Вэру тоже охотно включился в веселую суматоху. У него кружилась голова от мелькания разноцветно одетых тел, стен, шахт, люков, поворотов, выходов...
Вылетев в центральную шахту корабля, Анмай помчался вверх. Добравшись до жилых помещений второго отсека он свернул в горизонтальный туннель, и, с трудом ориентируясь по настенным указателям, выбрался в коридор, впрочем, не совсем обычный. Голый, сиренево блестевший металл наклоненных наружу ребристых стен исчезал наверху в толще светового поля, словно растворяясь в его бездонном сумеречном сиянии, — это создавало ощущение беспредельного пространства. В стены углублялись двери жилых комнат. Найдя свою, Анмай положил ладонь на светящийся квадрат сбоку от двери. Та со слабым свистом скользнула вбок. Они вошли.
Хьютай осмотрелась. Помещение в точности повторяло их дом, включая окна, — в них нельзя было лишь вылезти. Она с усмешкой коснулась весма. Окна погасли, наполнившись звездной чернотой, потолки взвились вверх, растворившись в сумеречном свете. Комната сразу приняла "космический" вид.
Прибыв на место, они растерянно замерли, — их присутствие не требовалось нигде. Интеллектронные компьютеры корабля не нуждались ни в каких указаниях экипажа. Это было уже тысячелетиями привычным для жителей Файау. Что бы ни происходило, но пока звездолет не достигал цели, время пассажиров принадлежало лишь им самим, ибо управление кораблем было неизмеримо выше их возможностей.
Хьютай до предела усилила циркуляцию воздуха. В каюту ворвался прохладный ветер, пахнущий свежестью и ночью. Здесь было тихо, и лишь неведомо откуда, на пределе слышимости, доносилось слабое гудение, — пульс механизмов, занимавших девять десятых объема корабля.
— Раз нам нечем тут заняться, может, займемся друг другом? — Вэру искоса посмотрел на подругу.
Хьютай фыркнула.
— Ты ещё никогда не предлагал мне заняться любовью от скуки! Свободная и беспечная жизнь испортила тебя, Анмай! Я пойду лучше осмотрю корабль, — а ты отдохни и подумай над тем, что я тебе сказала. Ладно?
Вэру кивнул. Хьютай исчезла за дверью. Он сел на постель, потом растянулся на её белой пушистой поверхности, погрузившись в невеселые раздумья.
Разница между его родным временем и этим фантастическим будущим была всё же очень велика. Лишь напрягая все силы, он смог включиться в эту жизнь на равных. А сейчас он участвует в межзвездной экспедиции, — опасном, несмотря на все предосторожности, предприятии. За два тысячелетия межзвездных полетов около половины всех кораблей Файау, — огромных светоносных крепостей, — погибло или просто исчезло без следа. Потери в экипажах были обычны. Бывало и так, что возвращался пустой звездолет, без экипажа. В межзвездном полете, где обычны не-пространственные прыжки, нарушающие вроде бы незыблемые законы природы, очень многие файа выходили за пределы психической выносливости. Поэтому слова Хьютай о том, что за эти два месяца его воля ослабла, очень его встревожили.
Анмай вскочил. Превратив часть стены в зеркало, он с минуту изучал своё лицо, ища следы замеченной подругой слабости. Однако широколобое, широкоглазое лицо бывшего Единого Правителя было просто недовольным и хмурым.
Он шире раскрыл глаза, пытаясь изобразить испуг, — вышло довольно забавно. Анмай усмехнулся, погасил свет, и, скинув одежду, вновь растянулся на постели, расслабив мышцы и глядя в потолок, в бездну синевато тлевшего, едва заметно мерцающего поля. Несмотря на все предстоящие опасности — а, скорее, именно благодаря им, ему было сейчас очень хорошо, — как в те минуты, когда их с Хьютай желание исчезало, уступая место томной, ленивой усталости...
Он лежал неподвижно, закинув руки за голову, широко открыв глаза. Когда прошло уже часа три, весм издал слабый, торжественный звон — весь экипаж собрался на борту. Пора было отправляться.
Анмай натянул традиционную одежду звездолетчиков Файау, — серый свободный комбинезон с накладными карманами. Он осторожно надел на свою лохматую гриву серебряный обруч. На лбу он расширялся, и там сверкала инкрустация — глаз, неотличимо похожий на настоящий, только больше и с бриллиантовым зрачком. Его ресницы расходились надо лбом кинжальными остриями.
Он поправил обруч так, чтобы третий глаз был точно над переносицей, тронул маленькую десятилучевую золотую звезду чуть ниже левого плеча. Потом с усмешкой взглянул на свои босые ноги и вышел из комнаты. Дошагав до конца коридора, он прыгнул в транспортную трубу. В неё были встроены генераторы силового поля, управляемые весмом, — так же, как в поясе.
На сей раз, он поднимался до тех пор, пока не спрыгнул на кольцевой балкон на самом верху центрального ствола. Миновав раздвижные ворота, он вошел в один из радиальных туннелей-пандусов, где слабый зеленоватый свет мембранных полей едва отблескивал на темном металле, и поднялся в главную рубку корабля.
