— Для чего... Зачем? — забормотал я.
— Она сама сюда пришла и он тоже. Вот и сговорились. Она про тюрьму всё рассказала, он обещал сбить с толку магистрат.
— Расскажите по порядку, — встряхнув каменной башкой, приказал голем.
— Ну, — протянул Чича. — Они придумали вытянуть вас из тюрьмы через свалку магии. Архивариус посулил её, — боцман показал пальцем на Ирину, — и Сыча, заколдовать, чтобы никто не дотумкал, что к чему. Так что энту магичку надо в тюрьму возвратить.
— Зачем? — не понял я.
— Якобы она никого не похищала!
— Ясно, — вмешался голем. — А нам что делать?
— Подсунете Сычу двойника, и свалите на Мировом экспрессе, а я поплыву в оговоренное место. И всё шито-крыто. Врубиться как, куда и кто смылся, даже трёхголовый не сможет.
— Разумно, — смилостивился Евлампий, — но лучше бы по порядку...
— Архивариус сам все расскажет, — оборвал Чича. — Он встретит вас на вокзале.
— А Ирина? — заволновался я.
На витраже пошёл дождь. Поднявшийся ветер разметал цветочные лепестки, а поле прорезала трещина, разделив пару.
— Прикажи гремлину отправить её в тюрьму! — сказал боцман.
— Как? — не понял я.
— Корабль теперь твой. Он подчинится!
— Мне?
Я невольно взглянул на Оливье.
— Это правда?
— Крысёныш, и есть крысёныш, — рассердился Чича.
Он хранителя вкуса не видел, и моё нелепое бормотание выглядело жалким и странным, но я не отступил и продолжал смотреть Оливье, пока тот не сдался:
— Да! — рявкнул он. — О магических завещаниях мгновенно узнают все волшебные существа. Гремлин в курсе, что ты наследник, вот и пустил тебя на корабль.
— Но это ведь не всё? — не сдержался Евлампий.
— Да, — со вздохом подтвердил Оливье.
Летучая обезьяна кинула неодобрительный взгляд на голема и, процедив сквозь зубы забористое морское ругательство, вышла на палубу.
— Сами разберетесь, полоумные, — буркнул он через плечо.
— Не тяните, — попросил я.
— Помнишь рожу на двери в моё хранилище, — нехотя выдавил хранитель вкуса, и я с готовностью кивнул. — Подойди и погладь её.
— Не вздумай! — вскрикнул Евлампий. — Заклятие домовой страж слишком опасно!
Оливье скорчил удовлетворенную морду.
— Ни один колдун никогда не сунул бы ему руку, — подтвердил он.
— Но... — начал голем.
— Затухни! — оборвал его хранитель. — Ты забыл? Мы на одной цепи! Случись что с моим учеником, я тоже пострадаю.
— Я не твой ученик, — убежденно сказал я.
Оливье лишь усмехнулся в ответ.
— Хорошо, — сдался Евлампий. — Попробуем, но я буду следить за магическими возмущениями.
— Ты за ними постоянно следишь, — ухмыльнулся хранитель вкуса. — А толку, как от морской воды во время жажды.
Над головой голема громыхнуло крошечное темное облако, но он ничего не ответил.
Я нехотя подошел к двери в хранилище и сдвинул тяжелое кресло.
— И? — спросил я.
— Протяни руку! — скомандовал Оливье.
Что за напасть? Почему меня все время заставляют рисковать своими конечностями. Вон голем пусть лапу подставляет. Если что другой камень на замену найдём.
— Не волнуйся, я слежу, — подлил масла в огонь Евлампий.
Я вздохнул, и, стиснув пальцы, протянул ладонь к дверному полотну. Навстречу выдвинулся деревянный нос, похожий на собачий, и, тщательно обнюхав руку, фыркнул.
Я вздрогнул.
— Не робей, — подбодрил Оливье.
— Возмущения в норме, — подтвердил голем.
Весь отклонившись назад, я вытянул указательный палец и, стиснув зубы, провёл по деревянному носу.
— На абордаж! — весело крикнул хранитель.
— Всё хорошо, — повторил Евлампий.
Им-то, может и хорошо, это же я руками рискую. Я снова вздохнул, и, наклонив голову, с интересом вгляделся в дверь. Страх прошёл.
Нос сморщился. Под ним проступил рот, и, широко раскрывшись, громко чихнул. Из двери вылупились глаза-сучки, и повисло одно рваное ухо с кисточкой из деревянных ворсинок на конце.
