Архивариус скривился, но всё же протянул мне символ свободы.
— Да, да, конечно, — затараторил он. — Мне надо побыть одному. Я отдал слишком много сил. У меня почти не осталось энергии, я смертельно, смертельно устал.
Возвратив артефакт, он попятился к лестнице и, неуклюже цепляясь за перекладины, полез наверх.
— Что теперь с нами будет? — спросил Амос.
Я уставился в его блёклые глаза, не понимая, что он хочет услышать.
— Ничего, — вместо меня ответил голем. — Можете быть свободны.
Старый поборник приподнялся, и, опираясь руками об пол, подполз ко мне.
— Я прыгну за борт, только отпусти остальных, — предложил он.
В его бесцветном голосе собралось столько тоски и решимости, что меня передёрнуло.
— Противно, — горестно протянул Амос. — А знаешь, каково мне? Ты уничтожил меня, щенок. Растоптал, смешал с грязью и мусором. Я добровольно помогал тебе. Я предал все свои идеалы. Понимаешь, каково это? — он бешено заскрипел зубами. — Вся моя жизнь прошла зря. Всё, во что я верил, ты стёр одним движением руки. Я больше не существую.
Он склонил голову.
— А я простил, — втянув побольше прохладного воздуха, произнес я. — Ирина и Оксана живы. Их ты не смог убить. Поэтому, я не держу на тебя зла.
Я наклонился, коснувшись артефактом ошейника. Цепь развалилась пополам, упав на пол, и поборник испуганно отшвырнул её прочь.
— Я не уничтожал тебя. Не топтал. Не мешал с грязью. Знаешь, почему?
Амос поднял на меня мутные глаза.
— Ты безразличен мне, — ответил я на его взгляд.
Сам не знаю, откуда взялись эти слова. Спокойные, но грозные. Словно лишающие высшей милости. Во мне снова что-то изменилось. Может, я не могу обрести свободу сам, но могу раздать её другим?
— Я даже не забирал твою храбрость, — продолжил я. — Ты отдал её сам. Из-за трусости и мелочности. Потому что никогда не получал должного отпора. А может, её у тебя никогда и не было. Уходите!
Я прошёл вокруг лежащего на полу хрустального шара, по очереди освобождая поборников. Ни один не посмел посмотреть на меня. Только Амос встал и, пригибаясь на нетвердых ногах, начертил в воздухе засветившийся прямоугольник.
— Пропустить? — раздался в голове голос гремлина.
— На все четыре стороны, — разрешил я и, запинаясь, добавил. — Они свободны!
— Правильное решение, — смущенно, словно боясь давать совет, заметил Евлампий.
Скрюченный хранитель не произнёс ни звука. Он так и сидел, сжавшись и отвернувшись ото всех. Только болезненно вздрогнул от моих последних слов.
Поборники друг за другом вошли в открывшийся проход и исчезли. Задержался лишь Амос. Он нерешительно застыл у портала, но так и не смог заставить себя посмотреть мне в глаза.
— Я никогда больше не хочу тебя видеть, — разглядывая пол, проговорил он, — но никогда-никогда не забуду.
С трудом выговорив последние слова, он сделал шаг и растворился в мутном сиянии. Проход мигнул и исчез.
— Предыдущего я не пропустил, — громко заявил Капитон, когда портал исчез.
— Кого? — не понял я.
— Вы зовете его Мровкубом или гомункулом. Он пытался переместиться, но я не позволил. Не мог связаться с вами, пока вы были внутри шара.
— Спасибо, — искренне проговорил я.
— Не стоит. Это моя работа.
— А ты был прав, наш гомункул — предатель, — глухо проговорил я.
Оливье издал непонятный звук, но всё же ответил.
— Уже не важно. Ты вступил на новый путь, а я тебе помог, — он мотнул головой. — Тысяча горбатых моллюсков! Я привел тебя за ручку, дал пинка для скорости, заставил, проклятый ты...
Хранитель не смог договорить, захлебнувшись жутким кашлем.
Глава 14. Прибытие в Черногорск
Я уже второй час сидел на кухне, неистово опустошая наши запасы продовольствия. Евлампий расположился на столе, усевшись на край тарелки, а Оливье угрюмо молчал на моём плече.
— Что значит, мне надо научиться контролировать себя? — в очередной раз спросил я, а хранитель в очередной раз промолчал в ответ.
— Он не может рассказать, заклятье не позволяет ему открыть правду, — снова объяснил голем, а я снова кивнул, пережевывая бутерброд.
