Я еле унёс ноги, прыгнув за громадный валун, и огневик разочарованно взвыл. Он задёргался, но архивариус оказался прав, чары держали чудище у пещеры, не позволяя оставить артефакт без присмотра.
— Ха, сторожевой пёс на привязи, — ликовал хранитель. — Идём дразнить!
— Какая самоуверенность. От зверя пережившего тысячи лет можно ждать чего угодно. Он опасней любого красного дракона, — воспротивился голем, — сейчас не ожидал, что Люсьен воспользуется обратной походкой, но в следующий раз будет готов.
— Вечно всё испортишь, каменюка, — расстроился Оливье.
Я выглянул на тропу, и переполз за другой валун, поближе к пещере. Огневик повернулся ко мне сияющей спиной, и припал на брюхо, спрятав все три морды в клубах дыма. Ревущее пламя опало, поигрывая языками огня над его светящимся телом.
— Приманивает, — усмехнулся хранитель.
Я подобрался поближе, но лезть к пещере не стал. Мне же нужно отвлечь чудище, а не накормить. Я перебежал к следующему камню, но только высунул голову, как огневик вспыхнул. Волна удушающего жара сбила с ног, опалив и ослепив. Я зажмурился, но в глазах всё равно бегали яркие пятна. Только забившись под валун, и проморгавшись, я различил покрытые сажей руки. Ещё мгновение и от меня бы осталась горстка пепла. Прикрываясь ладонью, я заглянул за камень. Огневик вздымался над тропой, почти закрыв собой гору. Огненные вихри кружились над головами, по спине метались переливающиеся протуберанцы. Волны густого серого дыма стелились по земле. Он вытянул шеи, шевеля обугленной мордой, будто принюхивался. Из пасти выстрелила ревущая струя пламени и пронеслась в метре от моего укрытия. Я тут же спрятался. От жуткого жара пересохшая кожа на лице и руках так натянулась, что была готова лопнуть. Редкие деревья и кусты, жавшиеся к горе, почернели, сбросив обугленные листья. Голые стволы дымились.
— Что теперь, умник? — захрипел Оливье.
— Пора отступать, — без тени сомнения сообщил голем.
— Не тебя спрашивал, — разозлился хранитель.
Я на слова не разменивался. То ли старый поборник действительно заразил меня храбростью, то ли очень хотелось доказать ждущим меня волшебницам, что я их достоин, или нападение саблезуба, не оставившее на мне никакого следа, подталкивало к безрассудству, но я вскочил на ноги и бросился через тропу.
Евлампий ахнул, а огневик вздулся так, что лизнул огнём стеклянную сферу над головой. От нестерпимого жара оплавились валуны у пещеры, скособочившись, как перегоревшие свечи, а из-за яростного треска и шипения рассерженного пламени заложило уши.
Через несколько перебежек, нечем было дышать. Пережаренный воздух не лез в легкие. Пересохшие глаза отказывались смотреть. До разогретых валунов страшно было дотронуться. Где же архивариус?
Спрятавшись за очередную глыбу, я с надеждой взглянул в начало тропы, но в дрожащем мареве так никто и не появился. Зато по другую сторону стекла застыли исполинские фигуры колдунов. Я даже забыл об огневике. Поборники возвышались монументальными громадинами, как горы в Тринадцатом Тёмном Объединенном мире. В их бородах я бы заблудился и потерялся навсегда. Они держались за руки и что-то сосредоточенно шептали. Лица светились мертвенно-синим. Я зазевался и пропустил выпад чудовища. Огненное щупальце с грохотом врезалось в мой валун. Камень раскололся, а меня выбросило на открытый пятачок.
— Уматывай! — заголосил Оливье.
Я попытался применить обратную походку, но то ли танцевать лёжа на земле могут лишь очень талантливые танцоры, то ли древнее чудовище и правда разобралось в моих хитростях и не давало нырнуть в прошлое. Я бездарно барахтался в пыли, а над моей головой вспыхнул новый пламенный отросток, и с рёвом понёсся вниз. Тут то и появился Мровкуб. Огневик отвлёкся, и только поэтому я успел откатиться в сторону и заползти за новое укрытие, прежде чем пылающее щупальце обрушилось на землю. Камни задрожали, но архивариус невозмутимо шел по еще уцелевшей тропе, таща за собой упирающегося Свина. Тот испуганно хрюкал и вырывал голову из верёвочной петли.
Чудовище выжидательно сжалось. Воющие потоки огня опали. Втянулись длинные отростки пламени. Даже дымные лапы подтаяли, оголив прогоревшую под огневиком землю.
— Сработает? — жуя губу, пробормотал хранитель.
Голем напряженно молчал. Позабыв даже про любимую магическую чепуху.
— Быстро ко мне, юноша, — крикнул Мровкуб.
Я выскочил из-за камня, пристроившись к процессии. Свин измождённо визжал, но уже не сопротивлялся, понуро повесив голову и обречено переступая ногами.
