Перепутья Александры (общий файл)

Боже праведный! По сравнению с этим прикосновением любая гроза — сущий пустяк. Погодный катаклизм родился в моем теле. Разряд прошел от затылка до босых пяток, все органы разом закрутило смерчем. Рука в обход мозга обняла Дмитрия.

— Я хотел, как лучше, но получилось...нет, не как всегда, а еще хуже, — принялся объяснять парень. Его губы были совсем близко, щеку обожгло дыхание — горячее на пронизывающем ветру. — Я уговорил Макса пройти Перепутья. Раз сам не могу ничего изменить, решил, что у других получится. Но помните, что я говорил о течении? Иногда его невозможно побороть. И вот итог! Свистопляска с погодой — эмоции мальчишки.

— Так вы знаете о Перепутьях? — дернулась я. Нога поехала, но парень не дал мне упасть. — Откуда? Что именно?

— Я расскажу, обещаю. Позже. Мальчики сейчас важнее. Максим в трансе. Я не сумел привести его в чувство. Ваш брат в полной растерянности. Переживает за друга.

— Кто? Вздернутый нос? — хмыкнула я почти весело. — Не смешите мои тапочки. В последний раз Вовочка переживал в десятом классе, когда Бастинда — это его нездоровая на всю голову матушка — нашла тайник с сигаретами и неприличными журналами. Не будь там изображены девушки, она бы решила, что это "добро" — моя собственность.

Дмитрий смущенно кашлянул. Надо же, какие мы скромные. Он ожидал, что я окажусь кисейной барышней?

— Максим рассказал, что видел в Перепутьях? — вернула я разговор в более уместное русло.

— Нет. Сейчас сами всё поймете. Вова, как он?

— Плохо! Звал какого-то Рому! Теперь молчит! На мертвеца похож!

Откинув назад волосы, я встретилась с испуганными глазищами братца. Перевела взгляд на Макарова и пошатнулась. Лицо ребенка превратилось в гротескную маску. Застывший ужас казался одновременно и наигранным, и настоящим. Словно Макс был актером и изображал заказанную зрителями эмоцию в пантомиме. Но мальчик не притворялся. Сидел, закрыв ладонями уши, покачивался и тихонечко стонал. Глаза бегали, уворачиваясь от чего-то опасного. Макс боялся. Очень боялся. Он попал во власть страха.

Страха?!

Боже! Я слышала о таком!

"Страх питается самыми дурными, самыми кошмарными воспоминаниями людей и воплощает их в жизнь"

Так сказал Василий Петрович при нашей первой встрече.

"Чтобы справиться с Перепутьями, надо перестать бояться правды.."

Это однажды произнесла Света, повторяя слова Златы. Мир Страха стал ее коридором в реальный мир. Одолеть Перепутья она, правда, не сумела. Или не успела, я увела ее из Потока раньше...

— Максим, — подобрав взвивающийся подол, я опустилась перед мальчиком на колени. — Посмотри на меня.

Но он не реагировал. Не мог. Закачался сильнее, напомнив неваляшку. Замер. Прислушался, отведя пальцы от ушей. Глаза заморгали быстро-быстро, остановились, глядя в сторону. В пустоту.

Или нет?

Я боковым зрением уловила движение. На траве стоял карлик и махал ладошкой. Физически ощущая, как за доли секунды понижается температура тела, я резко повернула голову, чтобы глянуть на морок в упор.

Удалось! Взгляд выхватил наваждение, как цель в оптический прицел. Страх прошел сверху вниз ледяной волной. Не было никакого карлика. На его месте появился белокурый мальчик лет пяти, похожий на ангелочка с открыток. Только крыльев не хватало, да нимба над кудряшками. Наклоняя голову, он водил пальчиком по нижней губе. Улыбался и тянулся другой ручкой к Максиму.

Ребенка можно было бы принять за живого, не мерцай он, как умирающая лампочка.

— Кикимора, на что ты пялишься? — заволновался Вовочка, ерзая на пятой точке и пачкая зеленью бежевые шорты.

— Что вы видите, Александра? — задал Дмитрий более существенный вопрос.