— А сам как думаешь?
— Не знаю, — скромно ответил Евлампий. — За последнее время произошло столько всего противоречивого и совершенно не вписывающегося в понятную мне картину мира, что я больше не уверен в совершенстве собственных знаний.
Оливье даже крякнул, явно недовольный ответом голема.
— А ты попробуй, — предложил я.
— Ты какой-то особенный оборотень, — предположил Евлампий.
Я чуть не подавился. Даже невероятно грустный хранитель не выдержал, кисло хихикнув.
— Но как же, — продолжал настаивать голем. — Тебя нельзя убить. Ты владеешь какой-то странной магией. Умеешь изгонять хранителей. Самые мощные заклятья, такие как истинное пламя, едва могут причинить тебе вред. Люсьен, ты особенный!
— Особенный болван, — съязвил хранитель. — Ты не видишь очевидное. Они все такие. Как они, по-твоему, справились с поглотителями?
— Не знаю. Об этом в истории ничего не говорится.
— Конечно, — согласился Оливье. — Потому что ее написали маги, чтобы все думали то, что им надо, и даже представить не могли, на что похожа правда.
— Что ты хочешь сказать? — завёлся Евлампий.
— Что ты ростом не вышел...
— Тихо! Тихо! — вмешался я. — Я вот тоже не понимаю, как так получилось. Почему ты не стал прежним.
Над головой голема проскочила крошечная молния, но он всё же ответил:
— Процесс объединения очень сложный. Поскольку я условно неживой, объединяющий камень не использовали. Меня уменьшили до нужного размера, а тебя немного увеличили. Нас раздвоили, изменили, а потом собрали вместе. Боюсь, теперь я верну свой истинный размер только после того, как ты станешь прежним.
— И как это сделать? — без особого воодушевления спросил я.
Меня мой нынешний рост устраивал, и я, если честно, не особо-то хотел его менять.
— Провести ещё один обряд в Тринадцатом Тёмном Объединённом мире.
— О! — присвистнул я. — Меня туда обедом из тысячи блюд не заманишь.
— Понимаю, — насупившись, ответил Евлампий.
— Маленький, маленький, ну не будь таким угрюмым, — еле слышно пропел хранитель, но голем то ли не услышал, то ли сделал вид, что не слышит.
— Надеюсь, отец всё прояснит, — протянул я, поедая очередной бутерброд. — Вот только как нам попасть на Скалу Советов?
Меня перебил стук в дверь. Протиснувшись в проём, на кухню бочком залез архивариус.
— Невольно слышал последние слова, — потупился он. — У меня есть предложение.
— Вот это наглость! — заявил Оливье.
— Он, он, живой! — вскрикнул Мровкуб, отскочив обратно к двери.
— Вы его видите? — удивился Евлампий.
— А! — махнул серой рукой хранитель. — Скажи нам, мерзкий кусок мёртвой плоти, как ты смел припереться со своим предложением, после того, как хотел свалить, прихватив мой артефакт?
— Я, я ис-с-спугался... — заикаясь, с трудом выговорил архивариус, — юноша превратился в... — он замолчал, натолкнувшись на злобный взгляд Оливье, но всё же продолжил, — я не сразу даже понял, что это он. Поэтому схватил символ свободы и бросился бежать, а когда попал в трюм, решил переждать в безопасном месте.
— Складно поёшь, — рявкнул хранитель.
— Если бы я врал, то, конечно бы, придумал что-то более захватывающее и правдоподобное, — обиженно забрюзжал Мровкуб. — Можете не верить, но я не для себя старался...
— Тот, кто ничего не хочет для себя — всегда врёт!
— Перестаньте, — прервал их голем. — Глотки друг другу будем грызть потом, а пока нам надо пробраться в самое сердце Чёрной империи.
— Согласен, — проговорил я, поймав себя на том, что режу ещё один бутерброд, — но мы будем за вами приглядывать, господин архив.
— Опять меня не слушаете, — надулся Оливье.
Архивариус немного приободрился.
— Как говорила одна обвинённая в проклятьях ведьма: 'Я докажу, что не замышляла ничего дурного'. Предлагаю плыть в центральный порт Черногорска.
— Почему? — удивился Евлампий. — Там же самая надёжная магическая защита.
— Вот именно, — воскликнул Мровкуб.
Он уже настолько осмелел, что отошёл от двери, а в голосе снова прорезались менторские нотки.
