— "Астрофайры" больше нет, по крайней мере здесь. Никто из её собратьев не сможет проникнуть сюда. Не-переходы в Линзу блокированы, очень надежно. Файау вряд ли станет на нас нападать, потому, что теперь это довольно затруднительно. Мы не сможем спасти органическую жизнь в других частях Вселенной, но здесь Сверх-Эвергет сможет защитить её. А мы и остальные обитатели Линзы начнем сами строить свою судьбу. Я восстановил подачу энергии к Солнцам и силовым башням. Ни долгих ночей, ни вторжений в соседние сектора больше не будет. Они смогут общаться... по радио, мирно. Войн, по крайней мере, между секторами, тоже больше не будет. Хотя я больше не хочу сливаться с управляющей сутью, я могу связаться с ней в любой момент, — он тронул окружавшие его уши кольца "Тайат". — Мы победили, но должны жить и умереть здесь. Или не умереть. В управляющей сути Линзы есть место для многих сознаний. Мы бессмертны.
— Но почему обязательно здесь? — Хьютай показала на парящую в полумиле "Товию". — В ней есть матричный центр и Эвергет. Мы можем отправиться куда угодно.
— Можем. Но не сейчас. У нас ещё много работы.
Вэру посмотрел на "Товию".
— Кстати, где остальные файа? И где мой двойник?
— Их нет. Когда "Астрофайра" освободила "Товию", она забрала их с собой.
— Забрала?..
— Убила. В каждом весме есть маленький аннигилятор, источник питания. При отключении связи его можно дистанционно взорвать, чтобы сохранить непрерывность сознания. Их тела превратились в пепел, сознания ушли на "Астрофайру", а потом она... что с ней стало?
— Не знаю. Возможно, она в пустоте, в бездне световых лет, без всяких ориентиров. А может, её уже нет, она достигла предела — Стены. Я не хотел бы такого исхода. Ведь она могла... забрать тебя с собой, но не сделала этого.
— В самом деле... — Хьютай растерянно потрогала браслет. — Но тогда он лежал у меня в кармане скафандра, и, наверно, не действовал. А когда ты... твоё подобие взорвалось, превратилось в прах, я очень испугалась. Хотя он и был лишним, мне его жаль. Но теперь ты единственный.
— А что произошло, когда вы оказались внутри "Товии"?
Хьютай пожала плечами.
— Ничего. Мы проскочили в ворота, сели, но попасть в рубку не смогли. Все двери в корабле автоматически закрылись. Они из субстали, и лазер их не берет. Гамма-контур мы не использовали. На близком расстоянии и в закрытом помещении его радиация была бы смертельна.
— Другие файа не пытались вам помешать?
— Нет. Мы их даже не видели.
— Вы не пытались повредить системы подачи энергии и управления орудиями?
— Пытались. Но не смогли до них добраться. Они очень хорошо защищены.
— "Товия" получила повреждения?
— Незначительные. Сейчас ремонтная система уже должна их устранить.
— Но что вы там делали?
— Ничего. Нас заперло в туннеле возле главной рубки. Мы пытались выбраться, а потом... ты... он вдруг взорвался и двери открылись.
— Предупреждения не было?
— Нет. Он просто взорвался, а я, когда опомнилась, отправилась искать тебя. Я ходила посмотреть, что с остальными, но они все тоже... пепел.
— Значит, мы остались здесь одни, если не считать Айэта и Юваны.
Хьютай с интересом посмотрела на них, они — на неё. Она была такой же рослой и ладно сложенной, как и Анмай, но гибче, ещё красивей, с роскошными волосами до бедер. Айэт бездумно любовался ей. Красивое лицо Вэру лишь оттеняло её лицо, похожее, но столь прекрасное, что описать его обычными словами он не мог. В её присутствии всё остальное казалось юноше несколько смутным.
