— Да мне всё равно, — пожал плечами Дерек.
Ильм принялся старательно изучать алмазы. Он их вертел, щупал, гладил, подносил к лампе и рассматривал на свет, обнюхивал, вздыхал, и разве что не стонал.
— Ты их ещё облобызай, — не выдержал Хельм, — как с девицей прощаешься, чтоб не сказать грубее...
Купец набрал в грудь воздуху и, наконец, решился.
— В-владыка, — умоляюще произнёс он, протягивая один из камней Дереку, — вот смотри, здесь — вот видишь — видишь? — дефект небольшой. Ты уж постарайся по нему расколоть, хорошо? Тогда из него почти два равноценных выйдет... — и бережно положил алмаз на стол.
Дерек взял камень, чтобы лучше рассмотреть изъян. Ильм весь сжался и закусил губу. Дерек вернул камень на стол и вытащил меч из ножен. Все присутствующие непроизвольно подались назад: оборотень — с ужасом, купец — со страхом, тайный — с опасением и восхищением. Дерек уже собрался было размахнуться, когда купец нервно вскрикнул:
— Погоди! Давай я его поправлю, а то он лежит дефектом поперёк удара!
— Нормально он лежит! — разозлился Дерек. — Мне виднее!
— А ты точно помнишь, как ударить должен? — купец снова схватил алмаз со стола и сунул Дереку под нос. — Вот вдоль этой линии удар должен идти, понятно? И это... не забудь мне потом стоимость компенсировать, я зачту разницу, ладно?
И слегка дрожащей рукой вновь положил алмаз на стол. Хельм хмыкнул. Дерек начал поднимать меч.
— Не-е-ет!!! — взвыл купец, хватаясь за сердце. — Стой! Гномий алмаз, с голову ящерицы! Я за него столько выложил, столько выложил! И вот так — рубить?! Я не могу на это смотреть! Хельм, ты проследи, ага?
И вылетел за дверь позади Дерека. Дерек глянул в почти чёрные глаза Хельма и опять поднял меч, примериваясь. Ударить снова не успел — снаружи послышался шум, оборотень залаял как настоящий пёс и сделал стойку на вторую дверь.
— Там кто-то есть, владыка! — прохрипел он. — Люди предателя!
Дерек перехватил меч, взялся за хлыст и шагнул чуть в сторону, а Хельм прыгнул к выходу. Прислушался. Приоткрыл... Оборотень мелькнул у него под рукой смазанной тенью. Бич задел пса за лапу, но затянуть петлю Дереку не удалось — мешал Хельм. Он ухватил пса за хвост, перекрыв Дереку возможность манёвра. Перебежчик лягнул тайного задними лапами, и в следующую секунду они оба оказались снаружи.
— Стреляй! ...! — услышал Дерек крик тайного. — Уйдёт гнида!!!
Послышался лай, ругань, свист стрелы, снова ругань...
Не побегу, решил Дерек. Кто здесь владыка? Свернул бич и положил клинок в ножны. Пусть тайный сам теперь с оборотнем разбирается.
Они остались наедине с алмазом. Кому, спрашивается, нужно, чтоб он его рубил, если все разбежались? Хотя Дереку и самому было интересно: расколется-не расколется... Дерек в четвёртый раз достал меч, примерился, прикинул силу удара... Зато никто и не мешает. Алмаз — не вампир, бить надо жёстче.
Сопротивления он не ощутил вообще. С некоторым удивлением увидел, как клинок медленно и спокойно проходит сквозь камень, словно сквозь туман, так же медленно разрезает на две части столешницу и входит в пол... здесь Дерек очнулся и остановил меч. Вложил в ножны и выглянул за дверь, где скрылись Дагор с оборотнем. Пусто. Вернулся. Стол стоял по-прежнему, никаких ощутимых изменений с ним, в отличие от алмаза, не произошло. Как будто он меч из пола и не вытаскивал. Дерек помотал головой — померещились? Нет — алмазов стало ровно два.
Дерек сел на табурет и принялся ждать своих теперь уже соратников.
