Сегодня она всё же решила развеяться и выпить топлёного молока — Ренина с Денеком ошибались, когда считали, что она отказалась от всех радостей и маленьких удовольствий. Если б ещё Ренина догадалась навестить её сегодня и принести ягод или булочек. Ренина приходила чаще всех, но ей единственной давалось это нелегко — болота по обочинам троп вызывали у дочери инстинктивный ужас, привыкнуть к виду нижних ей никак не удавалось, а ничего, что могло бы служить оружием против них, она придумать не могла — не кипящими же лечебными отварами в них плескать.
Талина как раз поставила кувшин к валуну, когда увидела фигуру в пыльном эльфийском плаще. Она узнала его сразу — она узнала бы его в любой толпе и в любой маскировке. Сердце подпрыгнуло, мешая ненависть с радостью — походка его была тяжела, чувствовалось, что шаги даются с трудом. Он шёл вниз по очень широкой спирали, и, чтобы добраться, ему придётся сделать не один круг, как не один круг остался за спиной. Но мимо развилки он не пройдёт. Талина взяла арбалет, наложила болт и отправилась навстречу: путь наверх не вызывал ни боли, ни тяжести — только лёгкость и прилив сил.
Он не мог её не заметить, но обойти не попытался — остановился шагах в восьми и откинул капюшон.
Выглядел господин Хант откровенно плохо — в таком состоянии она, пожалуй, сможет отшвырнуть его достаточно далеко. А если вложить в болт всю свою ненависть, все годы вместе с Дереком и вечность тут... Она дождалась. Не Дерека — но и этот шанс она не упустит.
Арбалет был тяжёлый, мужской — здесь можно легко стрелять и из такого. Болт нацелился в грудь господину Ханту — она попала бы и в глаз, но кто знает — у него может хватить сил уклониться.
Она знала, что выстрелит — она не будет вступать с ним в переговоры или просить уйти. И стрелять надо сразу. Надо было сразу — она промедлила. Кем бы ни был враг, сложно выстрелить, когда он ранен, смотрит тебе прямо в глаза и ... очень и очень давно знаком... Она не ждала его здесь одного — она ждала его вместе с Дереком. Снизу — не сверху. Тогда бы она не промедлила.
— Как ты меня достала, женщина, — устало сообщил Ильм, — дай пройти...
— Нет. — Она промедлила. Не выстрелила сразу. И теперь он либо повернёт назад, либо получит болт в грудь при следующем шаге. Но пока он стоит и смотрит на неё, морщась от боли... — Уходи.
Ильм медлил. Смотрел ей в глаза — и взгляд его был усталый и вполне человеческий. Без злобы или ненависти. Плотнее запахнулся в плащ — пыльный и грязный. Эльфийские плащи дома никогда не пачкались — но не здесь.
Они всё молчали. Ильма откровенно шатало — но кто знает, он мог и притворяться. Она не выстрелит. Он уйдёт. Подчинится. Она знала это.
Господин Хант вздохнул и сделал шаг вперёд.
Болт сорвался с ложа, Талину ударило вбок и откинуло в сторону... Мимо!
Она не успела наложить второй — Ренина вцепилась ей в плечи, отталкивая от противника. Талина вырывалась, но дочь держала крепко.
— Мама! — трясла её Ренина. — Мама! Ты что?! Он же нёс меня, когда... когда... ты что, не помнишь?!
Эта тварь только и делала, что таскала её на руках, пока она была маленькой... втиралась в доверие... и вот результат.
Талина отдирала от себя руки дочери, но та всё теснила её к валуну.
— Проходи! — крикнула Ренина Ильму.
Вырвала арбалет, швырнула на тропу, толкнула Талину снова и чуть не заплакала:
— Это же он принёс меня тогда, ты что, не помнишь? Мама, ты ошибаешься — папу не надо ждать, дядя Ильм никуда его не утащит! Пойдём домой, мама...
В бессильных злых слезах смотрела Талина вслед закутанной в пыльный плащ фигуре... она упустила его. Она упустила его сегодня. Но Дерека всё равно дождётся...
— Папу не надо ждать, — ревела Ренина, — ты сидишь здесь напрасно! Его не надо ждать — он найдёт тебя сам! Пойдём домой, мама...
