобными серыми глазами. Так выглядят родственники, дежурящие у постели безнадежных пациентов на неудобных больничных стульях. Такое же лицо я видела у бабушки, очнувшись после комы шесть лет назад.

— Как он? — кивнула я на мальчика

Рядом часто задышал Вова. Братцу не понравилась картина. Максим посинел и скрючился, словно пытался выйти из Потока, вывернувшись наизнанку.

— Хуже, — Дмитрий не стал щадить наши чувства. — Страх высосал все соки. Я ничего не могу сделать. Саша, я наделся, вам удастся помочь Владимиру пройти Перепутья. Жаль, но он застрял на полпути.

— Что? — я не сразу вникла в смысл фразы, услышав, как он вновь назвал меня уменьшительным именем. — Это вы заперли меня в темноте?!

От возмущения на загривке приподнялись волосы.

— Брат столь "лестно" отзывался вас, и я подумал — вы станете катализатором для прорыва.

— Что происходит, а? — вмешался вздернутый нос, не любивший, когда о нём говорили за спиной.

Но я вспомнила первый Поточный опыт и прикрыла Вове рот ладонью.

— Когда я сюда попала по-настоящему... э-э-э...

— Продолжайте, — кивнул Дмитрий сосредоточенно. — Я в курсе, что приходите и уходите.

Я криво усмехнулась, но отложила вертевшиеся на языке вопросы. Невидимые стрелки здешних часов бежали стремительно, безвозвратно забирая чужое время.

— Я не прошла Перепутья целиком. Василий Петрович создал Белый Дым, и я увела всех, кто захотел уйти. Если б сейчас кто-то прошёл Перепутья до Дыма, а я оказалась рядом... Но как заставить принять то, от чего они бегут? Люди здесь не помнят большую часть жизни.

— О чём ты? — снова ожил сводный брат. Он перестал считать происходящее сном.

— Недавно ты видел себя мальчиком, — напомнила я. — Макс тоже не ребенок. У него невеста беременная. Думаешь, случайно его аист с младенцем в клюве преследует?

Вова открыл рот и попятился.

Бесподобные глаза Дмитрия вспыхнули.

— Останьтесь здесь, — распорядился он. — Я соберу народ. Вдруг кто-то готов к подвигам.

— Не уходите!

Меня охватило отчаянное желание обхватить Дмитрия и больше не отпускать.

— Саша, не стоит медлить. Вы можете исчезнуть в любую секунду. У Макса не осталось времени. Вова — следующий на очереди.

— Ладно, — простонала я, сдаваясь. — Но отойдем на пару минут.

Ветер трепал волосы, словно вознамерился вырвать их с корнем. Озноб пробрал насквозь, и не только от холода. Дмитрий заботливо заслонил меня от беспощадных ледяных порывов. Сердце екнуло от трогательного жеста. Я взяла парня за руку, но губы задрожали, и первым начал он.

— Я многое должен объяснить. Вот только... с моей стороны опрометчиво что-то обещать.

— Не смейте говорить, что в реальном мире у вас жена и выводок детишек! — к горлу подступили слёзы, я держалась из последних сил, чтобы не зареветь в голос.

— Дома меня никто не ждёт.

— Амнезия — ложь? — внутренности скрутилось не хуже Макарова на траве.

— Вынужденный обман, — лицо парня исказилось от боли. — Вы слишком много для меня значите, Саша. Но, прошу, отложим разговор.

Противные слезинки пробежали по горячим щекам. Я вытерла их резким движением.

— Идите. Но, помните — вы обещали...

Меня затрясло: представилось вдруг, как отпускаю любимого в пропасть.

Дмитрий растворился в полной тишине, и я вернулась к Вове с Максом. Сводный брат, не отрываясь, смотрел на побелевшие губы приятеля. Со стороны Вова выглядел спокойным, но я ощущала страх, как охотник, загнавший жертву в угол. Он просочился в воздух и завис над полем невидимой, но осязаемой субстанцией. Протянешь руку, сможешь зачерпнуть и размять пальцами. Она будет вязкой, как смола.

— Макс умрёт? — спросил Вова. В голосе прозвучала неприкрытая злость. Такая накатывает от осознания бессилия.

— Скорее всего, — я села на траву. Взгляд остановился на детском лице Макарова. Оно превратилось в маску, слепленную из горячего воска и посыпанную пеплом. Где-то там — в настоящем мире, взрослый Максим тоже умирал, невзирая на горе и мольбы близких.

— А мы? — вопрос прозвучал нарочито безразлично.

— Я скоро вернусь домой. А ты... не знаю, Вова. Я не эксперт по этому месту. Оно издевается надо мной.

— Это не сон? — голос стал совсем тихим.

— Не сон, — эхом повторила я.

— Почему ты не хочешь делиться информацией?

Братец не подначивал в привычной манере. Легонько прощупывал.

— Когда вернешься домой, забудешь всё, что видел здесь, — я с трудом удержалась от опасного слова "если".

Вова, наконец, замолчал, и я вздохнула с облегчением. Ни к чему вести никуда не ведущий разговор. Эгоистично, но в голове и сердце сейчас оставалось место лишь одному человеку, и точно не сводному брату. Как же близок мне был Дмитрий! И так далек. Я чувствовала его душу, но ничего о нём не знала. Однако я поверила недосказанному признанию. В то, что у нас есть шанс. Вне Потока.

