Иногда ко мне приходил отец. Садился рядом. В его насмешливых глазах пробегали отраженные от неба облака. Он притворно ворчал, о том, что я снова забыл пообедать, а потом рассказывал волшебную историю. Мне особенно нравилась сказка о маленьком волшебнике превращенном в щенка. Даже в собачьей шкуре он преодолел все трудности. Победил тёмного колдуна и снова стал самим собой.
Я смотрел на цветок и понимал, я не совсем один. У меня тоже есть шанс! Если получилось у щенка, смогу и я. Когда-нибудь, я стану великим магом и покорю источник!..
Я вздохнул. Грязная лачуга исчезла. Я лежал не на соломенном матрасе, а на кровати Оливье. Давно пропал засохший цветок, но мне по-прежнему не хватало нежности и ласки, а единственные в тридцати мирах девушки, готовые ими делиться — исчезли в кровавом провале перевёрнутого маяка. А мне остались одиночество и ненависть.
Я встряхнул подписку, снова вперив покрасневшие глаза в платную рубрику. Ничего не изменилось, только появился еще один некролог:
'Сегодня скончалась потрясающаяся женщина. Любимая жена, выдающаяся...'
Не в силах сдержаться, я взвыл. Поднялся, решительно направившись к двери. Вышел на палубу, молча снял с пожарного стенда топор и пошёл к трюму.
— Ты чего это? — поинтересовался хранитель.
Я не ответил. Открыл крышку и начал спускаться.
— Они же безоружны, — залепетал голем. — Ты же не собираешься... — у него сорвался голос.
— Ненавижу чёрного колдуна, — прошипел я сквозь зубы. — Амос, где ты, старый убийца?
Глаза медленно привыкали к темноте, я даже различил скрюченные фигуры поборников. Трое при моем приближении вжались в стену, но косматый старик не двинулся. Сидел с закрытыми глазами, точно так же как в тюрьме, и покачивался в такт собственному бормотанию.
— Ты, ты, — я размахнулся топором. — Ты столкнул Ирину...
Слова не складывались в предложения. Вся длинная, злая обвинительная речь, еще недавно неистово вопящая в голове моим же собственным голосом, никак не хотела срываться с языка.
— Не надо, Люсьен, — попросил Евлампий.
— Прикончи колдуна! — восторженно выдохнул Оливье.
— Он нам нужен, — попытался голем. — Без него огневика не одолеть!
— Посмотри на меня! Посмотри! — потрясая топором, завопил я.
Амос открыл глаза. Я ожидал увидеть чёрные распахнутые пасти скалящихся черепов, но меня ждало разочарование. Опустив оружие, я замер, прикусив губу. Мой враг был полностью уничтожен, сломлен и разбит. От грозного убийцы блёклых не осталось и следа. Передо мной на грязном полу трюма трясся от холода и страха несчастный старик.
— Ненавижу тебя, — еле выговорил я. — Ты бросил её в... как...
Меня душили злые слезы, но ярость спала.
— Она не погибла, — тихо проговорил старый колдун. — Там вывернутый на изнанку мир, но угрозы нет.
— Почему же никто оттуда не вернулся? — деловито спросил голем.
Меня еще трясло от кипевших внутри страстей, но слова поборника возродили надежду.
— Там нет магической энергии, — сказал Амос.
— Да ладно, — удивился Оливье.
— Так не бывает, — строго произнёс Евлампий.
Старый колдун опустил голову.
— В тридцати мирах возможно всё!
Все мои чаяния рассыпались прахом. Нет магии! Я медленно поднялся по лестнице и вылез на палубу. Закрыл люк и, уронив топор на влажные доски, опустился на колени. С мрачных небес моросил мелкий дождик. За бортом в тёмной дымке проплывали дырявые, словно изъеденные насекомыми, гигантские кости. Я не сразу понял, что это древние башни. Почерневшие от времени, жуткой мёртвой воды и враждебного, нездешнего ветра. А ведь когда-то в них жили волшебники. Поднимались по ступеням на смотровые площадки. Встречали новый день. Улыбались, глядя как солнце красит бескрайнее море в цвета зари. Надеялись на счастье, любовь, длинную беспечную жизнь. А потом... Я сглотнул. Всё пропало. Надежда, радость, будущее. Нет магии, нет ничего! Мир гибнет, но мы делаем вид, что не замечаем этого.
Беспощадный ветер отогнал густой туман, оголив мёртвые острова со скелетами разрушенных жилищ. Их покрывал ковёр из округлых белых камней. Я смотрел и смотрел, но скорее догадался, чем увидел. Эти камни когда-то украшали чьи-то плечи, болтались на шеях, содержали чьи-то мысли и желания. Я закрыл глаза.