* * *
* *
Основные вопросы по понижению магической составляющей решал глава Ковена — Джайлем взялся за дело железной хваткой. Малейшее сопротивление или колебание заместителей и помощников Верховный подавлял на корню. Бучинар с Драгомилом, перепроверяющие все расчёты мага, не находили в его действиях никакого подвоха. Эльфы — тоже.
Предполагалось, что магическая составляющая должна падать очень медленно — не более чем на одну пятикулевую в первый год. В этом случае оставалось достаточно времени заняться повышением урожайности и профилактикой заболеваний.
Впрочем, по расчётам как магов, так и самого Дерека, опирающегося на здравый смысл, на основную часть населения падение составляющей влияло мало — в отдалённых деревнях магов особо не было, поля удобряли навозом и золой, никак не магически; с заболеваниями справлялись знахарки, зачастую магических способностей не имеющие вообще. Предотвращением же эпидемий займётся новая императрица — опыт у неё в этом огромный. Свадьбу Дерек планировал сыграть после возвращения меча. Должен же тот вернуться?
Пока что все свободные маги были брошены на расчистку подгорных поселений, и, несмотря на предупреждения гномов, четверо сразу же попались ловцам. Пришлось к каждому магу приставить сопровождающих. Дерек надеялся, что часть подгорных жителей, проявивших устойчивость к небу, солнцу и запахам трав, удастся оставить жить наверху — браки с ними могли сильно пополнить долю людей среди говорящих.
С другой стороны, он был безумно рад, что гномы потихоньку возвращаются под горы — прокормить такое количество народу зимой было сложно, несмотря на крайне скромные потребности подгорных жителей.
Сам владыка был почти счастлив — давно, очень давно он не ждал с таким нетерпением вечера и ночи. Ожоги с лица Аремиилиннь постепенно сходили, а отрастающие волосы начали приобретать насыщенный вишнёвый оттенок. Впервые увидев его на солнце, Дерек понял, почему у будущей императрицы такое прозвище.
— Оставь как есть, — шептал он ей каждый раз, — зачем ты столько лет скрывала такую красоту?
— Затем, — смеялась Вишенка, — что в молодости никто не верил, что красивая женщина может быть хорошей целительницей... а потом не для кого было...
— Теперь есть, — целовал он её, — пусть у нас будет самая красивая императрица?
Ей не надо было ничего объяснять — она знала, что однажды владыка всё равно уйдёт, сколь бы долго ни правил. И она могла сама позаботиться о себе в этом случае. И вторая составляющая владыки волновала её мало. И почести, воздаваемые императрице, были ей не нужны — слава целительницы значила куда больше. С Вишенкой было легко: даже о её безопасности он не очень волновался — жена обладала прекрасными боевыми навыками.
Счастье омрачала лишь Роксана — раз в два-три дня она заходила в кабинет владыки с каким-либо вопросом. Вопросы всегда были важны, уместны, всегда ставились изысканно-правильно, так что не принять их к сведению и не начать рассматривать было нельзя. Ни одного слова не произносила она помимо, но, глядя на заострившиеся скулы и чёрные круги у неё под глазами, Дерек чувствовал себя предателем. Ему нечего было сказать ей — и было стыдно, что он не разделяет её тревоги. В самом деле — что может случиться с неуязвимой сущностью? Хуже будет, если Ильм отлёживается где-то в нём самом — но Дерек надеялся, что тот умеет засыпать и не следит за своим владыкой изнутри.
Вишенка в ответ на его опасения лишь улыбнулась, заявив, что будь они верны, Роксана уже давно расцарапала бы лица всем троим, а лично её придушила бы.
Роксана зря волнуется, успокаивал себя Дерек. Никуда меч не денется. Вернётся.
* * *
* *
Мать была в таком состоянии, что Ренине пришлось остаться с ней. Она уже дюжину с лишним раз пожалела, что не попросила Римека и Занека зайти сюда — братья сменили бы её ненадолго. Что бы ни говорила Ренина, мать не слушала. Она заряжала арбалет, суживала глаза, сжимала губы, и весь её вид утверждал: "Я упустила его, и это ты виновата!"