— Ну что, владыка? — услышал он встревоженный голос купца, вошедшего через другую дверь. — А я за Хельмом хотел бежать, но, пока обогнул землянку... посмотрел... ну их, ещё примут за нападающего и стрелу всадят...
Про своих телохранителей он благоразумно промолчал.
— Слушай, — устало поинтересовался Дерек, — как ты охранником-то работал? При такой повышенной... осторожности?
— Нормально работал, — обиделся купец, — честно. Просто я считаю, что любой риск должен быть оправдан и хорошо оплачен. Мне за охрану очень хорошо платили. И я своим хорошо плачу, только не за то, чтоб они за чужими оборотнями гонялись. И согласись, теперь, когда открылось столько возможностей, подставляться под свою же стрелу — глупо. Обидно будет из-за пустяков не дойти до столицы. Так как там алмаз? — набрался он храбрости и шагнул к столу.
Дерек указал на свою работу. Ильм подошёл, присмотрелся... Камень распался на две части точно по указанной им линии. Дерек сделал вид, что всё нормально. Каждый день он дома алмазы подобным образом резал.
— Потрясающе! — выдохнул купец, разглядывая половинки. — Точно по дефекту! Владыка, ты огранкой алмазов заниматься не пробовал? Чтоб так распилить, гномам пара дюжиниц потребуется, а если скупать необработанные камни, и ты их потом так вот разрезать будешь... Знаешь, сколько можно сэкономить? И по деньгам и по времени? Я так понял, — добавил он, понизив голос, — у Хельма с финансами крупные проблемы — слишком долго он телепорт сюда искал, если не врёт, конечно...
Дерек мрачно уставился на купца.
— Не понял, — процедил он, — тебе кто нужен — владыка, охранник или ювелир? Ты уж определись как-нибудь.
Ильм побледнел и отвёл взгляд.
— Прости, владыка, — торопливо произнёс он, — я увлекаюсь и бываю иногда... бестактен. Конечно, мне нужен владыка. Виноват, больше не повторится.
В этот момент в дверях появился Хельм — растрепанный, перепачканный, с виднеющимися сквозь разорванную рубаху глубокими царапинами на груди и животе. Вид у него был виноватый и побитый. Ильм исподтишка взглянул на тайного и не очень удачно попытался скрыть злорадную ухмылку. Хельм угрюмо взглянул на обоих и признался:
— Прости, владыка, мы его упустили. Сейчас Корум и Ингур идут по следу. Должны догнать — две стрелы в него точно попали. Владыка, это моя оплошность, и я приму любое наказание.
Не успел Дерек открыть рот, как купец снова затараторил:
— А тебя что, вопрос, разрубил ли владыка алмаз не ...
И тут же заткнулся, поймав взгляд владыки.
— Да меня это и не интересовало, — устало махнул рукой Хельм, опускаясь на табурет. — Можно подумать, это что-то изменило бы...
И опёрся локтями на стол.
Стол рухнул, сложившись по месту разреза. От падения Хельма спасла только отменная реакция и дюжина отборных слов.
— Ничего себе, — обалдел купец, — ты и стол грохнул? Хельм, хозяину этой халупы за мебель сам платить будешь... а алмаз владыка разрезал. Хочешь посмотреть? Надо бы, кстати, теперь обговорить условия, на которых мы тебе помогаем, слышишь, владыка?
— Обговорим, — отозвался Дерек. — Хельма только перевяжем и в порядок приведём.
Глава девятая. Отъезд
— О самая прекрасная роза цветника моего, жемчужина сердца моего, солнце жизни моей, чья красота затмевает блеск всех сокровищ этого города, что тревожит тебя? Ибо чувствую я, что перестал огонь любви твоей взвиваться к небу, достигая искрами жара своего самых далёких звёзд? Неужели последние подарки от купцов заморских не порадовали мою прекрасную розу?
— Скажи мне, о великий шах, затмивший солнце своим величием, рассмотрел ли ты сегодня те документы и отчёты, что я тебе советовала?
— О прохладный родник, к которому спешат приникнуть уста мои, дабы утолить нестерпимую жажду, конечно, половину суток анализировал я подчёркнутые твоей нежнейшей рукой строки...
