— Тук-тук, тук-тук.
Пугает звук.
Так-так, так-так.
Уж близко враг.
От его бормотания зашевелились волосы на ушах.
Лестница оборвалась на очередном пролёте. Из пролома в стене высунулся вездесущий пар, а с нависающего потолка закапала вода.
— Мы что, на дне долины? — забеспокоился я. — Это же самоубийство.
Никто не ответил, даже болтливый Евлампий. Только надпись над перилами убеждала корявыми красными буквами — 'Усни'.
— Тут даже сумасшедший не уснет, — тревожно выдохнул я.
Кобольд недовольно поднял руку, замерев перед проломом. В тёмной дыре загрохотало. Раскаты приближались, сотрясая стены. Капли воды зашипели. Пар заметался в проходе, не зная куда спрятаться. Вспыхнул, и засиял радужной дорожкой. Поднялся сокрушительной волной, бросаясь на нас, но задрожал и замер, так и не выскочив на лестницу. Сверху посыпались камни.
— Видали? — взвизгнул кобольд. — Не двигайте двигалы!
Булыжники били по туману. Он вспыхивал яркими красками и оседал, пока его не размазало по полу. От камнепада содрогались хлипкие ступени. Перила звенели и раскачивались. Я даже растопырил руки, чтобы не грохнуться на лестницу. Но как только обломки завалили провал в стене, тряска прекратилась.
— Источник магии сердится? Камешка-камнюшечка плохая, — залепетал проводник. — Неудачный путь.
Он замахал руками, и мы попятились.
— Камешка-камнюшечка плохая, — передразнил Оливье и, кривляясь, спросил голема. — Это он про тебя?
— Про сильные магические возмущения, — фыркнул Евлампий.
Обломки вздрогнули и завертелись. Стена вокруг заваленного провала засветилась и растаяла. С испуганным писком по щелям попрятались домовые, а из прозрачных струй складывалась новая лестница, взбираясь вверх. Вытягивались гладкие блестящие перила. Одна на другую запрыгивали каменные ступени. Над широким пролетом поднимались статуи песчаных драконов. Они скалили огромные пасти, поджав длинные хвосты с шипами, и едва держались на коротких ножках с кривыми когтями. А где же маленькие крылышки? Я вспомнил книгу рецептов. Две столовые ложки коричневого сахара, пол стакана старого Семисветского вина, вяленые томаты, оливковое масло, смесь перцев, лук, чеснок, горчица. Очистить от жестких чешуек, натереть благоухающей смесью и поставить в холод, а когда замаринуются, печь до хрустящей золотой корочки. Аромат драконьих крылышек в соусе барбекю разошёлся по организму, и я со сладостным стоном, вздохнул. Когда-нибудь, я подавлюсь одним воспоминанием о еде.
— Возмущение-возмушеничко, — прыснул Оливье, разглядывая новую лестницу. — Какой-то бездарный волшебник колдовал-колдовал, да не выколдовавал.
— Колды-выкалды, — запнулся голем. — Одно заклятье заняло...
Глава тайной канцелярии громко чихнул. Еще раз и еще. А кобольд взволнованно вскрикнул. Прозрачные струи над проходом изогнулись двойной радугой.
— Знаменья?? Очень-очень ладно, — обрадовался проводник. — Пролегла лёгкая дорога.
Он запрыгнул на ещё сверкающие ступени, а хранитель вкуса забубнил:
— Суеверный огрызок. Чихнуть три раза — к удаче. Двойная радуга — к везению.
Новая лестница была прочнее и надёжнее ржавой развалины, по которой мы спускались, и за одно только это я поверил в дремучие кобольдские суеверия. Правда, через полчаса подъёма я уже клял всю магическую свалку с её обитателями, не хуже Оливье. Ноги отваливались, колени скрипели и щёлкали, как суставчатые лапы железных стражей. Перила выскальзывали из-под пальцев, ступени с каждым шагом вырастали всё выше и выше. Статуи песчаных драконов недобро смотрели вслед, а застывшие ручейки слюды на стенах оплакивали нашу незавидную участь.
— Мы уже под всем Благоградом прошли, — заныл я.
— На стоглавую башню влезем, и когда алхимик на горе свистнет, значит, прибыли, — ляпнул хранитель вкуса.
Я вздохнул и поднял ногу. Уже давно потерял счёт ступеням, но после каждой сотой сильнее хотелось есть. Ещё пару пролётов и я завою от голода, ведь всё, что скормил директор, давно пропало в бездонной прорве моего желудка.
— Распутица распутная! — выдохнул кобольд и остановился. — Мысли мыслить надо.