— Ребенка-призрака, — шепнули губы. Понадобилось невероятное усилие воли, чтобы оторвать взгляд от малыша. — Макс, — я обхватила лицо Макарова ладонями. — Кто этот мальчик? Его зовут Рома, да?

В голове ухнул молот, и я увидела руки изнутри. Не кости и сосуды, а некую энергию — ярко-алую. Быть может, мифическую ауру? Она двигалась: одновременно внутри себя и вперед, стремясь к моим ладоням, а затем к Максу. Мальчишка превратился в живой насос, отнимающий чужую силу. Или саму жизнь. Сердце замедлилось, ноги покрылись иголками инея. Бледные щеки Макарова заметно порозовели. Мои ладони приклеились к его лицу, словно их держал в плену огромный магнит.

Глаза мальчишки-вампира ожили. Беспокойно заморгали. Заглянули в мои.

— Отпусти, — выдохнула я отчаянно. — Прекрати.

— Александра!

Дмитрий сообразил, что творится неладное, с силой дернул мои руки. Мы с красавчиком повалились на траву в одну сторону, Макаров — в другую.

— Я не хотел, — застонал Макс, перекатываясь с боку на бок. — Я не хотел убивать Ро-о-ому.

Я думала, только в кино действующие лица нелепо замирают в кульминационный момент. Но это приключилось и с нами. Мы с Дмитрием остались лежать, раскрыв рты. Вовочка насупился, помрачнел. Глазищи захлопали, став круглыми, точь-в-точь как у совы.

— В убежище!

Шок вздернутого носа продлился недолго. Поросенок перетрусил. Решил спрятаться. Не за маминой юбкой, так на прихватизированном Поточном клочке земли!

— Нам тоже пора, мальчику мы не помощники, — объявил Дмитрий мрачно.

Я кивнула, с сожалением глядя на притихшего на траве Макарова. Украденной энергии хватило, чтобы произнести несколько слов, затем Страх снова поглотил его в косматые объятия...

...На новом слое, выбранном Потоком по моему приказу, светило солнце. Оно вернулось в пустынный мегаполис после проливного дождя и отражалось в маленьких озерах, которые язык не поворачивался назвать лужами. Пахло весной. Поздней. Когда распускаются терпкие сирень и черемуха, а соскучившиеся по теплу горожане достают летний гардероб.

В другой время, мне бы здесь понравилось. Погода отличная — тепло и свежо одновременно. Ни единого пугливого существа вокруг, способного при виде нас с Дмитрием срочно поменять направление. Но перед глазами маячил поверженный Поточным наваждением Максим, а по коже резво скакали мурашки. Было в ангелоподобном малыше Роме нечто жуткое, покрывающее вены льдом.

— Симпатичное место, — нарушил тишину Дмитрий, бесцельно прошагав рядом минут пять. Я старательно обходила лужи, тоже не понимая, куда и зачем направляюсь. Вперед "от себя" и ладно.

— Пожалуй. Люблю город после дождя. Умытый и свежий.

— Вы думаете о Максиме?

— И да, и нет. Я знаю девушку, поборовшую мир, навязанный Страхом. Ее зовут Света. Мы увидимся. Скоро.

— Кто она? — парень подал руку, заметив, что я собираюсь миновать громадную лужу по бордюру.

— Не скажу, — объявила я, проигнорировав помощь. — Пока не признаетесь, что лжете об амнезии, и не объясните, откуда знаете о Перепутьях.

— Не доверяете? — парень мастерски проигнорировал вопросы, поднимаясь следом за мной.

— Пытаюсь доверять, но не получается. И вообще... Ох!

Такого позора со мной прежде не случалось. Босая нога встала на край намокшего подола. Комичный взмах руками — бесполезный и бездарный, и мир накренился, желая моего приземления в грязное дождевое озеро. Но Дмитрий оказался проворнее. Пока я балансировала на бордюре, махая руками (ей-богу, как утка крыльями, когда приземляется на водную гладь), парень спрыгнул в лужу, где и подхватил меня, не дав соприкоснуться с грязью.