Архивариус остановился.
— Готовьтесь, — тихо сказал он. — По моей команде, бегите кругом и пробирайтесь в пещеру.
Я кивнул, выдохнув раскаленный воздух.
Мровкуб дёрнул за верёвку, заставив Свина скакнуть вперёд, и безжалостно пнул сапогом. Взвизгнув, лохматый поросенок засеменил по тропе, неловко перебирая ногами.
Огневик сдулся, увлечённо присматриваясь к новой жертве. Пламенные протуберанцы всё сильнее раскручивались над его головой, а внутри чудовища нарастал плотоядный рокот. Я пятился, отходя к валунам, когда огневик вспыхнул ярче прежнего. Выстрелившие щупальца моментально опутали Свина. Тропинку затянула стена дыма, а сверху накатил пламенный вал. По ушам резануло истошное хрюканье, но его быстро заглушил треск и буйный гул пожара.
Архивариус застыл с пустым взглядом, только дергалась рука, которую он всё норовил поднять.
— От чар сосредоточенности ни в коем случае нельзя отвлекать, — шепотом пояснил Евлампий. — Есть потерять контроль...
Огневик взвыл, обрушивая новые и новые потоки огня на свою жертву. Его безмерно удивляло, что крошечный комок плоти никак не сгорает в безжалостном жаре, а я думал, как гордо вручу Ирине артефакт. Чтобы закрепить успех и поверить в себя, мне нужна ещё одна победа.
От головы архивариуса к гудящему костру тянулись полупрозрачные струйки светящегося газа. Они бы так и остались невидимыми, если бы не нагретый воздух. В раскалённом мареве, чары сосредоточенности сверкали всеми цветами радуги. Облепляли волнующееся пламя, окружали, окутывали. Теперь и я понимал, что со мной что-то не так. Это же самая настоящая магия. Прежде я не видел заклятья.
Мровкуб позволил дёргающейся руке подняться, и я бросился за валуны, огибая озверевший клубок огня. Оставив за спиной утробный вой, я перебрался через оплавленные камни и выскочил на тропинку. Без огневика и его сполохов, пещера погрузилась во мрак. Я осторожно наступал на зализанные пламенем камни, спускаясь в темноту. Медленно проступали стены и нависал гладкий свод потолка. В центре пещеры, застывший волнами пол вздымался закрученным уступом. На нём, приглядевшись, я различил грубо обтесанный ларец. Подошёл ближе, и с трепетом положил ладонь на резную крышку.
— Солнце, встающее над волнами! — заворожено прошептал Оливье.
— Заклятья развеяны, — в тон ему добавил голем.
У меня задрожали руки. То, зачем я так долго охотился, наконец-то моё. Я могу увидеть чудесный артефакт. Подавив вопли радости, я распахнул крышку, запустил пальцы в ларец и вытащил маленькое зеркало на ручке. Вот так и разочаровываются в чудесах. Великий артефакт всего лишь обычная безделушка! Я повертел его, и зеркало, вспучившись, вылезло острыми гранями из оправы, а пульсации света разогнали тьму подземелья.
Я сглотнул, пробормотав:
— Как им пользоваться?
— Прикоснись... — начал хранитель.
— Нет! — закричал Евлампий. — Не делай этого! Надо...
— Давай! — завопил Оливье, перекрывая голема.
Я усмехнулся в ответ. Слишком долго я ждал этой минуты, чтобы отступать. Пора избавиться от попутчиков раз и навсегда.
— Ты не понял...
Перевернув зеркало, я звякнул кристаллом по цепи. Она завибрировала, так что дрожь передалась мне, соскользнув с шеи и скатившись по рукам до кончиков пальцев. Щелкнул замок, я впервые в жизни сделал глубокий вдох, и ошейник упал, звонко дзынькнув об камни. Я схватился за шею, растирая загрубевшую кожу. Какое восхитительное ощущение. Ничего не давит. Не врезается в горло. Не мешает. Мне ещё никогда не было лучше. Неужели так будет всегда?
— Берегись! — заверещал Евлампий.
Минуты счастья не длятся вечно. Я уже хотел попрощаться и, наконец, стряхнуть его со своего плеча, когда живот резануло болью. Кровь закипела, и я с воплем согнулся. В висках гремели кузнечные молоты. Кожа трескалась на спине. Суставы выворачивало. Тело раздувало.
Задергавшись, я рухнул на пол. Из пальцев вытянулись длинные когти, а челюсть раздвинули здоровенные клыки. Я сдавленно скулил, подёргиваясь и царапая камни.
— Волчонок! Волчонок! Волчонок! — безостановочно вопил Оливье.
