— Не пугай меня, — мальчишка чуть замялся и подался вперёд, — я тебя не боюсь. Я видел нижних. А кто видел нижних — тот уже ничего не боится. Я не разведённый супруг, но я мог бы им быть. Если б не ты. И я отец. У тебя будут другие дети, и Ренина поймёт, что ты любишь её меньше. А я всегда буду любить её, я всегда буду защищать её, разве она не имеет на это права? Я не уйду отсюда, пока ты не разрешишь мне воспитывать дочь. Можешь позвать стражу — пусть меня выволокут. Но рано или поздно она вырастет и узнает, как ты поступил.
Щенок вцепился в подлокотники, явно рассчитывая сопротивляться вытаскивающим его стражникам. Что ж, по крайней мере — не трус. Конечно не трус — на его счету Сандел Майр. А Ренина... — "неужели она так любила его, что назвала дочь в честь отца?" — она ведь и правда вырастет...
— Талина может быть против, — почти спокойно сказал Дерек.
— Не надо, — маг попытался скривиться презрительно, но получилось весьма жалко, — она поступит так, как ты скажешь... Ты убедишь её в чём угодно.
Хотелось бы думать, что он прав.
— А если наоборот? — очень серьёзно предложил владыка, надеясь, что амулет скрывает запах. — Два дня в полдюжиницы воспитываем мы, а четыре — ты? Ну и кормишь-одеваешь, соответственно.
Парень растерялся. Правильно, правильно, подумай, сопляк, что можешь дать дочери ты, и что — владыка. И во что превратится твоя учёба и карьера, если тебе на шею посадят ребёнка.
— Хорошо, — потерянно сказал мальчишка после долгого молчания, — можно и так... а ты не шутишь?
— Шучу, — согласился Дерек, — я прекрасно понимаю, что ты и два-то дня в полудюжиницу с трудом потянешь сидеть с ребёнком. От занятий и работы тебя никто не освободит. И ещё: узнаю, что ты хоть одно слово против меня ей сказал — убить не убью, но дочь больше не увидишь. Да, и тебе придётся смириться с присутствием телохранителей. Жильё найти достойное. И никаких встреч с Талиной — Дагор отдаёт ребёнка, Дагор и забирает. Всё ясно?
Осталось убедить Талину. Зато теперь он почти уверен, что у неё был только один любовник, можно немного успокоиться. Правда, картинки перед глазами не стали от этого менее ужасными, наоборот, они обрели подробности, от которых хотелось взвыть и пристукнуть мага на месте.
— Обещаю, — произнёс посетитель, — что никогда и ни при каких обстоятельствах не скажу дочери про тебя или Талину ни одного плохого слова. Когда я могу увидеть девочку, и как мне проходить во дворец, чтобы я смог забирать её? Ты выдашь мне пропуск?
— Боишься, что я выпровожу тебя отсюда, и прикажу больше не пускать? — поинтересовался Дерек. — Я могу и не приказывать — охрана и сама не пустит, а я просто случайно забуду...
"Такое забудешь..."
Маг засопел.
— Не волнуйся, я не отказываюсь от своих слов: сегодня поговорю с Талиной, завтра подберу ещё телохранителей, дня три-четыре уйдёт на проверку тебя, твоих знакомых и так далее, вот как раз через четыре дня и заберёшь. Я выдам тебе пропуск к главе службы безопасности господину Дагору, с ним дальше и будешь иметь дело. Через два дня придёшь и уточнишь, где и когда я тебе передам дочь — первые несколько раз я сам её тебе отдавать и забирать буду.
Похоже, студент ему не слишком поверил. Он не спешил уходить — боялся, что второго шанса добраться до владыки не будет.
— Слово владыки и слово Аледера, — вздохнул Дерек, — ты должен был слышать, что светлые владыки слов не нарушают. Впрочем, моё слово Аледера ничуть не менее надёжно.
"Просто здесь об этом не знают..."
Он выдал магу пропуск, и тот ушёл, так до конца и не поверив Дереку.
