— Тоже.
— Что? — закричал я.
— Не открывал, — ответил Оливье.
— Так вы не видели артефакт? — уточнил Евлампий.
— Нет, на кой лихтер он мне сдался, — отмахнулся хранитель вкуса.
— Не может быть, — пробормотал я, и сполз по двери на пол.
Сил не осталось. Я снова закрыл лицо руками. Он сумасшедший! Зачем мы вообще с ним разговариваем?
— С чего вы взяли, что он там был? — срывающимся голосом спросил голем.
— Чернокнижник подтвердил, — обиделся хранитель.
— Черный Эрлик? — удивился я.
— Хватит переспрашивать. Ты меня бесишь, крабий корм! — отрезал Оливье.
— Надо вернуть его, — строго сказал Евлампий.
— Забрать у Эрлика символ свободы? Ты шутишь? — хранитель вкуса сделал удивленные глаза. — Нет, серьезно. Ты серьезно?
— Он не умеет шутить, — заметил я.
Оливье перестал дурачиться и, хлопнув меня по плечу, уточнил:
— Ты тоже хочешь забрать символ свободы у Эрлика?
Я кивнул.
— Вы отдали его в залог, значит, артефакт можно вернуть, расплатившись с чернокнижником, — подтвердил голем.
Я снова опустил голову, в знак согласия. Понимаю, это безумие, надеяться отобрать артефакт у самого знаменитого чёрного мага — безумное безумие, но что остаётся. Я кивнул еще раз.
— Да-а-а-а, — протянул Оливье. — Я конечно связался с Эрликом в тот вечер, когда камень объединял нас, и договорился, чтобы он вернул символ свободы... — и заорал, — но вы меня убили! Соглашение аннулировано, — и сдавленно добавил, — чтобы чернокнижник снюхался с оборотнем? Ничего скудоумнее не слыхал.
— Есть другой вариант? — уточнил Евлампий.
— Какой, к поглотителям, другой? Это не вариант, а бред пьяных орков. Прикинь, что он с вами сделает?
— С нами, — поправил голем.
— Точно. С нами, — согласился хранитель и, повысив голос, категорично выпалил. — Я против такого абордажа!
— Вы хотите болтаться на моей шее до конца своих дней? — поинтересовался я.
— Твоих, — исправил Оливье.
Я вздохнул. Собрался с силами и разборчиво повторил.
— Вы хотите болтаться на моей шее до конца моих дней?
— Нет, — отрезал он. — Но, если ты попрёшься к Эрлику, конец наступит очень быстро.
— Чем всю жизнь таскаться с вами на шее, пусть уж наступает поскорее, — проворчал я.
— Не ной, юнга, штиль не вечен, — разозлился хранитель.
— Вы ещё долго? — спросила из-за двери Ирина. — Нельзя опаздывать ко двору! Тем более заключенным.
— Почти собрались, — прокричал Евлампий. — Фасон выбирали.
— Нас этим фасоном... — брякнула помощница, но не договорила и прикрикнула: — Поторопитесь!
Я встал, озираясь.
— Нам надо одеться.
— Не нам, а тебе, — вставил голем.
Кроме как меня поправлять, им что, заняться больше нечем?
— Боюсь, мне по размеру ничего не подойдет, — протянул я.
— Открывай, — разрешил Оливье. — Ты посредственный, ленивый, медлительный тугодумный орк... но везучий, как тысяча кормчих! — он хлопнул меня по шее.
Тот ещё комплимент, но затевать новый спор я не стал. Мимоходом глянув на тёмные непроглядные тучи на витраже над столом, распахнул дверцу и заглянул в шкаф. На вешалках, в рядок висели одинаковые зеленые камзолы.
— Чего вылупился? Не пачкай своими маслеными глазками мои вещи. Внизу смотри, под ними, — скомандовал хранитель. — Как-то в Таньшане я слегка перебрал и сел за стол. В карты мне не прёт, но одному толстяку фарту вообще не было. Он проигрался в пух и прах. Из-за стола голый вылезал. Мне достались его шмотки. На следующее утро, протрезвев, хотел выкинуть, но пожалел.
Согнувшись, на дне шкафа я увидел тёмный сверток. Вытащил и начал развязывать.
— Это безразмерная мантия! Толстяк-то был жрецом Таньшанского культа. Посты у них убийственные, то толстеют, то худеют, поэтому одежда крепко заколдована. На ней два десятка чар, а может, и больше. Так что в самый раз для тебя, голомянка прожорливая.
