— Бежим!
— Едем обратно! — повторил я, но Мровкуб уже крутил руками, заставив клетку наклониться и, дико вертя колесами, унестись обратно в джунгли.
Дикое поле осталось позади. Мы проскочили мимо ориентира и, подпрыгнули, ударившись в сплетённые корни.
— Быстрее! — ворчал хранитель.
Великий Свин разочарованно визжал, и окружающие заросли затихали. Всё, что еще мгновение назад квохчало, трещало и подвывало, застыло немым укором. Продравшись через спутанную траву, мы выскочили в верхний слой, в воцарившееся на острове жуткое безмолвие.
— Скорее, скорее, — требовал хранитель.
Я повторял за ним, и архивариус всё сильнее хмурился.
— Как говорили погонщики пегасов из мира летающих городов: 'Быстрее просто невозможно', — замотал он головой. — Наша повозка развалится, если я прибавлю скорости.
Клетка и правда мчалась, как безумная. Мимо пролетали скрюченные кусты и светящиеся папоротники. Мы пробились в следующий слой и понеслись дальше, едва касаясь земли.
— Надо еще чуть-чуть... — попытался Оливье, но его перебил душераздирающий вой.
У меня похолодела спина. Я чувствовал, что не стоит поворачиваться, но голова сама собой крутанулась влево.
За нами бежала огромная чупакабра. Это чудище не поместилось бы в дворницкой, в которой я жил в академии. Под коротким серым мехом вздувались громадные мышцы, а оскаленные клыки едва не касались земли. Лапы со здоровенными когтями остервенело рвали землю, а ледяные глаза уставились прямо на меня.
— Вот и Саблезуб! — сообщил хранитель, потянув носом.
Я отвернулся от чупакабры. Судя по размерам, как только она догонит клетку, то одним махом перекусит её пополам. Так что беспокоится уже не о чем.
— Нам конец, — безмятежно сказал я.
Настал момент, когда бояться уже бессмысленно. Меня грела надежда, что в бездне междумирья, я снова увижу Ирину. А что мне еще надо?
— Что вы молчите! — вскрикнул голем. — Надо бороться!
— Бот вы зкать, нак? — коверкая слова, прокряхтел запыхавшийся Мровкуб.
Подставное лицо с чёрной бородкой покраснело. На лбу выступили крупные капли пота. Он всё ещё вращал руками, но движения потеряли былую резвость.
— Ты же не настоящий! Ты не можешь устать! — рявкнул Оливье.
— Даже искусственное тело изнашивается. Перетружусь, — будто услышав его, проговорил архивариус, — и гомункул не выдержит, тогда и повозка остановится.
Клетку сотряс удар. Мы подскочили, будто на большой кочке, но всё ещё летели вперёд. Саблезуб лишь зацепил нас, не дотянувшись зубищами, но второй раз так не повезёт. Чупакабра готовилась к новому прыжку. Мровкуб замахал руками из стороны в сторону, и повозка завиляла. Я вцепился в пол, чтобы не мотаться от борта к борту. Разметав корни, мы выскочили в следующий слой, но Саблезуб вырвался вслед за нами.
— Вот упрямая бестия! — гаркнул хранитель. — Больше никаких поворотов! Несемся напрямик, пора убираться с этого проклятого острова. Будь наготове, малыш. Сигналь гремлину, чтобы подхватил нас, иначе утопим порося!
Я прокричал всё архивариусу и сильнее схватился за пол. Что мне еще надо от жизни? Встречусь с Ириной попозже. Я оглянулся через плечо. Огромная чупакабра примерялась к следующему прыжку. Маневры Мровкуба сбивали её, но, чтобы набрать скорость, придется прекратить вилять. Я смотрел на гибкое смертоносное тело. На азарт, злость, желание добиться своего, и ответ на вопрос пришёл сам собой. Перед тем как умереть, я хотел бы хоть раз победить. Преодолеть все трудности. Стать лучшим. Особенным. Первым. Иначе безмятежность не наступит даже в бездне междумирья.
— Пора! — скомандовал я, когда мы миновали очередной синий камень не повернув, но архивариус накручивал восьмёрки.
— Юноша, я беспокоюсь за сохранность вашей жизни, ведь...
— Давай! — перебил я, опередив Оливье.
— Но...
— Давай! — с нажимом повторил я. — Хочу оставить эту образину в дураках! Давай!