Пару минут все четверо молча смотрели друг на друга. Потом Анмай встал сразу за спиной любимой и обнял её. Она откинула голову назад, на его плечо. Лицо Вэру светилось счастьем, настоящим счастьем великой любви. Незачем было вспоминать, что это его законная супруга и единственная женщина, которую он знал. Всё это светилось в его глазах.
Ювана взглянула на Хьютай, потом на Вэру и вдруг смутилась. Она ничего не сказала, но Хьютай поняла её.
— Она хотела заменить тебе меня? — тихо спросила она.
Вэру кивнул. Хьютай так взглянула на девушку, что та подумала, — не будь рядом с ней Айэта, её жизнь окончилась бы тут же. Но, взглянув в насмешливые глаза Хьютай, она увидела, что та не держит на неё зла... уже.
Они учтиво познакомились и через минуту уже болтали, словно дети. Айэт вдруг опрокинулся на спину, брыкнув босыми ногами.
— Что с тобой? — испуганно спросил Вэру.
— Я умираю от голода, — заявил юноша, не открывая глаз. — Наверное, прямо сейчас и умру.
— В самом деле, — Анмай спохватился. — Мы уже больше суток не ели. На "Товии" есть еда?
Хьютай фыркнула и пошла к скиммеру. Тот устремился к "Товии" и вернулся через несколько минут. Хьютай выбралась из него, потом с усилием извлекла большой поднос, уставленный разнообразной снедью.
Забыв обо всем, они устроились вокруг него. Анмай заметил, что Айэт ест очень медленно, стараясь не показать Хьютай, насколько он голоден. Красивый рот Юваны, напротив, работал словно дробилка, но при том, это получалось у неё на удивление естественно...
Насытившись, Вэру начал рассказывать Хьютай обо всём, что случилось за бесконечно долгий год их разлуки. Иногда его историю дополнял и пояснял Айэт, иногда — Ювана. Хьютай слушала молча, с печальными глазами. Ей рассказать было нечего. Шесть месяцев, прожитых на борту "Астрофайры", сейчас казались ей тяжелым сном. На миг ей показалось, что всё случившееся — тоже сон, и она сидит в подземелье Цитадели, слушая самые первые из странных и пугающих рассказов Анмая. Тот говорил несколько часов. Его живо блестевшие глаза то встречались с глазами Хьютай, то устремлялись на медлительное мерцание Сверх-Эвергета. Дойдя до своего слияния с всесильной машиной, он сбился и замолчал.
— Боюсь, что это сложно передать словами, невозможно даже описать. Невозможно понять ощущения, порожденные разумом, в миллион раз более мощным. Я сам почти не помню этого. Но кое-что всё же осталось в моей бедной голове...
Он помолчал, задумчиво глядя вверх.
— Я обращался к памяти машины... ненадолго. Но в те короткие мгновения я понял, что как бы ни были велики Мэйат, строители Линзы, они не имели ничего общего с человеком, файа, или любыми известными нам разумными существами. Они... верили, что жизнь после смерти существует, но на той её стороне нет ничего, что придумали слабые люди — ни рая, ни ада, ни Бога. Только бессмертные души... но их бессмертие фальшиво. Там царят законы джунглей, и сильный поедает слабейшего, делая его разум своей частью. Единственное спасение от этой второй смерти, — вернуться сюда, в наш мир... или начать пожирать самому и стать... Зверем. Это не просто фантазии. Такой была открытая им Реальность...
Изначально Мэйат не были такими, но их путь увел их и от привычного нам облика, и от понимания. Они ушли далеко, очень далеко... Они просто бросили Линзу, свои миры, свою Вселенную, словно не нужные выросшему ребенку игрушки, и ушли в иные, не представимые нам формы бытия. Это была одна из величайших цивилизаций Вселенной. Но она не единственная в своем роде. И Линза тоже не единственная. Таких сооружений много, и многие из них очень стары. Некоторые из них могут поместиться внутри Линзы и вращаться вместе с её планетами, но другие намного больше её. Самое крупное — диск диаметром в восемьдесят световых лет, поглотивший массу целой галактики. Не знаю, существует ли он сейчас, но построившие всё это, — он повел рукой вокруг, — ушли. Они не погибли, не вымерли, а ушли дальше...