— Защита от магии на пристани, без сомнения, лучшая в тридцати мирах, но мы магией пользоваться не будем. Замаскируемся по старинке. Я побрею голову и лицо, а вы, юноша, наденете чалму. Мы обмажемся сажей и будем выдавать себя за путешественников из Вишнустана.
— Какая чушь, — фыркнул хранитель.
— В Благоградской тюрьме сработало, — не согласился я.
— Да, да, да и ещё раз да, — обрадовался архивариус. — Как говорят контрабандисты: 'Легче проплыть сквозь сердце Стародола, чем пройти проверку в порту Черногорска'. Все ищут обходные пути. Через порт в город никто не суётся, только волшебники и честные торговцы. Нас не раскусят!
— А артефакт? — вскочив с тарелки, выкрикнул голем.
— Да! — подхватил Оливье.
Мровкуб широко улыбнулся.
— Как говорят мороки с чёрного рынка: 'Чтобы что-то спрятать, нужно выставить его на самое видное место!', — заговорщически сообщил он. — Пусть юноша на одно мгновение откроет ошейник, повесит на него символ свободы и закроет. А саму цепь, мы покрасим золотистой краской.
— Даже не знаю, — задумчиво произнёс Евлампий.
Я тоже колебался. На первый взгляд в плане архивариуса всё выходило гладко, но я ведь обещал за ним следить.
— На золотую цепь никто не обратит внимания. Как говорят во всех мирах: 'Уже один вишнустанец — это целая лавка драгоценных побрякушек'. Артефакт тоже не вызовет вопросов, что странного в том, что путешественник носит развеявытель чар.
— Так-то оно так, — протянул я, дожевав последний бутерброд, и облизал пальцы.
— Вылитый дикарь, — нехотя согласился хранитель.
Похоже, даже он не мог найти в предложении Мровкуба никаких изъянов. Оно выглядело очень-очень простым и поэтому почти идеальным. Собственно это, меня и беспокоило.
— Давайте не будем спешить, — не стал настаивать архивариус, — у нас ещё есть время подумать, — и добавил, бочком выходя с кухни. — С вашего позволения.
— Не нравится мне пронырливый семисветский угорь. Он что-то затевает, — проворчал Оливье.
— Завидуешь? — грохотнул голем. — Тебе такой потрясающий план в голову не пришёл.
— Опять начинаете? — вздохнул я. — Лучше расскажите что думаете?
Евлампий повысил голос и даже подпрыгнул, будто это помогало ему опередить хранителя:
— За! За! Полностью за!
— Не знаю, — настороженно проговорил Оливье. — Возразить вроде нечего, но предатель хотел сбежать с символом свободы. На корабле гремлин не позволит ему расшалиться, а там, на берегу, — он выпустил воздух через сжатые губы. — Кто его знает, куда он нас заведёт.
Я опёрся о стол, выстукивая по столешнице напряженный ритм костяшками пальцев:
— Надо придумать, как его перехитрить.
— Но план то хороший! — снова подскочил напряженно молчавший голем.
— Согласен, — недовольно выдавил хранитель.
Остаток дня я бродил по палубе, но ничего путного в голову не лезло. Попробуй помешать чьим-то планам, если их не знаешь. Я на всякий случай предупредил боцмана и приказал гремлину не спускать с гомункула глаз.
Уже перед сном, развалившись на кровати и отрешённо глядя в потолок, я сонно заметил:
— Надеюсь, что дежурить будут какие-нибудь другие стражники.
Я так и не выспался. Тяжелые, мутные сны изводили всю ночь, а поутру растворились, оставив тягостное ощущение и головную боль. Заставив себя подняться, я долго сидел на кровати, с вожделением поглядывая на медные котлы.
— Хватит уже! — предупредил Евлампий. — Вспомни, на берегу тебя ждёт Ирина!
— И Оксана, — усмехнувшись, добавил Оливье. — Справишься?
— Не знаю, — честно признался я.
Меня одновременно будоражила и пугала предстоящая встреча. Я боялся, что что-то пойдет не так, но ещё больше меня беспокоил архивариус. Можно было от него избавиться, но как тогда попасть в город?
От неприятных мыслей отвлёк стук в дверь. В комнату заглянул Мровкуб и подслеповато осмотрелся. Он уже сбрил волосы и щегольскую бородку и напоминал Чёрного Эрлика. Из-за этого сходства, его ещё сильнее захотелось привязать к якорю и утопить.