— Папу не надо ждать, — в который раз повторяла Ренина, — его не надо ждать — он найдёт тебя сам! Пойдём домой, мама... дядя Ильм — он никуда его не утащит, правда...
— Он заморочил тебе голову, — возражала мать, — он заморочил тебе голову! Ты совсем не знаешь его... иди домой.
— Пойдём вместе, — Ренина уже устала повторять одно и то же, но всё боялась уйти. И ещё она боялась, что вернётся Ильм, и мать его застрелит. С неё станется. Хоть бы кто из братьев пришёл!
— Пойдём... — теребила она её, — пойдём, папа не придёт сегодня. Сегодня он точно не придёт, ты можешь отдохнуть...
Мать с упорством проверяла арбалет, целясь в болотные кочки. Стреляла она прекрасно — твари разлетались с чавканьем и скрывались в тине. Но Ренине всё равно с трудом удавалось не зажмуриваться от ужаса. Она обняла мать — скорее, чтобы не пугаться самой, — и положила голову ей на плечо.
— Пойдём, сегодня папа точно не придёт... — вновь затянула она и застыла. — Папа?
* * *
* *
Он не знал, сколько блуждал в этой багровой тьме. В ней не было ничего — кроме серо-красного марева. В ней не было никого — и эха своих шагов он тоже не слышал. Ему казалось — он ходит кругами, и они бесконечны. В какой-то момент навалилась тоска, а горло свело невыносимой болью так, что он схватился за него обеими руками. Он помотал головой — наваждение исчезло. Он садился, вставал, шёл и снова садился — и не мог сказать, сдвинулся ли с места. Пытался телепортировать. Удалось. Ощущения были абсолютно идентичны, но вышел он всё в ту же багровую тьму. Она не менялась — и он не знал, бродит ли здесь день или вечность. Иногда начинали работать огненные заклинания — пламя срывалось с ладоней, сливаясь с окружающим туманом, иногда всплывали заклинания временные — туман менялся, как при ускорении или замедлении, но туманом быть не переставал...
Отчаяния не было — что ж, он ошибся. И будет платить. Когда его найдут. Может, стоило сесть и ждать, но он не хотел. Решил идти по расширяющейся спирали, и, после нескольких дюжиниц то ли дней то ли лет так и не смог бы сказать — расширяется ли спираль, или он ходит кругами...
...граница тумана разорвалась внезапно, и он едва не ухнул в чёрную вонючую жижу... Равновесие удержал в последний момент, прыгнув на болотную кочку. Лиэрн учил ходить по болотам... вспомнил он. Лиэрн? Ни одного имени не всплыло у него в памяти за всё это время... даже своё собственное он назвал бы с трудом. Нет, только не забвение...
— Папа?
Он и не помнил её такой — уже не совсем юной, но ещё не вступившей в зрелость. У неё, оказывается, и вправду огненные волосы, молва ничего не приукрасила спустя столько лет.
Хватило памяти не рвануться вперёд — это могла быть и не Ренина. Как второй могла быть и не Талина... Дочь сама подбежала к нему и повисла на шее.
— Папа!
Это навсегда, понял он, ощутив такой родной запах её волос. Это навсегда — но какое счастье, что он вышел к ним. Так не бывает...
Болт мелькнул около его сапога и увяз в болотной кочке. Он оторвался от дочери и огляделся. Со всех сторон: глаза — пустые и безжизненные, полные злобы и ненависти, гноящиеся и вытекающие, покрытые корками и лишаями... Следом появились зубы — они прорезались из ниоткуда, норовя приблизиться и вгрызться в сапог.
Ещё один болт раздробил уже подползшую к ноге челюсть, и та с хлюпаньем и хрустом ушла в трясину.
— Думаешшшь ушшшёл? — разноголосицей прошипели сзади. — Не-ет... всего лишшшь пришшёл... мы долго искали тебя...
Ренина подняла голову и испуганно сжалась: ступить было некуда — разве идти по головам. Плотнее обхватила отца — места на кочке едва хватало для двоих. Как же она умудрилась добежать сюда?
Тварь впилась в сапог. Ренина пнула её, едва не взвизгнув от ужаса, и тут же тяжёлый болт перебил лапу — здесь мать никогда не промахивалась.