— Может, оборотню не стоит приходить на королевский приём в жреческом наряде? — засомневался голем.
Я распаковал свёрток. Тёмно-синяя мантия, отороченная белой каймой по подолу, рукавам и воротнику-стоечке, выглядела вызывающе. По груди и спине шёл замысловатый узор из переплетенных ломаных линий насыщенного голубого цвета. В комплект входили штаны и легкие сандалии.
— В жреческом одеянии, я будто насмехаюсь над Таньшанским культом, — сконфуженно пробормотал я.
— Что вы понимали в светской жизни? — рассердился Оливье. — У них, чем чудней, тем лучше. Я создал заморышу такую репутацию, что после сегодняшнего приема так будет ходить весь двор.
— Не уверен, — робко протянул я.
— Надевай, крысеныш! Не беси меня, — вконец рассвирепел хранитель вкуса.
Я вздохнул. Вряд ли я подберу что-то другое. Придётся примерить одежду жреца. Я стянул рубаху, закинул на шкаф и сунул ногу в штаны. Ткань собиралась складками, а я, несмотря на худобу, не помещался в новом костюме.
— Кроме символа свободы нам что-нибудь поможет?— тихо спросил голем, пока я ковырялся со штанами.
— Не слыхал, — отрезал Оливье.
— Я тоже, — согласился Евлампий.
Хранитель вкуса глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
— Как ни крути, без чернокнижника не обойтись. Только как договориться с Эрликом? — раздосадовано произнес он.
— Стоит рискнуть, — начал Евлампий.
— Я уже рискнул, — оборвал Оливье, обведя себя рукой с головы до ног. — Вот тебе идеальный план! С чернокнижником, можно вообще не трепыхаться. Он все равно нас прикончит. Единственное, о чём стоит подумать заранее, как умереть побыстрее. Чтобы потом не мучиться, как левиафан на крюке!
— Не всё задуманное сбывается, — добавил я, застегивая штаны. — Так отец говорит.
— Идеальный план, такой больше не придумаю даже я, — ностальгически протянул Оливье, не обращая на меня внимание. — Я всё просчитал. Всё учел. Всёшеньки подготовил, и всё равно сел на мель.
— Не всё, — пробормотал я, воюя со штанами.
— Я готовил перевоплощение много лет, — ничего не слыша, задумчиво продолжал хранитель. — Залезть в чужое тело не так просто. Все почему-то держатся за свои туловища, и не сильно хотят их покидать, — он раздраженно потёр уродливую морду. — Не в междумирье же их тащить? Это тебе не в Черногорск сплавать, — он махнул рукой. — Я отвалил кругу чернокнижников несусветную уйму денег за камень душ, но даже с ним нельзя заполучить любого встречного, — Оливье зло стукнул кулаком по ладони. — Камень забирает душу, но переселить её в другое тело не может. Только по взаимному согласию, чтоб мне всю жизнь шкотами питаться.
— Я не хотел выселяться из собственного тела! — возмутился я.
— Ещё как! — хихикнул Оливье. — Ты мечтал стать моим учеником, а это первый шаг к рабству. В старину верили, что истинный учитель способен по-настоящему преобразить любого. Передать знания в первозданном виде. Душа ведь состоит из знаний!
— Ученик получает частицу учителя и становится похож на него. Добровольно соглашается принять его дух, — догадался голем.
— Настоящий учитель и его ученик неделимы, тысяча поглотителей, — заулыбался хранитель вкуса. — Навсегда!
— Нет, — возразил я.
— Да, — убежденно зашипел Оливье. — Ритуал прошёл успешно. Не возьму в толк, почему я сижу на цепи!
— Вы сделали что-то не так? — невинно предположил Евлампий.
— Заткнись, валун, я провёл обряд идеально. Это с заморышем что-то не так!
— Со мной всё в порядке, — огрызнулся я.
Я наконец-то влез в штаны. Они плотно облегали тощие ноги, словно колготы. Сколько не растягивал, ничего не добился, и раздосадовано вздохнул.
— Мантию одевай! — скомандовал голем.
— Да, — согласился Оливье. — Без мантии ты похож на сладкого танцора с Ночных островов.
Я покраснел и резво взялся за верх безразмерного наряда.