Лестница неожиданно оборвалась тремя одинаковыми туннелями. Я облегчённо выдохнул и уселся на ступень. Ноги ныли и просили пощады.
— Почему не два? — сдвинув фуражку, почесал затылок проводник, — Верно же два же, наверное, — и, зажимая корявые пальцы, перечислил, — Первый. Налево пойдешь — пропадешь. Второй. Направо пойдешь — упадешь. Откуда третий? Там что? Прямо пойдешь — выход найдешь? Непорядочный беспорядок.
— В чём заминка? — уточнил голем.
— Заминка? Стезя перестезилась, — ответил проводник. — Надо соглядатая подглядывать пускать.
— Так пускай! — разрешил Евлампий.
— А где взять? У меня нету, — всплеснул руками кобольд.
— У кого есть? — не выдержал голем.
— У кого у того? У него! — когтистый палец указал в мою сторону, и я зябко передернул плечами и пробурчал:
— Нет у меня ничего.
Кобольд обиженно покачал головой и протянул:
— А птиц?
— Он не управляет стукачом, — возразила Ирина.
— Нет? Так я могу, — радостно вскрикнул проводник и, проковыляв ко мне, потянулся к обручу.
Я отшатнулся.
— Не двигайся, — попросила волшебница. — Он справится.
— Я и боюсь, что справится, — запротестовал было я, но взвесив за и против, замер.
Вытерплю еще одно прикосновение кобольда, не помру, зато избавлюсь от стукача.
— Оно такое? Такое-такое. Чарующие чары, — прошептал проводник. — Сильная сила! Чудесное чудо! Просыпайся от сна избавляйся!
Он провёл когтём по металлическим перьям, оцепенелая птица вздрогнула и встряхнула крыльями.
— Спишь соня? Хватит спать-почивать. Лети летун! — улыбаясь перекошенным ртом, бормотал кобольд.
С пожелтевших губ срывались белесые пузыри.
Я с омерзением повёл подбородком.
— Куда? Не шевели шевеленья! — крикнул проводник, и повернул мою голову обратно.
Я прикрыл глаза, и задышал, как глубоководная рыба, редко-редко. От кобольда несло прокисшим молоком и тухлыми моллюсками.
— Где удача ждет? Давай, лети вперед! Чары проверяй! Расскажи, куда наш путь пойдет! — увещевал он.
— Сильнейшая магическая... — как обычно начал голем, но кобольд громко рыкнул 'Уф!', и хлопнул стукача по голове. У меня вздыбились волосы. Обруч разомкнулся, а механическая птица, оттолкнувшись от затылка, взлетела.
Сделав несколько кругов, и проскрежетав 'кры-кры', она, повинуясь приказу проводника, ринулась в левый туннель. Умчалась в тёмную глубину, оставив за собой блестящие оранжевые полосы, медленно растаявшие в затхлом воздухе.
— Что-то меняется, — тихо проговорил Евлампий. — Потоки энергии снова двигаются. Сейчас произойдёт...
— Возмущение-возмущеничко? — встрял Оливье.
— Нет, — отрезал голем. — Замещение старых чар новыми.
Стукач вернулся и, взмыв над нашими головами издал тонкий свист, отдаленно похожий на птичий клекот.
— Страшное страшно? — удивился проводник и перевёл. — Налево ходить вообще нельзя.
Механическая птица полетела в правый туннель, оставляя багровый след за хвостом, а вернувшись, издала более резкий писк.
— Ещё ужасне?е? — округлил глаза кобольд и сообщил. — Направо совсем не надо.
Стукач понесся по центральному туннелю, а вернувшись, просвистел два раза.
— Жуткая жуть? — качая головой, выдал проводник. — Никогда не возвратимся оттудова.
— Куда же идти? — забеспокоился голем.
Оливье натужно крякнул, но промолчал.
Стукач перестал виться над нами и сел на плечо кобольда.
— Куда? Туда-сюда. Направо повернём, — потерев длинный нос, задумчиво изрек тот.
— Вы уверены? — уточнил Евлампий.
Проводник кивнул. Нехотя подошел ко мне и, взяв механическую птицу в руки, попытался усадить на голову. Я отступил назад.
— Оставьте себе, — предложил я.
Ирина посмотрела на нас пустыми глазами, но не произнесла ни слова.
— Себе? — неуверенно проговорил кобольд, поглаживая железную голову стукача. — Хороший птиц.
— Теперь ваш, — в тон ему, протянул я.
— Мой? — не поверил проводник.
Голем попытался встрять, но я не дал ему издать ни звука.