Колоссальное куполовидное помещение освещали лишь огромные шестиугольные экраны, утопленные в углубления сетчатой конструкции из гигантских стальных балок. Низкие пульты расходились концентрическими кругами. У них сидела масса файа, тихо переговариваясь и отдавая негромкие приказы. Но их тут собрались тысячи, и в зале висел глухой гвалт.
Анмай молча сел на своё место, но не прикасался к приборам. Он знал, что всё это колоссальное сооружение — лишь огромная игрушка для экипажа. На деле файа могли лишь высказывать пожелания, с которыми управляющие кораблем компьютеры могли и не согласиться. Впрочем, возможная разница мнений лежала скорее в плоскости конфликта отцов и детей, чем в какой-то иной.
Анмай усмехнулся, вспомнив, что никакого искусственного интеллекта на борту "Астрофайры" нет, — напротив, ей управлял разум тысяч лучших сыновей и дочерей Файау, слитый воедино...
Его размышления прервал мягкий голос невидимого командного центра корабля.
— Внимание. Через пятнадцать секунд будут запущены разгонные двигатели. Всем занять свои места. Внимание! Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Ноль!
Анмай ощутил, как под ногами содрогнулась палуба. Затем его вдавило в кресло.
Старт такого корабля, как "Астрофайра", представлял собой опасную операцию. В отличии от легких космолетов, она не имела ионных маневровых двигателей. Основным требованием к двигателям звездолетов была экономичность, и борт корабля не мог покинуть ни один атом, не превращенный предварительно в излучение.
Но "Астрофайра" была настоящим колоссом весом в восемь триллионов тонн. Её объем составлял 2250 кубических километров, из которых лишь 225 приходились на обитаемые помещения. На своих 2500 жилых палубах она несла больше 80 миллионов файа. Это был целый кочующий мир, ничуть не уступавший населенной планете. И, хотя двигатели полностью использовали потенциальную энергию вещества, превращая его в излучение, для того, чтобы разгонять такую массу, даже с обычным ускорением в 1 "G", нужна была колоссальная энергия.
Поглощая каждую секунду больше 250 000 тонн вещества, магнитно-монопольные аннигиляторы превращали его в гамма-излучение мощностью 2,3 х 10^22 КВт, что равнялось мощности излучения звезды, пусть и маленькой — красного карлика, и было всего лишь в шестнадцать раз меньшей стандартной солнечной светимости. Если бы это излучение лишь прикоснулось к Новой Файау, её поверхность мгновенно превратилась бы в плазму.
Пилоты начали расходиться. Лишь самые упорные наблюдали, как медленно уплывают назад Верфи. Анмай не принадлежал к их числу. Он знал, что любоваться видами Вселенной можно и из окна своей каюты.
..............................................................................................
Хотя прыжки в не-пространстве были мгновенны, сами путешествия занимали много времени. "Астрофайра" разгонялась непрерывно тридцать пять дней, пока не достигла десятой части скорости света. С такой скоростью ей предстояло лететь ещё полгода, пока она не отдалится от Первичного Мира на триста миллиардов миль. Лишь на таком расстоянии она могла войти в не-пространство, не причинив вреда своей родине.
Всё это время Анмай учился и знакомился с огромным кораблем, — что, впрочем, было одно и то же. Хотя за пятнадцать минут он мог пролететь из конца в конец весь звездолет, в нем был почти миллиард помещений. Нечего было и думать обойти их все или познакомиться со всеми 80 миллионами членов экипажа "Астрофайры", — большинство их никогда даже не видело друг друга.
Во время полета на корабле шла та же мирная жизнь, что и на самом Первичном Мире. Файа занялись тем же, чем занимались, собственно, всегда, — ходили в гости, общались и работали с бортовыми библиотеками корабля, узнавая что-то новое, — когда им этого хотелось.
Несмотря на молодость, все они имели куда более обширные знания, чем Вэру, хотя и весьма беспорядочные. Считавшаяся желательной учеба занимала лишь малую часть их времени. Остальную они заполняли физическими упражнениями (каковые сводились, по преимуществу, к плаванию), бездельничали или пребывали в мечтах. Многие их занятия были Вэру совершенно непонятны, например чиннамак.
Чиннамак были зеркальными кубиками размером с ноготь. Под определенным углом на них становились видны яркие, поразительно красивые многоцветные узоры или различные сценки, тоже очень красиво нарисованные. Они никогда не повторялись. Файа собирали из чиннамак мозаики, иногда достигавшие устрашающих размеров. Это не могло быть искусством, так как чиннамак занимались едва ли не все поголовно.