— И?
— О горная река, своенравная и бурлящая, что... 'И'? Что означает сей звук, который произнесли уста, со сладостью которых не сравнятся самые спелые вишни сада моего?
— Послушай, Арзим, а самый стройный кипарис в этой роще никак по-человечески разговаривать со своей прекрасной розой не может?
— О южное море, сводящее с ума глубиной и неизведанностью, что в твоём понимании по-человечески? Раньше моё бесценное сокровище не тяготилось речами моими.
— Ну что-нибудь типа: рыбка, я всё прочитал и вот что думаю... Без растительно-ювелирной дребедени. Ладно б эльф был, мелодию какую информативную на этот бред накладывал, или шифр какой, вроде: роза — да, первый визирь предатель, вишня — второй, так ведь нет, просто так воздух сотрясаешь!
— О дивная радужная форель, искрящаяся под солнечными лучами в хрустальной воде, разве можно оскорбить столь прекрасную и опасную акулу примитивной речью? Да разве б был я достоин называться великим шахом и просто мужчиной, если б позволил себе разговаривать с любимейшей и мудрейшей женой своей, не выражая к ней тех бурных чувств, которые переполняют сердце моё?
— Скорее, чресла твои... Короче — ты согласен с моими выводами?
— О да, несравненная, чей разум превосходит своей остротой лезвие меча моего, ты права — в нашем плодоносном саду завелись гусеница, поражающая цветущие деревья, и хорошо, если одна. Завтра, с наступлением утра, после того, как ты позволила бы своему кипарису выразить тебе свою любовь, намерен был я обсудить с тобой план дальнейших действий...
— Ладно, какие ещё новости собирается сообщить мне алмаз, блеском своим затмевающий... и так далее... что ещё?
— О яхонтовое ожерелье, которое переливалось вчера в ладонях моих и которым с рассветом намерен украсить я дивную шею твою, агенты с Севера доносят, будто появились слухи о появлении очередного светлого владыки? Не будет ли угрожать его приход нашему благополучию? Ведь тогда нынешнее положение вещей долго не продержится? Не может ли тёмный ринуться к нам в поисках спасения?
— Не может. Сам знаешь, между нами четыре магических кордона, именно на него и настроенные, и два моря. Но сообщать об этом не обязательно. Наоборот — стоит подумать, как наиболее эффективно использовать эти донесения в своих целях. Надуманная угроза внешнего нападения как нельзя более подходит для решения дел внутренних.
— Скажи мне, счастье жизни моей, не связан ли приход светлого владыки с тем, что в чувствах твоих ко мне наступил период зимнего покоя?
— О горный орёл, парящий над скалами — прояви сообразительность, свойственную хотя бы соколам, и подумай — где мы, и где — владыка...
— Тогда, о пантера, чья гибкость не знает пределов, скажи мне, куда активировались те телепорты, которые засекали маги во дворце твоём?
— О кобра, чей яд опаснее слов завистника, вот и спроси у них... ибо слышала я, как шептались между собой визири твои, что слишком мало времени уделяет великий шах цветнику своему, пренебрегая нераспустившимися бутонами, и всего четырёх наследников мужеского пола родили ему жёны его за то время, что изучал он тонкости политики в тенистых рощах дворца моего. А потому, думается мне, лучше будет, о тигр, стерегущий у водопоя трепетную лань, если сегодня сорвёшь ты полудюжину нераспустившихся бутонов в цветнике своём, ибо засохнут те бутоны без полива и заботы, да и ты о шипы розы своей не уколешься.
— О... эээ... да что с тобой... ты что, не знаешь, что одна ночь принадлежит одной женщине? И что должен я поднести тебе подарок, если пришёл во дворец твой и уйду, не даровав тебе ласк своих?
— А, так ты всё-таки способен нормально разговаривать? Знаю-знаю, ограничишься одним бутоном. Только выбери тот, что смотрит на тебя с восторгом, а не с ужасом. А я тут как раз вчера у ювелира Ирдарма видела перстень: сапфир с бриллиантами гномьей работы — самое оно, чтобы подарить мне за отсутствие любви великого шаха.