* * *
* *
Вот всё и решилось — вздохнула Талина. К лучшему, надо надеяться — к лучшему. Во всяком случае, ей больше не надо мучиться вопросом — написать ли Ренни, что у него родилась дочь. Не надо разрываться между обычаями дома и обычаями живущих под небом. Не надо откладывать. Она всё тянула — пусть Ренина подрастёт, вот тогда...тогда она их познакомит. И Дерек — Талина невольно потянулась к нему — он понял. Смотрит на неё так вопросительно и сочувственно... Всё не так страшно — она сама жила с отцом. Телохранители не выпустят Ренину из виду, а Ренни — маг и целитель, и в любом случае родной отец надёжнее, чем нянька. Пусть... плохо ребёнку с ним не будет. Может, хоть топать ногами и кусаться перестанет...
— Дерек, — сказала она, — он очень молод, и, наверно, не очень богат, но... он хороший человек, правда. Ты поступил правильно, ведь агенты не выпустят её из вида? И ей ничего не угрожает?
Он смотрел на неё так странно — никогда раньше не видела она у него такого взгляда...
— Ты любила его? — Дерек знал, что никогда больше не наберётся наглости задать ей вопросы. — У тебя был... кто-то ещё?
— Я не любила его, — грустно сказала Талина, — мне было его очень жаль. Я просто не думала, что мы оттуда выберемся, и мне было всё равно. И у меня больше никого не было, правда...
— А почему ты назвала Ренину именно так? — не выдержал Дерек.
— У нас так принято, — пожала плечами Талина, — это было всё, что я могла для него сделать... мне было его очень жаль, правда... он ведь остался в Путаре совсем один... ты что... ревнуешь?
— Да, — Дерек прижал её к себе, — безумно. Но это пройдёт.
Через четыре дня он передал Гозрению на руки Алеренину — она не испугалась и не заревела, а скромно и застенчиво улыбнулась. Всё-таки голос крови существует, думал Дерек, глядя вслед магу с девочкой. Телохранители шли следом.
Глава 37. Конфликт
Дом он снял новый: с большим садом, хорошим подвалом и двумя просторными комнатами на первом этаже — Хельм среди прочего высказал пожелание, чтобы ребёнок как можно больше бывал на воздухе, под небом, ссылаясь на то, что под землёй Ренина и так бегает слишком много. Тайный советник честно добавил, что это не столько пожелание владыки, сколько придворных лекарей и его собственное. Ради этого дома Гозрению пришлось выбраться в Путарь и трое суток сидеть со страдающим подагрой желчным купцом, который требовал к себе именно его. Подобные вылазки придётся повторять раз в три дюжиницы — иначе не хватит денег на обучение.
К полудню он понял, что совершил ошибку — от Ренины нельзя было отойти ни на шаг. И ещё понял, что бытовая магия — один из самых необходимых предметов для новоиспечённого отца. Хорошо, что в своё время он изучил её первым делом, боясь, что не сможет найти работу как целитель.
Штанов им дали целый ворох — и для начала он упражнялся в их непрерывном высушивании и переодевании. Потом в чистке. Ренина хохотала и брыкалась — ей нравилось, что за ней бегают. Вконец измучившись, Гозрений надел на неё одно из дюжины платьев, которые принёс специально выделенный слуга.
Бытовая магия — прекрасная вещь, но восстановить разорванные в клочья кружева не смог бы и архимаг, и, опасаясь, что с него вычтут за испорченную вещь немалой стоимости, Гозрений вернулся к штанам.