— Больше всего выводит, что непонятно почему, — пожаловался хранитель голему. — Всё было продумано до мелочей. Готовое завещание лежало в хранилище Всемирного банка. Оставалось только вписать имя наследника.
— А как вы собирались умереть? — спросил голем.
— Феерически, — протянул Оливье и, выждав эффектную паузу, добавил. — Меня должно было убить огненным обручем.
Я натянул мантию, и теперь пытался высунуть голову через узкий воротник. Евлампий тоже молчал.
— Болельщики всегда пускают их во время гонок. Они знатно заколдованы и не вредят никому на стадионе, но в моей сумке лежал уловитель магии. Он бы притянул обруч и взорвался, а я бы загорелся, — продолжил хранитель. — Несчастный случай, на крысеныша никто бы не подумал. Вся ответственность на администрации арены.
Оливье ткнул пальцем в появившуюся над воротником шею.
— Вы сгорели точно по плану, — мстительно протянул я, высунув голову из мантии, и поправляя чёрную цепочку.
Хранитель вкуса пробормотал что-то неразборчивое.
— Сгорел, — тоскливо протянул он, — и попал на цепь, тыща горбатых моллюсков!
Оливье захлопал глазами, изумленно разглядывая ошейник. Ударил себя по лбу, закрутился, заскакал и запрыгал, выкрикивая радостные вопли вперемешку с проклятиями.
— Всё из-за цепи! — визжал он.
— Чего это он? — не понял Евлампий.
— Прищемился цепью, — неуверенно предположил я.
Голем покачал головой.
— Он эфемерный.
— Надо снять ошейник, — возбужденно забормотал Оливье, а справившись с собой, добавил. — Как ни противно, валун — прав. Выхода нет. Мы на одной цепи. Я готов помочь нам вернуть символ свободы.
— И с королевским приёмом? — поднажал голем.
— Да, и с обедом тоже, — согласился хранитель. — Репутация крысеныша мне дорога, — он усмехнулся. — Но у меня есть условия.
— Куда без них, — пробормотал я.
— Во-первых. Когда я что-то говорю, ты должен отвечать, заморыш.
— Ага, и меня отправят в лечебницу для сумасшедших, — я пожал плечами, — это не повредит моей репутации?
— Не мели чушь! Отвечать можно по-разному, — твердо сказал хранитель. — Если тебе понятно, поднимаешь правую руку. Если надо пояснить, то левую. Ага?
Я кивнул.
— Нет, заморыш, подними руку, — заорал Оливье.
— Больше ничего поднять не надо? — рассвирепел я.
— Как хочешь, — обиженно пропищал хранитель.
— Люсьен! — вмешался Евлампий.
— Да! — закричал я.
— Прекрати! Без него тебе королевский обед не приготовить.
Сцепив зубы, я прорычал неблагозвучное ругательство. Досчитал до десяти и молча поднял правую руку.
— Отдрессирую, — усмехнулся Оливье, — Еще сделаю из этого недоделанного тролля — морского волка.
— Я оборотень, — обиделся я.
— Ты олень в тесте, понятно? — категорично заявил хранитель.
Стиснув челюсть, я поднял правую руку, Оливье довольно рассмеялся.
— Хоть чему-то ты быстро учишься, черепаха замороженная, — радостно заметил он.
— Второе условие? — прервал его веселье Евлампий.
— Без самодеятельности! Всё делать так, как я скажу!
Я открыл было рот, но вовремя вспомнил про договорённость и молча поднял правую руку.
— Отлично, — сказал хранитель. — Подойди к зеркалу.
Я подчинился. Приблизился к оправе из чёрного дерева на колесиках, и с отвращением посмотрел на своё отражение. Оливье заливисто заржал.
Посмеяться было над чем. Костюм плотно облегал тощее тело. Штаны больше походили на чулки, а верх даже самые дикие модники не назвали бы мантией. Она едва не лопалась на груди, но не прикрывала ввалившегося бледного живота.
— На приёме будет фурор, — с трудом выговорил Оливье, потешаясь над костюмом.
— Мастер Оливье! — не выдержал голем.
— Ладно. Мы же на одной цепи, — сдался хранитель. — Положи левую руку на правое плечо, а правую на левое. Три и тащи рукава вниз.
Я потёр, и мантия преобразилась. Штанины вытянулись и расширились. Рукава удлинились. Верхняя часть костюма стала просторной. Разгладилась, заблестев дорогой тканью.