— О... о... ураган, обнажающий раны сердца моего, да я бы и так подарил его тебе, вместе с яхонтовым ожерельем, платиновым браслетом, бриллиантовыми колье, диадемой и серьгами изящнейшего эльфийского плетения, но... завтра слуги доставят тебе только его в утешение за то, что сейчас я уйду... Надеюсь, ничто не омрачит твоих сновидений. Или моя прекрасная роза всё-таки передумает и позволит своему солнцу согреть её лучами своими?
— Пусть мне принесут вчерашние документы — я попробую вычислить гусеницу, а заодно и донесения шпионов о делах светлого владыки. Моя ночь будет без ласк и сновидений.
— Хорошо, о пантера, вышедшая на охоту за дичью... надеюсь, что за дичью, а не за призраком сокровищ, которые затмевают блеск казны моей. Я ухожу в цветник мой, в котором все нераспустившиеся и распустившиеся бутоны не стоят и одного лепестка прекрасной капризной розы, столь бесцеремонно предпочитающей государственные дела ласкам великого шаха.
— Ну вот и что ты за мужчина? Даже дверью хлопнуть не можешь...
* * *
* *
Свет удалось сэкономить — дорога уходила вниз широкой спиралью, и звук отражался от стен безо всяких помех, создавая чёткую картину пространства. Они по-прежнему касались пальцами стен в надежде ощутить указатель. Пусть даже чужой.
— Ренни, — вопрос застал его врасплох, — что такое алтарь?
Он запыхтел. И испугался звука своего дыхания. И запыхтел ещё сильнее. А она ждала ответа.
— Это место, где приносят жертвы, — фраза прозвучала заученно, как ответ на уроке.
— Жертвы? — не поняла она. — Это как?
Ренни продолжал мучительно сопеть.
— Это... когда убивают животное... или людей, чтобы... ну... кто-то, для кого их убивают, дал убийцам что-то взамен...
— Не поняла, — созналась Талина, — зачем кому-то это нужно... и вообще... откуда он об этом узнает, ну... что ему жертву принесли? И ты откуда знаешь? Это что-то магическое?
Ренни шмыгал носом. Изменившийся ритм дыхания и запах наверняка выдавали его страх. Хотел успокоиться с помощью простенького заклинания и не смог его вспомнить. Но ведь Талина же не станет презирать его за трусость?
— Скорее, магическое, — попытался он внятно изложить и насколько можно смягчить прочитанное по истории магии. — Это было под небом, когда нижние ещё могли выходить из-под гор... Считалось, что убийство живого существа может принести... ну удачу, богатство там... Если моллюсков или рыбу не съесть, а отдать нижним, то они тебя не тронут... На самом деле всё было не совсем так — больше всего им нравилось, когда убивают людей... и чтоб только для них... некоторые считали, что и верхним это тоже нравится, им тоже жертвы приносили, но редко — верхних-то никто не видел, а нижние — вот они. Потом... нижние ушли с поверхности, и люди наверху вроде бы про них почти забыли... или кто-то заставил их забыть... ну так пишут... Предания ещё говорят, верхние вмешались — им вообще никакие жертвы не нравились, ни себе, ни уж тем более нижним... но... все наши учёные сходятся на том, что наш мир, ну, который весь, и под небом тоже... — он почти нижний, и очень сомнительно, чтобы кто-то нам помогал... А у нас жертвы изначально были запрещены — потому что... они действовали наоборот. Тот, кто приносил жертву, не мог спокойно пройти мимо нижнего — ловец забирал его независимо от согласия... Так пишут. И вроде как у нас запретили говорить и писать об этом... А маги помнят и преподают — некромантия вся на подобном принципе построена, хотя можно и своей кровью расплачиваться... а можно и жизнью животного... но лучше всего она работает, если убить человека, причём младенца или девственницу. Поэтому у нас некромантию учат, но... скорее, чтобы защищаться... вот так примерно... я тебе, в общем, тайные сведения сейчас изложил, ты про жертвы не ляпни где-нибудь... ещё додумается кто-нибудь проверить...