— Мама! — крикнула Ренина и попыталась выстучать пальцами по спине отца 'не бойся', но руки свело от ужаса. — Мама! Что делать? Тут ступить некуда! Папа не пройдёт!
— Не пройдё-ёт, не пройдё-ёт... — эхом подтвердило болото.
Талина направилась к ним, перепрыгивая с кочки на кочку — те словно возникали у неё под ногами. Головы и лапы расступались, когда она делала очередной шаг, и вновь смыкались за её спиной.
— Ну вот и встретились, — улыбнулась она, дотрагиваясь до его локтя, — как же ты так? Уж от тебя-то они должны были шарахаться с визгом...
И отпихнула каблуком очередную лапу. Она стояла по щиколотку в грязи, а он не мог даже подвинуться и уступить ей место...
— Давай попробуем выйти, — в отличие от дочери Талина была совершенно спокойна, — Ренина, ищи тропу, а я прикрою отца сзади... Не оборачивайся, Ренни, ступай за ней след в след. Начнёт засасывать — я придержу...
Ренина осторожно развернулась, стараясь не сорваться, а Талина зашла ему за спину и с силой сжала предплечья...
Дочь сделала крошечный шаг вперёд и взвизгнула, подавшись назад и едва не столкнув его с кочки — хорошо, Талина удержала.
Ему не вырваться из этого кольца — осознал он. Теперь твари стояли в полный рост и злорадно скалились. Не было ни страшно, ни противно — целители видят и не такое — пугал ужас дочери.
— Плохо, — выглянула Талина у него из-за спины. — Застрянем мы здесь. Но ты не бойся — пока мы с тобой, тебе ничего не грозит. Как-нибудь выберемся... потихоньку. Ренина, давай поменяемся — я пойду вперёд, ты страхуешь сзади...
Они поменялись местами. Но ничего не получилось. Сколько ни расталкивала Талина нижних, те не поддавались: качались, сминались, падали под арбалетными болтами, растекались мутными лужами — но с места не двигались... и смеялись — тихо, шелестящее, сыто.
— Мама! — не выдержала Ренина. — Я позову Роксану! Мама, подожди, я мигом!
Хохот стоящих вокруг тварей был ей ответом.
— Не надо... Роксану, — онемевшими губами выдавил Гозрений, — не... надо...
— Почему? — искренне удивилась дочь. — Папа, она тебя выведет! Она... она иногда сразу нескольких выводит... она... папа? Она найдёт дорогу, она никогда не ошибается... Я позову... она должна услышать... папа?
Болото вокруг булькало и плескало вонючей жижей, заходясь от хохота. Казалось, даже вылетающие из него конечности корчатся от смеха.
— Давай, — мужчина возник на чьей-то угодливо прогнувшейся спине. — Зови.
Он не был ни страшен, ни уродлив. Никакой — прилизанные с проседью волосы, чисто выбритые щёки, серая рубашка и серые штаны.
— Зови-зови, — довольно усмехнулся нижний, — вот и проверим, всегда ли госпожа Роксана вытаскивает заблудившихся. Зовите хором! Либо вытащит, либо столкнёт к нам, либо развернётся и уйдёт. Хотите проверить?
— Если столкнёт, — возразила Ренина, — вы бы сами её позвали. Чего ж не зовёте? Боитесь?
— Зачем? — равнодушно пожал плечами ловец. — Он всё равно никуда от нас не убежит. Хочешь — зови сама. Только учти, что это Роксана сначала завела твоего отца сюда, потом заколола его мечом в спину и вслед за этим преспокойно отрубила ему голову. Там, внизу.
Гозрений непроизвольно схватился за шею.
— Лично отрубила, — продолжил нижний. — Мечом. И не поморщилась. Не тем мечом, что ты думаешь, потому что по милости твоего папочки её любовничек на тот момент был отсюда слишком далеко. А если учесть, что твоя дражайшая мамочка совсем недавно собиралась ещё и пристрелить его из арбалета, а Роксана за своего сожителя голову любому не то что отрубит, а голыми руками оторвёт и откусит, то посмотрим, поможет ли она вам. Зови.