— Ну и ну, — пролепетала я, шокированная полетом и приземлением в объятия сильных рук. Сказать "спасибо" в голову почему-то не пришло.

— Целы? — серые глаза глянули заботливо.

— Кажется, — бурлящая кровь прилила к щекам. — Вы ноги промочили...

— Не страшно, — Дмитрию самому стало неловко. Он поспешил выбраться из лужи и опустить меня на землю. — Знаете, Александра, это платье...

— Подарить его балагану? Однажды мне давали такой совет, — принялась тараторить я, решив, что парень хочет обвинить наряд в инциденте.

— Нет, что вы! — губы Дмитрия расплылись в мягкой улыбке, на правой щеке появилась ямочка. — Оно идеально отражает вашу личность. Яркое, немного вызывающее, но легкое и нежное. Простите, не хотел вас смущать! Я не умею делать дамам комплименты.

— Это я не умею их получать. Становлюсь цвета моего платья. Так что, вы правы, у нас с ним много общего.

Мы стояли напротив друг друга, понимая, что нужно сказать много важного — здесь и сейчас — но не решались. Чувство близости, возникшее от нечаянных объятий, растворялось в бесконечности Потока. Я опустила голову и двинулась прочь, но Дмитрий нашел мужество сделать важный для обоих шаг.

— Скажите, Саша...

Я вздрогнула. Он впервые назвал меня уменьшительным именем.

— ... будет наглостью с моей стороны, если я приглашу вас на свидание?

— Свидание?! Здесь в Потоке?! — голос зазвенел от волнения, голова закружилась. Я чуть не кинулась парню на шею с криком — да, да, да!

— Да, — отозвался Дмитрий эхом моим скачущим галопом мыслям. — Я бы с удовольствием сделал это в реальном мире, но не знаю, когда представится возможность. Вдруг придется ждать слишком долго. Прошу, не отказывайтесь сразу. Подумайте.

Я и не собиралась отказываться. Свидание в Потоке? Да хоть в зоопарке, где мы с Михаилом повстречали саблерогую корову!

Но дать утвердительный ответ не позволили. Та, которой я дала слово не отнимать любимого, но сделала это без зазрения совести.

— Да-да, не отказывайся, Саша! — срывающийся детский голос, который могла слышать только я, вонзился в виски иглами вины. — Скажи, что согласна. Нарушь обещание!

— Я не... Я не...

В глазах Дмитрия отражались надежда и невероятная нежность. Но девочка в джинсовом сарафанчике стояла рядом, сжимая кулаки и топая ногами. Я физически ощущала ее боль, разрывающую сердце на сотни кровоточащих лоскутков.

— Простите, Александра, — неверно истолковал заикания Дмитрий. — Я поспешил с выводами. Простите, что поставил вас в неловкое положение.

— Ничего подобного!

Выбирать, так выбирать себя!

Я приблизилась к парню вплотную, сжала крепкие ладони.

— Не смей, Саша! — Света кинулась к нам, готовясь нанести удар.

— В убежище! — приказ прогремел грозой и уничтожил незнакомый мегаполис.

Нас встретили солнце и шум морской воды. Но я их не видела. Всё затмил самый безумный поцелуй во вселенной. Страстный, сладкий, отчаянный. Он мог бы стать бесконечным, если бы не дрянное чувство юмора Потока, выбросившего меня прочь в самый сказочный момент, который только можно придумать в закольцованном мире.

* * *

Настоящее время

— Бабушка, вспоминай! — сердито велела я, вглядываясь в злосчастный снимок. Словно надеялась, что картинка за спиной рыжей девочки растворится, и ей на смену придет другой пейзаж, не связанный с Потоком.

— Отстань от бабушки, колючка репейная! — припечатала Томочка.

Попыталась вырвать фото и вернуть в альбом, но получила по рукам и примолкла. Зато дядя Коля взвился до небес.

— Александра, что ты себе позволяешь?!

— Верх невоспитанности! — вторила ему супружница — тятя Вера, как и дочка Тамарочка, отличающаяся скрипучим занудством.