Но что должно стать следующей ступенью на этой бесконечной лестнице?.. Ведь Линза для них была лишь лабораторией, где моделировали развитие различных форм жизни. Но большинство астроинженерных сооружений, не-планет, предназначены совсем для другого. Иногда это жилые миры, невообразимые города в космической пустоте. Иногда — заводы и верфи, наподобие Верфей Файау. А некоторые... это крепости, базы, фишки Великой Игры, которая ведется уже семь миллиардов лет. Там установлены машины, изменяющие сущность мироздания — вроде этой, только неизмеримо мощнее и больше. Там есть даже машины четвертого порядка, только... они не подчиняются Файау... никому. Есть не-планеты, где изучается эволюция, развитие, вообще процессы, идущие в условиях другой физики. Например, с другим зарядом электрона, с другой скоростью света, с другими физическими постоянными. Это очень интересно, но чудовищно. Здесь жизнь породила немало чудовищных форм, но там... — он помолчал.
— Впрочем, здесь тоже есть всякое. Например существа, которые не развились здесь в процессе эволюции, а завезены Мэйат с великих и древних планет... существа, способные расти даже после своей смерти. Помните, мы долго летели над лесами, в которых не было ничего разумного, кроме тех животных-цветов диаметром в полвэйда? Это триниции, особый тип животных-хищников. Они подманивают свои жертвы, выпуская в воздух наркотический газ, светом, звуком, даже... даже телепатически. Хотя мышление — скорее биохимический процесс, чем электрофизический, они могут влиять на него, используя вирус связи Мэйат, и как средство управления, и по прямому назначению, для себя. К счастью, чем выше интеллект жертвы, тем хуже она поддается воздействию. Но и сами триниции разумны и говорят друг с другом... таким же образом. Мэйат держали их в особом резервате, но они вырвались на свободу. И теперь на миллиардах квадратных миль не осталось ничего разумного, ничего, кроме них. Но в других не-планетах...
Есть одна, в общем похожая на эту. Но вся её поверхность — океан глубиной в тысячи миль. Его воды настолько пропитаны жизнью, что похожи на бульон. Но это мир беспрерывного взаимного пожирания, мир чудовищных паразитов, там их несколько порядков, одни паразитируют на других... Там есть и разум, хотя там он может лишь страдать... И жизнь может быть разной. Вы видели здесь разумные машины, образующие свою "технобиоту". В других не-планетах тоже есть такие. Когда Мэйат ушли, они бросили свои творения на произвол судьбы. Те продолжали развиваться во мраке чудовищных конструкций, погруженных в тишину и холод, — миллиард лет, без контроля и цели. Некоторые из этих творений были живыми, некоторые — нет. Впрочем, это неверно. Жизнь — это всегда жизнь, независимо от материала. Но есть и такие, неживые, которые развились в условиях, смертельных для любого живого существа. И в одном из их миров наконец родилось то, что однажды принесет смерть Вселенной...
Он замолчал, наблюдая за реакцией слушателей. Они не казались испуганными, скорее возбужденными, словно дети, которым рассказывают страшную историю. Но сам Вэру боялся совершенно иного. Он знал, что Файау никогда не оставит его в покое. Их судьбы сплелись слишком крепко. Он отбросил эти мысли и встряхнул волосами.
— В одной из не-планет, очень далеко отсюда, возникла... последняя форма жизни, гхатра. Никто, правда, не знает, откуда она взялась на самом деле. Это было очень давно, ещё до Мэйат, во времена Первых, Тэйариин. Гхатра — не хищник. Она — абсолютный автотроф. Она аннигилирует материю — в любом виде — и так получает энергию для размножения. Но побочный продукт её жизнедеятельности — смертельное гамма-излучение.
— Но разве это возможно? — удивилась Хьютай. — Ведь для аннигиляции вещества нужна сингулярность или магнитные монополи. Или... Эвергет.