— Ваша, ваша, — заверил я. — На веки вечные.
Кобольд заулыбался, обнажив кривые желтые зубы, и прижав стукача к груди, повернулся к развилке.
— Тогда пойдем по центру! — уверенно заявил он.
— Он же говорил... — начал Евлампий.
— Мой ученик только что спас нас от неминуемой гибели! — пафосно объявил хранитель вкуса. — Я всегда говорил, что дремучим, суеверным мусорщикам нельзя верить!
Ирина с Сычом безропотно последовали за проводником.
— Он что, нас обманывал? — разбушевался голем. — Я сообщу магам! Его сошлют...
Я дернул за цепь, и Евлампий соскочил с плеча.
Кобольд не обернулся и ничего не ответил. Но уши-лопухи, так и вертелись из стороны в сторону.
— Я этого так не оставлю, — не унимался голем. — это беспорядок...
— Конечно, — встрял я. — Мы же на свалке.
Оливье хихикнул, а Евлампий сжал каменный рот.
— Всё вроде правильно, беспорядок на свалке, — бормотал он. — Но так всё равно нельзя...
Ветер засвистел в ушах и ударил в спину, заставляя бежать вперёд. Задул с такой силой, что я почти не касался пола. Центральный туннель изогнулся вверх. Нас оторвало от земли, и закрутило, поднимая по шахте. Голем завертелся на цепочке, поднявшись выше моего уха. Хранителя вкуса тоже подбросило над плечом, и телепало, раскачивая взад-вперед. Они что-то бубнили, но потоки волшебного ветра уносили все звуки прочь. На несколько мгновений я даже почувствовал, что снова свободен.
Оттолкнувшись от стены одной рукой, проводник подплыл ко мне и, сжав стукача, другой ухватил за локоть.
— Веришь в удачу? — крикнул он. — Вину не вини. Зла не хотел назлоби?ть. Счастливой дороги!
Я не успел ответить на неожиданное признание, туннель оборвался, и мы застряли в непроглядной тьме. Попробовав разогнуться, я больно ударился головой.
— Предупреждал! — победоносно вскрикнул голем. — Беспорядок до добра не доведёт.
Я хотел пожать плечами, но едва повернулся. Влез локтём в лужу и брезгливо принюхался. Пахло арбузом и солью. Я сжался и, заворочавшись, выбрался из-под навеса. Обоняние не обмануло. Запах моря ни с чем не спутаешь. Мы все-таки попали на пристань, прямо под трап черной шхуны.
— Поднимайтесь на борт! — строго заявила Ирина.
Чтобы не привлекать внимания, мы ринулись на корабль. Сыч, за ним я, а вот кобольд бесследно исчез.
Взлетев на палубу, я чуть не натолкнулся на Чичу. Боцман, поморщившись, пропустил главу тайной канцелярии, и улыбнулся.
— Мастер Люсьен! Приветствую на борту!
Я ошалело кивнул. Думал летучая обезьяна и слов-то таких не знает.
— Предатель, — не слишком искренне прошипел Оливье.
Чича подал руку Ирине и отвел в сторону от Сыча.
— Якорь обглоданный, план-то сработал, — уважительно крякнул он. — Не верил в архивариуса этого. Зря видать! Идёмте в кабинет.
Я приплясывал вслед за всеми, еле сдерживаясь, чтобы не заскакать. Я победил поборника и сбежал из тюрьмы. Теперь у меня свой собственный корабль и куча империков. Я потряс головой, но чёрная шхуна не исчезла. Всё по-настоящему. Закрыв дверь дядиных покоев, я настороженно всмотрелся в витраж. По цветущему полю кружилась счастливая пара. Ярко светило солнце, и пусть я не мог разобрать лиц, но всё равно верил, что это мы с Ириной.
— Шабаш мне вместо дня рождения! — загоготал Чича. — Думал, загребут вас! Но счастливая звезда не подвела!
Я попытался ответить, но запнулся. У стола застыла моя неподвижная копия.
— Что это? — дрожащим голосом, пропищал я.
Боцман обернулся.
— Ты! — вскрикнул он, и заржал. — Не видишь, что ли!
— Подозреваю, что это гомункул, — сказал Евлампий.
— Он самый! — просмеявшись, подтвердил Чича. — Его архивариус притащил. Похож на тебя, мастер Люсьен, один в один, не отличишь.
Я подошел к двойнику. Не удержался, похлопал по плечу.
— Об-бал-д-деть, — заикаясь, выговорил я.
— Я покруче выразился, когда увидел, — заметил боцман.
Я обернулся. Ирина замерла у двери, такая же бездушная, как гомункул.