Кашей, рыбой и мясом он запасся впрок — но их Ренина есть не желала. Плевалась и размазывала по столу и рубахе. Она желала "мойока и буку". Поход к молочнице и пекарю немного её утомил, но не настолько, чтобы уснуть. Она съела булку прямо на улице, потребовала ещё, раскрошила первым же попавшимся галкам, голубям и курицам, после чего топнула ножкой и потребовала "купася". Купание владыка не только разрешил, но и одобрил — и Ренни радостно повёл дочку на реку. По дороге она обняла, погладила и перецеловала всех встречающихся на дороге собачек и кисок, и одновременно — бросила в этих же собачек и кисок, а также в куриц, гусей, лошадей и прохожих все камни, что попались под ноги. Попыталась поиграть с конскими яблоками и коровьими лепёшками, подняв истошный визг, когда он не дал ей в них изваляться, упорно норовила пнуть любого, кто зазевается или решит с ней заговорить, и умудрилась заявить двум как назло встретившимся им сокурсникам Ренни: "Тьфу! Уйди! Пйохой! Дуйак!" Наконец она нашла палку и принялась сражаться с зарослями крапивы — обожглась и разревелась. Хорошо, что папа — маг, думал Гозрений, снимая жжение. Занявшись крапивой, Ренина забыла про купание и потребовала ещё булку — лавок поблизости не оказалось, но зато удалось переодеться — под предлогом, что "такую грязную девочку не пустят к булочнику". Испачканную одежду он сложил в мешок — потом, всё потом...
Чистые штаны и рубаха привели Ренину в благодушное состояние, она забыла про булку и вновь завопила: "На йечку!"
На этот раз до речки они дошли. Он даже нашёл совсем пологий берег, где на мелководье плескалось не больше полудюжины мальчишек. Но Ренина упорно стремилась на глубину — заходила по горлышко, цеплялась за руку, и требовала: "Дайсе!" Гозрений шёл дальше, держа её за руки, а она брызгала ногами по воде. На берегу остались телохранители — и хотя Ренни казалось, что скалятся они откровенно глумливо и злорадно, он всё же надеялся, что в их присутствии никто не решится украсть одежду. А вот охраняющих девочку магов он ощутил лишь дважды — маскировочные чары были выше всяких похвал.
Он любил плавать. И плескаться в воде с ребёнком тоже было забавно. Но нельзя же сидеть в реке целый день. Когда они оба окончательно посинели, он выволок дочку на берег. На вопли Ренины из воды вынырнула сердобольная русалка, интересуясь, кто истязает ребёнка. Пришлось в спешном порядке строить на берегу замок, а потом показывать на всех птичек подряд и заговорщически шептать: "Скорей! Вон птичка! Сейчас догоним!"
Непрерывной погоней за разными пташками и бабочками ему удалось заманить её почти к дому. Гозрений никогда не думал, что вороны и голуби могут быть настолько полезны. Вот только к крыльцу они подлетать не желали, и завлечь Ренину в комнаты ему никак не удавалось. Надо было разогреть еду — а он боялся оставить дочку во дворе. При попытке же внести её в дом Ренина вновь завопила.
— Послушай, — он подавил гордость и обратился к вошедшему на участок телохранителю, — ты не присмотришь за ней немного?
Пёс недвусмысленно ухмыльнулся половиной пасти и задом пополз к забору, мотая головой.
— А где... остальные? — Гозрений всё ещё надеялся, что ему удастся уговорить хоть кого-нибудь из агентов.
Оборотень оскалился и указал носом на забор. Понятно. Не удастся.
Отчаявшийся отец уже собрался кинуть на ребёнка усыпляющее заклинание — это не вредно, но... — что ж он без магии с собственной дочерью не справится? — когда Ренина потребовала ещё булку и уснула с ней прямо на крыльце.
Он перетащил её в спальню, радуясь, что огородил кровать со всех сторон — не выберется, когда проснётся, выпил укрепляющего отвара, взял накидку и пошёл во двор.
— Пойдём, — протянул он одежду телохранителю, — поедим немного... тебе тоже не позавидуешь.
Оборотень отпираться не стал, подпоясал мантию и пошёл ужинать. Руки тряслись, когда Ренни накладывал кашу в миски.
Предстояло пережить ещё один день... Смущало, что он обещал владыке Аледеру любить её — но ничего не чувствовал, кроме желания упасть и заснуть. Гозрений налил вина себе и телохранителю, дождался, когда тот уйдёт спать на улицу, и бросился на кровать. Без сил. Без чувств. Но спать не смог — полночи подскакивал, чтобы посмотреть, нормально ли чувствует себя ребёнок.
— Ты кто? — спросила она его утром, склонив голову набок.
— Папа, — слово ему нравилось.
— Папа? — весь вид дочери выражал недоверие и недоумение.