— Но так не бывает, — продолжал настаивать на своём голем. — Магическая энергия проходит через всё. Где-то её меньше, где-то больше, но её не может не быть совсем.
Я молчал. Когда рассеялся гнев, внутри осталась только пустота. Я больше не чувствовал ни тоски, ни одиночества, ни разочарования. Я умер. Оставалось лишь перевалиться через борт в чёрную безжизненную воду Стародола.
— Капитан, — крикнул Чича. — Завтра мы дойдем до приграничья, как будем перебираться на остров Божественного бутерброда? Через Таньшан или Оркариум? Я бы предложил...
Он замолчал на полуслове и уставился на топор. Потом с тревогой перевел взгляд на люк трюма.
Я никогда не бывал ни в Таньшане, ни в Оркариуме, но во мне погибло даже любопытство.
Боцман подошел ближе и положил руку на плечо.
— Месть ничего не решит, — сказал он, глядя на топор. — Его смерть не вернет Оксану и Ирину, только прожжёт клеймом твою совесть. А девочки сильные, они сами справятся.
Я удивленно повернулся к Чиче.
— Справятся? — тихо спросил я.
Он усмехнулся.
— Да я бы ни в жизнь не вышел против них, зачем мне такой позор. А кто бы вышел?
— Я бы поостерегся, — искренне проговорил архивариус. — Даже против одной из них. А уж вместе-то.
Он стоял у камбуза, пряча руки за спиной.
— Главное, чтобы они друг друга не переубивали, — заметил Оливье. — А то начнут делить твою блохастую шкуру.
Я всхлипнул, хотя мне казалось, что хихикнул.
— Правда?
— Конечно, — в один голос сказали все четверо.
Даже хранитель не добавил обычную колкость или гадость.
— Чтобы поднять настроение, предлагаю сварганить изысканный десерт А-ля Орк, — предложил он.
— Его едят орки, — переспросил я.
— Скажешь тоже! Он похож на башку орка.
— Плывем через Оркариум, — сказал я Чиче.
— Будет исполнено, капитан, — гаркнул боцман.
— Я тоже займусь делами, — проговорил Мровкуб попятившись. — Если не возражаете, подготовлю наших пленников. Они должны точно знать, что придётся делать, когда наступит время.
Я кивнул, поднимаясь.
— Топор повесь на место, — подсказал Оливье.
— Вот еще, — буркнул я. — Капитон, верни топор на пожарный стенд.
Оружие мести подпрыгнуло, отскочило от палубы, и, пролетев, легло на крюки.
— Позёр, — проворчал хранитель. — Из тебя бы получился самый надменный в тридцати мирах чародей. Ты бы даже задницу магией вытирал, если бы у тебя была сила.
— Нет, — покачал головой я, — нашел бы ей куда лучшее применение.
— Какой мудрый ответ, — похвалил голем.
Тоска чуть развеялась, уже не давя на меня заслоняющий весь белый свет громадиной. Надежда, что Ирина и Оксана вернутся, отодвинула смятение и позволила думать. Когда они выберутся из вывернутого наизнанку мира, я должен быть во всеоружии. Поймать Великого Свина, а ещё лучше — отобрать артефакт у огневика.
— Шевелись, поварёнок, — скомандовал Оливье. — Доставай мёд, муку. Понадобятся сливочное масло и яйца. Надеюсь, Чича запасся нормальными яйцами. Однажды он притащил яйца грифона?
— А почему ты не поймал Великого Свина в прошлый раз? — перебил я.
Хранитель потёр серую голову.
— Так сразу не объяснишь, — неохотно заговорил он. — Божественный бутерброд это не остров, а настоящий лабиринт построенный пьяными гоблинами из магических артефактов. Где там вход, а где выход даже архимаг не разберётся. А какие чудища рыщут! Чупакабра так, домашний котёнок, только мурлычет погромче. Правда есть одна здоровая. Так что... Поди сыщи Великого Свина, когда тебя все норовят сожрать. Я весь остров перетряс. Каждую тропку прочесал. Под каждый камень, под каждый куст заглянул.
— А может, его не существует? — предположил Евлампий.
— Есть он, — отмахнулся Оливье. — Я его видел. Издалека. Он такой...
— Какой? — не понял я.
— Возьми книгу рецептов.
Я пошарил в полке и привычно улыбнулся обложке.
— Здравствуй, дорогая.
Меня поприветствовала довольная мордочка, осветив своей улыбкой тёмную корочку книги.
— В потайной главе есть описание Свина, — нехотя сообщил хранитель, — но если кому проболтаешься, на мою помощь больше не рассчитывай!
Я сильно удивился, но все же кивнул.