— Ухо почеши, — подсказал Оливье. — Он это обожает.
Я подчинился, и дрожащими пальцами заскреб по дверному полотну. Рожа зажмурилась и довольно заурчала.
Я продолжал гладить воплощение охранного заклятья, все еще напряженно оглядываясь на хранителя.
— Возмущения в норме, — пробубнил голем.
— Скажи, что у тебя есть дело к Капитону, — посоветовал Оливье.
— К кому? — не понял я.
— Так гремлина зовут, — пояснил хранитель.
— Странное имя, — вставил Евлампий.
— На свое полюбуйся! — гавкнула рожа на двери.
Оливье довольно заулыбался.
— Ты слышишь меня, старый друг? — спросил он.
— Только не вижу, — ответила деревянная рожа.
— Мы хотели, чтобы ты... — попытался я, но гремлин перебил.
— Я уже сказал, что все слышал. Я не глухой! — отрезал он. — Даю пять минут на прощания.
Я повернулся к волшебнице. Она так и стояла у двери со стеклянными глазами. Подошел ближе, но она не отреагировала. Взял её за руку.
— Спасибо, что помогла бежать, — выдавил я.
Ирина не ответила.
— Она под чарами, — напомнил Оливье.
Я кивнул.
— А она будет помнить то, что произошло? — уточнил я.
— Нет, — отрезал Евлампий. — Колдовство не оставит следов.
Я вздохнул. Зачем прощаться и говорить сентиментальные глупости, если она все забудет? Я же посчитал её предательницей, и снова всё перепутал. Наверное, я совершенно ничего не понимаю в женщинах. Если в них вообще хоть кто-нибудь что-нибудь понимает.
Я держал ее теплую, мягкую ладонь и молчал.
— Время истекает, — напомнил Капитон.
Я покачал головой. Его всегда мало. Так чего зря сомневаться. Лучше уж буду жалеть о том, что сделал. Даже если она не запомнит, в моей памяти этот миг останется навсегда.
— Отвернитесь, — строго сказал я попутчикам.
Наклонился и поцеловал Ирину.
На губах еще держалось ласковое прикосновение, а волшебница уже растворилась в разноцветном сиянии.
— Вот и хорошо, — похвалил вошедший Чича. — Теперь скажите, куда пригнать корабль?
— В Блэк Бук, — сообщил Оливье.
Я механически повторил. Мысли крутились далеко, и даже пугающая поездка в мир чернокнижников не могла вернуть их обратно. Вместе с Ириной переместилась часть меня. Как теперь жить ополовиненному?
Опустив руки, я зажмурился, будто она могла вернуться. Но магия любит лишь магов, а оборотням достаются одни страдания.
— Люсьен, соберись. Сейчас не время для любовных мук, — заявил голем.
— Валун-то в воду глядит, — проворчал хранитель. — В Блэк Буке тебе понадобятся обе извилины. Если учесть, что одна постоянно думает где бы пожрать, а вторая теперь сохнет от неразделенной любви, нас грохнут раньше, чем мы доплывём до Эрлика.
И пусть. Разве это жизнь?
— Чего это он? — не понял боцман.
— Влюбился! — пояснил Евлампий.
Чича с сомнением оглядел меня и, задержавшись взглядом на руках, хлопнул себя по лбу.
— Тили-тили тесто, — всполошился он. — Чуть не забыл! Архивариус оставил зелье от истинного пламени, чтобы руки вконец не остекленели.
Глава 7. Визит к Чернокнижнику
Зажав ухо со стороны бормочущего голема, я попытался было дремать. Уже давно перевалило за полночь, но Евлампий с Чичей непрерывно трещали. Сначала они обсудили, что делать в непредвиденных ситуациях, потом прошлись по предвиденным. Без меня решили, что на вокзал лучше отправиться ночью, чтобы сбежавшего из тюрьмы оборотня никто не увидел и тем более не узнал.
Сна уже не было ни в одном глазу, и я взялся за невидимую бездонную сумку. У меня в жизни не было ни одной волшебной вещи, поэтому я никак не мог наиграться. Совал в неё руку и смотрел в зеркало. В отражении моя ладонь исчезала.
— На ещё цацку, — взглянув на моё баловство, предложил боцман, и протянул перламутровый шарик размером с грецкий орех. — Билет на Мировой экспресс.