— Да.
— Как тебя зовут, папа?
— Ренни.
— Йенни? — дочка попробовала слово на язык и вновь спросила: — Ты кто?
— Папа.
— Папа? — она всё смотрела на него, никак не в силах понять, почему он — папа.
А потом всё началось сначала — каша, не хочу, булка, речка, собачка, киска, лошадка, тьфу, плохой, дай, пойдём... Испытывая едва ли не неимоверную благодарность к мудрости владыки, он сдал ребёнка на руки Хельму вечером, а не следующим утром, — так договорились на первое время, — и был безумно счастлив, что ночь пройдёт спокойно. Приплёлся домой и рухнул. Теперь до встречи с ребёнком предстояло работать без передышек, иначе выгонят и из академии и из лечебницы... ничего... в крайнем случае вернётся в Путарь, а сюда будет телепортировать...
Все следующие дни из аудитории он бежал в библиотеку, оттуда — под купол для отработки заклинаний, а потом — на ночное дежурство в лечебницу. Ему позарез нужны были эти два свободных дня. Он боялся, что владыка передумает — владыка не передумал. И после двух дней, проведённых с дочкой, Гозрению хотелось одного — спать. Сутки, двое, трое, ещё лучше — дюжину.
Осенью Лидия впервые застала у него Ренину:
— Ты взялся подрабатывать нянькой и телохранителем? — удивилась она. — Что, с целительством совсем плохо? Говорила тебе: выбери дорогую лечебницу — сейчас бы уже нашёл богатеньких больных. В Путаре тебя вон до сих пор ждут. Может, вернёшься? Давай, у нас и проще, и жизнь дешевле. А чей ребёнок? Славненькая, но шебутная какая-то слишком. Чего она у тебя грязная такая? Зачем ты ей эти ямы рыть даёшь, родители ж в обморок свалятся... Рыжую специально подбирал? Или тебе другую не доверили? Что она там копает, её уже скоро видно не будет! А оборотни эти, они что — дополнительные телохранители? И те, которые за забором? Или это просто собаки? Вроде раньше их столько не было? Ничего себе! Богатенький папашка у девчонки! Мои бабка с дедом меньше на меня тратили! Куда ему столько — ты ж прекрасный боевик, хоть и целитель, любого по стенке размажешь, зачем столько охраны? Денег ну совсем мужику не жалко... Но он не маг, да? Маг бы тебя не нанял... или нанял?
— Это моя дочь, — ответил Ренни.
— Твоя дочь? — брови у Лидии поползли вверх. — Ты в этом уверен? Ты что, уже умеешь родство определять?
Она подбежала к яме, которую Ренина с упоением углубляла, присела и принялась разглядывать девочку.
— Похожа, — решила она наконец. — Есть что-то общее. Надо же... счастливый. А мне ещё, наверно, несколько дюжин лет дитя ждать, как бабке... Постой, это ты что — из-за неё сюда перевёлся? Ну знаешь, мог бы и сказать, я тебе что, чужая? Или думал, я ревновать буду? А кто её мать, почему я ничего не слышала? Ты что... с ней сейчас? Да не, не похоже, что я не вижу, что ли — никаких признаков женщины в доме... и телохранителей ты б нанимать не стал... Ничего себе — это она такая богатая? И не замужем? Или что, её муж тебе так запросто ребёнка отдал? Во мужик даёт, ему что, всё до русалочьего хвоста? Своих детей полно что ль? Он что, оборотень? То-то их тут навалом! Или они оба оборотни? Не, не может быть... Или ты... с ней? Я не помешаю тогда? Ренни, ты это... не особенно там... я тебя тоже хочу! Эй, Ренни, мать-то кто? А дочку как зовут? Ну что ты всё молчишь!
— Госпожа Талина, жена светлого владыки Аледера, — он давно перестал ревновать, и почти забыл Талину, но получилось почему-то всё равно сквозь зубы. А вот следующая фраза далась легко: — А нас зовут Ренина.
Помолчал и добавил:
— Юная госпожа Алеренина. Ренина.
Интересно, как светлый владыка отнёсся к этому имени?