— Чтобы открыть потайную главу, скажи: 'Рыло у Свина белорылое, пол острова вечнозелёного рылом изрыл, вырыл и перерыл', — пробормотал Оливье.
Я, запинаясь, повторил его слова, и бумага книги рецептов вспыхнула, осветившись всеми цветами радуги. Листы зашуршали и открылись в середине фолианта. Из корешка выросли новые страницы. На них проявились буквы, сложились в слова и предложения.
— 'Он открылся неожиданно, словно величайшее чудо, — прочитал я. — Мне не доводилось видеть ничего прекраснее. Бесподобное, совершенное создание, равного которому еще не творил и уже никогда не сотворит источник магии. Воплощение всех моих потаенных грёз и желаний, истинный ингредиент достойный идеального блюда. В нём безупречно слились безукоризненные пропорции, словно его вытачивал из лучшего материала обуянный поиском эталона мастер. Он источал божественный аромат, любая, даже самая изысканная, приправа могла лишь испортить это изумительное благоухание. Ох, каков он должен быть на вкус? Сколь прекрасен, бесподобен и величественен. Уже тогда я понял, что не смогу даже прикоснуться к столь необыкновенному созданию'.
Пока я пытался найти нужные слова, хранитель заговорил сам.
— Я приготовил гоблинские силки, но так и не пустил их в ход. Нельзя превзойти идеал. Невозможно побороть вечность.
— Это облегчает задачу, — сообщил голем. — Великий Свин существует, да и поймать его, по всей видимости, не так сложно. Всё дело в том, что, оказывается, у тебя есть сердце.
— Зато у тебя нет! — рявкнул Оливье.
— Что? — задохнулся от возмущения Евлампий. — Да оно больше, теплее и живее, чем у тебя.
— Я поддерживаю малыша. Наврал же, что магички вернутся, хотя, кто ж оттуда вылезет, — выкрикнул хранитель.
Они продолжали орать, словно меня не существовало.
— Надежда даёт смысл жить! — завопил голем.
— Ха! На кой? Чтобы смотреть, как погибает и разрушается всё, что ты любишь?
— Прекратите! — проскрежетал я. — Хватит!
Отвернувшись от разложенных на столе продуктов, я посмотрел на висящие в креплениях ножи.
— Хочу побыть один, чтобы не видеть вас и не слышать.
— Да, пожалуйста, — согласился Оливье. — Иди в мою каюту. Возьми самый крупный из Котлов Прошедшего и одень на голову. Видишь, я даже сейчас помогаю, — шикнул он на Евлампия.
Казалось, это ещё одна дикая, злая шутка хранителя, но я всё равно пошел. Мука, сливочное масло, яйца и даже мёд вызывали приступ тошноты.
Пробежав по палубе, я ворвался в комнату, запер дверь и приблизился к столу. Голем что-то бормотал в ответ на выпады Оливье, но я не слушал. Над столешницей позвякивали семь медных котлов. В сверкающих боках отражались разбросанные по столу бумаги. А на днище чернела монограмма: нож, продетый между зубцов вилки и опоясанный витыми буквами складывающимися в надпись: 'Отзвуки прошедшего'. Мастер Правша, вспомнил я. Создатель чудесных вещей. Даже не подумав, как нелепо буду выглядеть, я поднял самый большой котел и надел на голову.
Все посторонние звуки, ругань моих вечных попутчиков, шум моря, треск такелажа и вой ветра в парусах сошли на нет. Заплескалась ласковая тишина, окутала темнота и окружила безмятежность, отогнав прочь давящую, звенящую безмолвием, пугающую пустоту. Я остался один. Совсем один. Будто не было навязчивого голема и бездушного хранителя. Словно я вернулся в прекрасное прошлое, когда не задумывался о том, что сказать, и не боялся кого-то потерять. В то счастливое время, когда терять было нечего. Когда источал горькое благоуханье быльник, а я всматривался в далекие горы затянутые колдовским маревом. Вдыхал пахнущий травой воздух и ни о чем не беспокоился. А рядом сидел отец, рассказывал о прошлом, о героях, которые не дали тридцати мирам развалиться на части. Облака бежали в обратную сторону. Солнце выскакивало из-за леса на западе и проваливалось на востоке. А я слушал старинные истории. Место отца занял дед. Он вспоминал, что раньше маги жили только на Бронепоясе — в Семидоле, Летающих городах, Благодатных землях, Блэк Буке, а император восседал на чёрном троне в своём плывучем дворце в самом сердце бескрайних морей Стародола. Только когда миры начали гибнуть, а потоки магической энергии мельчать, чародеи подались в Таньшан и дальше в Черную империю.