Я спрятал шар в невидимую сумку и сел за стол. Если не могу поспать, так хоть займусь полезным делом. Пока я писал письмо отцу, Голем с Чичей сплетничали про волшебную тюрьму, директора, Сыча, виктатлон и еще архимаг ведает о чем. После выпитого зелья рука больше не болела, и я быстро вывел на бумаге все свои злоключения, и отправил запечатанный конверт с помощью гремлина. Повертелся, позевал, и решил, что самое время перекусить.
Но даже на камбуз, боцман потащился со мной.
Скрипнув дверью, я разочарованно оглядел пустые полки, и трагически остановился на связке бананов.
— Это всё?
— Некоторым хватает, — недобро прищурившись, заметил Чича.
Я вздохнул. Что за напасть. Спать не дают, так ещё и есть нечего.
— Тоже мне известный ученик великого мастера, — забубнил Оливье. — Включи фантазию, кулинар недоученный.
— Воображения у меня хватает, — отмахнулся я. — Опыта мало.
— Так хватай мой, пока я щедрый, — сжалился хранитель. — Ищи хлеб. Сделаем сладкий сэндвич.
Я порылся в ящиках, и выложил нехитрые припасы: засохший хлеб, банку старинного варенья и лимоны.
— Капитон! В закромах осталось шоколадное масло? Я вроде приказывал припрятать пару фунтов, — крикнул Оливье.
Гремлин не удосужился ответом, но на столе появился застывший коричневый брусок.
— Шевели клешнями! — гаркнул хранитель. — Надрежь лимон и сбрызни соком нарезанный банан, а то потемнеет. Что так медленно? У тебя копыта вместо пальцев? Ты оборотень или фавн? Хлеб жарить не надо, на нём и так корка. Намажь маслом. Да куда ты столько кладёшь? Поменьше. Теперь выкладывай бананы и лей варенье. Что? Не льётся! Клади кусками. Накрывай сверху вторым куском хлеба и грей.
После дядиных оскорблений аппетит поубавился, но когда горячий сладкий сэндвич коснулся моих губ, тут же вернулся вновь.
— Спасибо, — чавкая, промямлил я.
— Сочтёмся, — ехидно бросил Оливье.
Насытившись, я примостился у стола, подпёр голову кулаком и закрыл глаза.
— Наверное, пора, — предположил боцман.
— Пожалуй, — согласился голем, и добавил. — Хватит притворяться, прикажи гремлину...
— Слышу я, — немедленно отозвался Капитон.
Я нехотя открыл глаза и подтвердил:
— Давай!
Я не самый опытный путешественник через порталы, но кое как уже перемещался. Способ гремлина самый чудной. Обычно не успеваешь моргнуть, как оказываешься в другом месте, но только не в этот раз. После приказа меня понесло через полупрозрачный корпус корабля и купол арены. Да так быстро, что я и вздрогнуть не успел. Мимо промелькнули узкие переходы между платформами, освещенные колдовскими огнями. Далеко внизу плескалась вода, и темнели пятна рисовых полей. Но я не удивлялся. До меня только теперь дошло то, что все поняли давным-давно. Я влюбился, и всё ещё переживал наше расставание. Чувствовал ее губы, прижатые к своим. Ощущал запах и тепло, и дико злился, что безжалостная магия навсегда сотрет самый лучший момент в моей жизни из ее памяти.
Я мгновенно пролетел через половину Благограда. Успел увидеть, как закончились террасы, а единственная узкая дорога, сверкая рыжими сполохами, взмыла в небеса. Перед глазами на миг потемнело. Я проскочил сквозь каменную стену и попал на вокзал.
От узкой кирпичной дорожки, выгибаясь, отходили десятки мостов похожих на каменных пегасов. Ступени взбирались по их спинам, пробегали между распахнутых крыльев и по гривастым шеям спускались к сияющим воротам. Над которыми вздымались тонкие полупрозрачные башни, мигающие разноцветными гирляндами. Они прорывались сквозь стеклянный купол вокзала и терялись в россыпи мерцающих на ночном небе звезд.
— Заходи! — посоветовал Оливье.
— Куда? — не понял я.
— Быстрее, засветимся, — зашипел хранитель вкуса. — Выбрось магичку из головы, а то ногами шевелить забываешь.
— Он прав, Люсьен. Нельзя чтобы кто-нибудь увидел на вокзале оборотня в жреческой мантии, который должен сидеть в тюрьме, — настойчиво сказал Евлампий.
Я пожал плечами и взобрался по мосту. Под каменным пегасом зияла кромешная тьма. Словно под ногами волшебного коня раскинулось, так и не признанное големом, междумирье.