Внимание внезапно приковал Макаров-ребенок. Фигурка дернулась и забилась, словно хотела укатиться прочь. Я кинулась на помощь, но Вова вовремя преградил путь.

— Не прикасайся! Забыла, как Макс вытягивал из тебя силу?!

— Н-е-е-ет, — простонала я.

Это же кошмар. Катастрофа!

— Ты не понимаешь! — рассердилась я на Вову, не осознающего трагизм ситуации. — Если Макарова нельзя трогать, не получится вывести через Дым. Сам он до него не дойдет! Ах да, ты не знаешь, что это...

— Старик говорил — там выход, — проворчал сводный брат, отводя меня за локоть от опасного ребенка. — Проклятье! А вон и он!

Я тоже услышала противный скрип, сопровождающий перемещения Василия Петровича — нашего общего врага, которому я когда-то не боялась изливать душу. Он явился в неизменной одежде — серых брюках, жилете и легком пальто. Из кармана струилась цепочка бесполезных в Потоке часов. В выцветших глазах, как и при последних встречах, светилось превосходство.

Я задохнулась от негодования. С дедом на поле шагнули двое. На раскрасневшихся щеках незнакомой черноволосой девочки виднелись дорожки от слёз, мокрые реснички испуганно хлопали, пальчики вцепились в цветастый подол, того гляди, продырявят. Вторым спутником старика был Дмитрий. Плененный Дмитрий. Лицо побелело, как школьный мел, руки сковала цепь. Железные звенья безжалостно впились в живую плоть, напоминали змею, жадно обвившую добычу.

Он посмотрел виновато.

— Простите, Александра. Спасательная операции провалилась.

— Отпустите его! — разъярилась я, сжимая кулаки и царапая ногтями ладони. — Немедленно!

Василий Петрович оскалился в улыбке победителя.

— Я не хочу обижать юношу, он мне симпатичен.

Едва старик заговорил, ветер стих, как по волшебству. Но тучи остались, выжидая, пока все закончится, чтобы пролиться дождем, нарыдаться вдоволь, горюя по нам.

— А Лидочка... — театрально протянул старик. — Не буду возражать, если она станет разменной монетой. Всё зависит от вас, Александра. Предлагаю сделку.

Я смотрела в холеное лицо и жаждала вцепиться ногтями, чтобы рвать, пока на коже не останется живого места, а одежда не пропитается от горячей крови. Прежде я не подозревала, что способна желать чьей-то смерти, да ещё мучительной. Но дед вызывал всепоглощающее омерзение. Я смогла бы убить его, стереть из всех вселенных Потока и реального мира, чтобы не осталось следа. Представилась черно-белая фотография, сгорающая в пропахшей никотином пепельнице. Бумага корчилась и потрескивала, но подчинялась очищающему огню, в котором исчезало то, что некогда являлось человеком.

— Кто эта девочка?

Вопрос прозвучал буднично, маскирую клокочущую ярость.

— Не ребёнок. Но вы и сами догадались...

Морщинистая рука легла на черноволосую детскую голову. Пальцы с отполированными ногтями играючи перебирали прядку за прядкой, притягивая взгляды.

...Жила-была семья. Папа, мама и две дочки. Родители много работали, уходили рано, возвращались уставшие от погони за благами цивилизации. Но в нынешнее жаркое лето решили порадовать дочек. Сняли домик на базе отдыха, уложили в дорожную сумку папины удочки, мамин крем для загара, дочкины надувные круги-уточки и отправились навстречу отпуску. Они не знали, что Илья из Сосновки застукал супругу Тоню с соседом Толиком. Вы спросите: причем тут жители маленького села у высыхающего озера. Всё просто. Разобравшись с соперником и хорошо приняв на грудь, обманутый Илья отправился геройствовать в соседнюю деревню. Рванул на подвиги на старом отцовском "жигуленке". Но не доехал. Вместе с семейством Лиды стал статистической единицей в печальной сводке ГИБДД. Банальное стечение обстоятельств. Или же нити судьбы, насмешливо ею переплетенные.

— Дальше, — потребовала я, взирая на деда зверем. Он вложил столько пафоса в короткий рассказ, словно сам соединял и натягивал упомянутые нити.

Старческая рука отпустила волосы жертвы отечественного автопрома.

— Отец семейства, как и незадачливый Илья, отправился в мир иной. Лида скоро последует за ними, девочки отделались синяками, но им придется познать прелести воспитания в социальном учреждении.

— Притащив сюда их мать, вы решили меня разжалобить?

Прозвучало мерзко, но я догадалась, какое испытание мне приготовили.

— Разжалобить? Нет. После опыта с Михаилом Гуриным, вы не поддадитесь эмоциям. Я посчитал, Лидочка станет отличным отягощающим фактором, усложняющим выбор.

— Какой план? Призовете на голову девочки Черную Пелену, если я не дам клятву на крови никогда не возвращаться в Поток?

Голос зазвенел от приближающейся истерики. Мерзавец делал меня ответственной за смерть невинной женщины, а я ничего — абсолютно ничего! — не могла поделать.

— Александра, вы будете сюда приходить, пока живы, или пока существует Поток, — жестокие глаза заблестели промерзшими насквозь кристалликами. — Вы связаны с этим местом прочнее, чем можете вообразить. Однако я буду на страже своих интересов и не позволю перейти черту, которую определил.