Я с тяжелым вздохом села на место. Снимок, правда, не отдала. Причиной капитуляции стали не назидательные восклицания Томкиных родителей, а укоризненный взгляд бабушки, жутко расстраивающейся, если в семье возникали дрязги. Папа с Аллой продолжали грозным шепотом выяснять отношения на кухне, и я решила не огорчать старушку еще сильнее.

Упреки Бастинды иссякли минут через десять. Или отцовское красноречие. Вернулись они недовольные друг другом. Алла сидела, нахохлившись, и прожигала огненным взглядом бабушку, которую считала сообщницей неверного супруга. Папа демонстрировал хорошее настроение — напускное, разумеется, а от того безумное. С пошловатыми шутками, над которыми хохотал один дядя Коля.

— Дочь, ты еще с нами? — отец заметил мою отрешенность в конце семейного вечера, когда Тамара пошла провожать родителей до такси.

— Она на меня дуется, — наябедничала бабка, отодвигая от старшего отпрыска недопитую бутылку водки. — Я фотографию не сумела распознать, а ей, видите ли, приспичило!

— Место знакомое, — я скрестила руки на груди. — Раздражает, когда пытаешься что-то вспомнить и не можешь.

— Ну-ка, покажи, — папа протянул над столом руку.

— Вряд ли ты знаешь, — отмахнулась я, но фото передала.

— Ну почему же? — объявил отец непривычно грустно. — Это старая дача Олега Ильича и Валентины Афанасьевны — твоих дедушки и бабушки со стороны мамы.

Бабка хлопнула себя по лбу.

— И как я не сообразила! Та самая, из-за которой столько расстройства случилось. Я там ни разу не бывала. Ездила с Валей на новую дачу — рядом с Осиново.

— Мы ее потом купили, а тот участок, — объяснил отец мне, — родители твоей мамы получили в молодости. Ольга там все детство провела. Как заканчивалась сессия, они с Валентиной Афанасьевной уезжали за город и жили до сентября. Олег Ильич приезжал на выходные, с боем вырывался из больницы.

Я плохо знала другую бабушку. Валентина Афанасьевна ушла из жизни, когда мне было десять лет. До самой смерти она преподавала отечественную литературу в университете. Ездила на занятия даже больная. Папа нанял личного водителя и зарплату ему платил из своего кармана. Понимал, что бывшая теща не может бросить студентов. Только работа и давала ей силы. Дома у нее хранились сотни фотографий учеников разных лет. Еще больше бывших и нынешних студентов пришли на похороны. Я с гордостью подумала тогда, какой масштабной личностью была бабуля, раз проститься с ней захотело столько людей.

Подкосил Валентину Афанасьевну третий инфаркт. В семье говорили, что это был вопрос времени. Она давно болела. Сначала потеряла мужа. Потом тридцатилетнюю дочь. Именно из-за ранней смерти моей мамы, бабушка и очутилась одной ногой в могиле во второй раз. А в первый... Наверное, из-за деда.

Но оказалось, нет.

— Всё из-за дачи этой, — папа дотянулся до бутылки. — Участки отобрали в пользу государства. Теперь там городская черта. Целый микрорайон возвели. Бабушка твоя успокоиться не могла. Мол, это ее молодость, ее жизнь. Кончилось дело больницей. Оля тоже расстраивалась. Любила это место. Говорила, столько воспоминаний похоронили под асфальтом.

Папа помрачнел, и бабушка завела разговор о соседях по собственной даче. Но беседа не клеилась из-за нежелания поддерживать ее сразу двумя участницами — мной и Аллой. Молчание мачехи перешло на новый уровень — из обиженного превратилось в тягостное. Я бы на ее месте тоже расстроилась. Слишком мягким становился папин голос, когда он произносил мамино имя. Да, они с Аллой женаты восемнадцать лет, но первая супруга была не бывшей, а той, что "ушла" слишком рано. Это огромная разница.

А я... Я больше ничего не могла обсуждать с родственниками. Мысли занимал Поток и новые, поистине безумные его горизонты, открывающиеся после папиного рассказала о старой даче.