Насколько Вэру смог понять, это было подготовкой к жизни в виртуальном мире — после физической смерти. Файа готовились к ней едва ли не с рождения. Полноценная личность содержала в себе колоссальный объем информации, — а объем виртуальной вселенной Файау был далеко не беспределен. Несмотря на громадную мощность гиперкомпьютеров, сознание каждого файа занимало в ней довольно ограниченный объем. Располагая чиннамак в определенном порядке, файа приобретали какие-то навыки, помогавшие расширить его — за чужой счет. Но вот как — Анмай не представлял. Он не знал правил, по которым строились мозаики, — видимо, каждый составлял их для себя сам, — и при одном взгляде на них у него начинала кружиться голова. Если он пытался пересилить себя, к головокружению присоединялась ещё и боль. Его сознание было просто не в силах ухватить такое количество образов, и он не представлял, как можно заниматься этим по много часов подряд.
Именно здесь вся пропасть разделивших их времен проявлялась внезапно с ужасающей очевидностью: то, что для него казалось бессмысленным, непонятным и даже мучительным, для жителей Файау было привычным с детства и даже увлекательным. Утратив всякую надежду разобраться в чиннамак, Анмай часами просиживал перед цветной трехмерной моделью звездолета, всматриваясь в неё, пока его голова вновь не начинала кружиться от немыслимо сложного сплетения линий.
Первые звездолеты Файау были лишь улучшенными копиями "Фамайа". Позднее появилось много разновидностей автономных кораблей-миров. Самым удачным оказался корабль типа "Укавэйра". Именно он стал основным в Союзе Файау. "Астрофайра" была ничем не примечательным кораблем, типичным в этой серии.
Не только внешне, но и функционально звездолеты типа "Укавэйра" делились на восемь основных отсеков. Четыре нижних, составлявших семь восьмых всего объема корабля, были обычно недоступны для файа, наглухо отделенные броневыми перекрытиями.
Восьмой, самый большой отсек, занимали двигательные установки, — разгонные на днище и маневровые на боковых плоскостях. Их конструкция была необычайно сложной. Сами двигатели состояли из магнитных решеток, запертые в которых монополи поглощали струи плазмы, превращая её в гамма-излучение. С помощью сверхплотных нейтридных зеркал, укрепленных силовыми полями, оно фокусировалось в узкий луч, подобный лучу лазера, — малейшее отклонение от оси вело к громадным потерям тяги. Там же располагались излучатели и магнитные устройства, с помощью которых пополнялся запас массы. "Астрофайра" могла и напрямую поглощать плазму звезд, зависнув в их фотосфере, и разрушать астероиды, превращая их в плазму и всасывая её через магнитные ловушки. Но самой сложной была система охлаждения, — хитроумная сеть нейтридных плазмопроводов, способная работать при миллионах градусов и сбрасывать объем тепла, способный вмиг испарить весь корабль.
Седьмой отсек целиком занимал Эвергет и его вспомогательные устройства. Он же служил хранилищем энергии — она запасалась, в сущности, простым нагревом его анизотропно-сверхжидкостного ядра. Энергия, эквивалентная миллиардам тонн массы, всегда готова была вырваться в момент необходимости. Одновременно это была и "фабрика частиц", способная производить почти любые их виды, — вплоть до магнитных монополей, необходимых всюду. Эти частицы были катализаторами превращения массы в энергию и могли применяться в устройствах любого размера. Они имели и много других, столь же уникальных и замечательных свойств.
Здесь было сердце всего корабля. Эвергет был не только устройством, позволявшим пробить световой барьер и перемещаться в не-пространстве, но и главной энергетической установкой, питавшей весь звездолет, когда его двигатели молчали. Одновременно это было и главное оружие корабля, и средство связи. Йалис был заметен на огромных расстояниях, особенно если он концентрировался в узком пучке. Для него не существовало ограничений в скорости. В качестве же оружия Эвергету не могло противостоять ничто — кроме другого Эвергета. Он мгновенно поражал цели за триллионы миль, — если её координаты известны. Он мог даже взорвать звезду — совсем немного подняв в ней уровень сильного взаимодействия и превратив водород в термоядерную взрывчатку, хотя это заняло бы месяцы.
Файа давно поняли, что управление такой мощью нельзя доверять слабым рукам живых существ. К счастью, даже самый маленький Эвергет без необходимого "обвеса" был размером метров в сто. Для защиты на каждый приходилось ставить полноценный ИИ и защитные эффекторы, так что удержать их от действий в СВОИХ интересах не мог никто, — собственно, так Файау и перешла в интеллектронную фазу. Машины могли благосклонно внимать или НЕ внимать просьбам живущих. С этого и началась матричная система, — сначала бессмертие для единиц, потом для тысяч, потом, в принципе, — для всех. Вопрос был лишь во времени и в сохранении стабильности общества. Всего лет через двести после создания технология матриц стала общедоступной. Но до сих пор Эвергеты ставили лишь на корабли размером не меньше "Товии". "Верхнего предела" не было, но установки диаметром больше ста миль не могли прыгать в не-пространстве, — прыжок всей массы уже нельзя было синхронизировать.
Эвергет также превращал материю в поля, невоспроизводимые в нормальных физических условиях. Например, он одновременно был сидератором, — машиной, создающей искусственное поле тяжести, когда корабль шел без ускорения. Вэру лишь оставалось удивляться, к каким сложностям приводит исполнение прихотей живых файа. Впрочем, сидераторы могли применяться не только для этого...