— Гхатра умеет управлять квантовыми процессами. Ты знаешь, что такое туннелирование? С помощью квантового туннелирования протон может превратиться в позитрон и два мезона, которые тут же распадутся. Достаточно составляющим его кваркам сблизиться на критическое расстояние... В естественных условиях такой процесс почти невероятен. Но гхатра подчинила себе вероятности. И это случилось давно... семь миллиардов лет назад. Чем она стала сейчас — я не знаю. Файау уже сражалась с ней во время Дикой Охоты, но победу одержала не она.
— Скорость ядерных превращений настолько выше скорости биохимических реакций, что эволюция гхатры должна быть молниеносной, — возразила Хьютай. — Сейчас она должна обитать уже повсюду. А я, знаешь, не замечаю тут ничего особенно жуткого.
— Вселенная безжалостна к жизни. К любой жизни. Даже к такой. И у гхатры есть враги, способные остановить её. Но не уничтожить. Они приходят и уходят... а гхатра остается. Сейчас у неё почти не осталось противников. И даже это, — он показал на Сверх-Эвергет, — лишь пища для Последней Формы. Мы все — уже пройденный этап. По сравнению с её возможностями наши — практически ничто. И чем бы мы ни стали, чем бы ни стала Файау, она будет лишь второй... в самом лучшем случае.
Стало очень тихо.
— Признаюсь, мне страшно, — сказал Айэт. — Так страшно мне было лишь раз, ещё в детстве, когда я впервые увидел Зеркало Тени.
— Неужели это правда? — спросила Ювана через минуту.
— Увы да.
— И Файау ничего не знает об гхатре?
— Файа — нет. А машины... Они заселили многие не-планеты, оставшиеся от Мэйат и иных, ещё более древних сверхрас. Сейчас они уже больше их наследники, чем наши. Произошел синтез... но мы не в силах такое представить. Мы пока всего лишь живые, хрупкие существа, и должны думать лишь о том, что нам по силам.
— А что нам по силам? — спокойно спросил Айэт.
— О, очень многое. Мы можем восстановить Линзу, сделать её даже лучше, чем она была при Мэйат. А вот что делать с её жителями? С файа? Их нужно исцелить, вернуть им знания, вновь сделать теми, кем они были когда-то. Это очень трудно, но... более возвышенно? Не знаю. Но после того, что я узнал о Последней Форме, я решил, что все мы должны... объединиться. Может быть, это бессмысленно, но это — единственное, что нам остается.
— Не очень весело, — Хьютай задумалась. — Но тут есть корабль наших предков, общих предков, — она покосилась на Айэта. — Мы сможем переписать матрицы и банки данных "Увайа" на "Товию"?
— Наверно. Но эта работа для машин, не для нас, хотя я сам хотел бы узнать больше о наших предках. Мне кажется, что ключ ко всем нашим бедам скрыт там.
— Мы сможем посетить наш родной мир, родину всех файа, — Хьютай улыбнулась. — И мы сможем... у нас есть матрицы, и мы сможем... создать там...
— Ещё одну Файау, только нашу?
Вэру задумался.
— Не знаю. Может быть. Но этот день, решающий день для всех нас, этот день закончился.
Глава 16.
Поражение иллюзий
Вселенная оказалась неизмеримо разнообразнее моих представлений о ней. Наверно, поэтому она мне не нравится. Вообще-то это очень стыдно.
Аннит Охэйо. Одинокие размышления.
Они ещё долго сидели на нижнем уступе пирамиды, любуясь величественным, подавляющим видом. За их спинами висело неизменное спокойствие вечного полудня. Вэру показалось, что наступил вечер, хотя времени здесь не было, того времени, которое отмечает бесконечная череда закатов и восходов. Здесь был лишь вечный свет и вечное движение. Но прошло уже много часов, они все устали. Тихий, спокойный разговор незаметно иссяк. Анмай бездумно подпер кулаками отяжелевшую голову, потом зевнул.