Предатель! Он так долго ждал, чтобы снова попытаться влезть в моё тело? Что же пусть забирается, я щедро поделюсь с ним невыносимой болью. Для меня одного её слишком много. Глаза вылезали из орбит. Рыча, я прикусил язык и давился рвущимся рычанием. Спина выгнулась, заставляя встать на четвереньки, но ноги не разгибались, чиркая когтями по полу. Внутренности жгло огнём, будто в меня вселился огневик. И это свобода?
— Волчонок! Волчонок! Волчонок!
Рядом проскользнула едва различимая тень. Я заводил заострившимися ушами. Вскочил, но тут же рухнул на колени и, завывая, распластался на камнях. Тело не слушалось. Горело, лопалось от боли, корчилось в муках, но не желало подчиняться моей воле.
— Надень его обратно, — прилетел далёкий, как из глубокого колодца, голос Евлампия.
— Волчонок? Почему же не сработало? — скулил хранитель.
Я зашарил рукой. Цепь вываливалась из согнутых пальцев. Перекручивалась, цеплялась за когти. Подтянув к себе, я коснулся её лбом. Не хочу совать голову в проклятый ошейник. Лучше умереть от боли, чем снова так жить.
— Не-е-т, — прорычал я.
— Тебе надо научиться контролировать себя, — крикнул Оливье.
Я до хруста сжал пальцы. Не хочу! Не хочу! Не хочу! От спазмов свело челюсть, так что я уже не мог выдавить ни звука, иначе заорал бы на всю пещеру.
— У тебя всё получится, только позже, — пообещал Евлампий.
Я задёргался. Когда позже? Не будет никакого потом. Есть только здесь и сейчас. Пусть меня разорвёт в клочья, но я умру свободным, а не цепным псом. Не хочу чувствовать под горлом заколдованный металл. Больше никогда, ни за что. Судьба не даёт второго шанса. Я должен победить немедленно. Прямо в эту секунду.
— А как же Ирина? — пробормотал голем.
— А Оксана, — хмуро добавил Оливье.
У меня всё же вырвался хриплый вой. Я сжался, скуля, сдвинул руку и, ненавидя предательскую слабость, прислонил чёрную цепь к шее. Замок громогласно щёлкнул, и ошейник мстительно впился в кадык.
— Надо что-то съесть, — посоветовал голем.
— Может, от Великого Свина что-то осталось, — серьезно проговорил хранитель.
Вспомнив о вяленом мясе, я запустил трясущуюся руку в карман и достал утренние объедки. С яростью впился в них зубами. Сквозь слёзы, заглатывая жесткую солонину.
Свобода нам только снится, но просыпаемся мы с удавкой на шее. Обнадёживаем себя, что потом всё получится, и с трепетом уповаем на завтрашний день. Но так было раньше. А теперь, с каждым новым укусом, с каждым проскочившим в горло куском, я всегда буду чувствовать проклятую цепь, забравшую неповторимый миг свободы.
Втянулись клыки и когти. Сдулись мышцы. Я даже смог подняться, качаясь на подгибающихся ногах.
— Надо торопиться! — крикнул Евлампий.
Плечи опали, и я повернул голову. Голема на плече не было. Он примостился рядом на полу, такой же крошечный, как раньше. Я резко обернулся в другую сторону. Хранитель остался на своём месте. Из побледневшего тельца торчала совершенно белая шерсть, а в красных глазах, я не поверил, стояли слезы.
— Что уставился? — зло гаркнул он и отвернулся.
Его надежды тоже рухнули. Я даже не обижался на его предательство. Мы оба потерпели крах, так какие могут быть претензии.
— Нам надо торопиться, — повторил Евлампий. — Мровкуб забрал артефакт. Давай поскорее уберёмся из шара, пока про нас не вспомнил огневик.
Я поднялся, механически дожевывая остатки мяса. Голем зацепился за рукав мантии, болтаясь на нем, как нелепая брошь. Я подобрался к выходу, осторожно выглянув из пещеры. Комок огня, то поднимаясь, то опадая, яростно набрасывался на целого и невредимого Свина. Я осторожно вышел на тропу и свернул, протиснувшись между оплывших валунов.
— Быстрее! — бубнил голем.
Я перешёл на бег. Главное ни о чём не думать. Я снова проиграл, в очередной раз. Неужели это так удивительно? Разогнавшись, я безбоязненно прыгнул на стекло. Страх покинул меня окончательно. Ведь нет ничего страшнее разрушенной мечты.
После страшной жарищи внутри шара, показалось, что в трюме началась зима. Я даже сжал руки на груди, прикрывая плечи. Меня трясло от холода или от разочарования? Оглядевшись, я с облегчением понял, что все на месте. Поборники так и сидели вокруг хрустальной сферы, а архивариус стоял рядом, ошалело разглядывая символ свободы. Он нервно облизывал губы, бормоча что-то нечленораздельное.
— Зачем вы взяли артефакт? — строго спросил Евлампий.
— Испугался, — встревоженно ответил Мровкуб. — Я же не думал, что... Что он! Зачем же вы так, юноша?
— Отдайте! — сказал я.