— Вот он, мой ученик! — ухмыльнулся хранитель.
— Я больше не ученик, — отрезал я.
— О! — гордо протянул Оливье. — Ты прав! Теперь ты перешёл на следующий уровень мастерства!
Мровкуб перестал махать руками в стороны, и повозка выровнялась. Мы понеслись быстрее, но теперь и Саблезуб мог прицелиться. Пригнувшись, он оттолкнулся лапами и прыгнул, пролетев в ладони от решетки. Клацнули челюсти. Я даже почувствовал зловоние из перекошенной пасти.
Приземлившись, он зацепился за кочку и сбился с бега.
— Отрываемся! — обрадовался голем.
— Давай! — завопил я. — Ещё немного!
Архивариус крутил руками со всех сил. Мы разогнались так, что я едва различал проносящиеся мимо папоротники и низкие кусты. Огромная чупакабра пропала из виду. Я даже не слышал ее тяжелую поступь. Зато увидел между деревьями просвет и бесконечную морскую гладь.
— Поднажми!
Промчавшись сквозь заросли, мы отбросили свисающие корни и, растолкав ветви, вылетели наружу. Земли под ногами больше не было. Я оглянулся назад. Заросшие джунглями слои отдалялись. Остров Божественного бутерброда по-прежнему хранил гробовую тишину. Поэтому жуткий треск заставил меня вздрогнуть. С самого верхнего уровня, ломая деревья, разрывая зубастые лианы, на нас бросился Саблезуб. Вытянув вперёд лапы с растопыренными когтями и поджав раздвоенный хвост. Он подобрался, сжавшись, как взведенная пружина, и распахнул огромную пасть с двумя длинными, как двуручные мечи, клыками.
— Полундра! — завыл хранитель.
'Проиграл' пронеслось в голове, и я со всех сил закричал:
— Капитон!
Из горла ещё вылетали последние звуки, когда огромная чупакабра дотянулась до повозки. Лапы обхватили боковые решетки и вцепились в прутья, а кривые зубы прошли сквозь крышу клетки. Я почувствовал, как на плечах лопается мантия, или это была не мантия. Боль вгрызлась, пронзив до самых пяток. Саблезуб рвал железную преграду, пытаясь достать меня когтями. Я слышал, как они скребутся по металлу и пытался сжаться, распластаться по полу, но мне что-то мешало. Я не мог пошевелиться. В глазах потемнело. В ушах отдавались удары моего собственного сердца и яростное рычание чупакабры.
— Капитон! — прилетел откуда-то издалека мой собственный, искаженный голос.
Отражаясь от стенок черепа, он еще долго бился эхом в голове, пока не затих.
Клетку качнуло. Швырнуло вверх, вниз. Перевернуло. Я почувствовал, как по груди скребут длинные клыки, а кровь, пульсируя, выплескивается из плеч. Изгибающаяся тварь оторвалась от решетки и, расставив лапы упала вниз, с гулким всплеском скрывшись под водой.
Тележка перекувырнулась колесами вниз, и я бессильно свалился на пол. Мы мгновенно долетели до корабля и крепко стукнулись об палубу. Я слышал, как что-то упорно талдычит голем. Его постоянно перебивали вопли Оливье и жалкое лепетание Мровкуба. Их крики смешались в одну неразборчивую кашу. Я не понимал ни слова и, если честно, был рад этому. Хотелось надеть на голову медный котел, чтобы не слышать их опротивевших голосов.
Меня подняли и вынесли из клетки. Я даже разглядел курчавую черную шерсть на шее боцмана. Он тоже что-то говорил. Зло, резко, будто выплевывая неприятные слова. Но меня не волновали их дрязги. Я проиграл. Последнее желание не сбылось. Почему? Я всегда верил, что напоследок всё должно получиться. Даже приговоренным к казни дают такую милость. Неужели я хуже обреченного на смерть преступника? Хотелось закричать, но пересохший рот не слушался.
— Дайте ему попить! — распорядился Евлампий.
Чашка подплыла к моим губам, и я жадно глотал воду.
— Он не мог выжить, — настаивал на своём архивариус. — Это противоречит законам мироздания. Это... Он...
— Да что ты понимаешь, чародей надутый, видишь, водичку лакает, живее всех живых! — встрял хранитель.
— Но он... у него... пробито сердце... — еле выдавил Мровкуб.
— Может, оно ему не нужно, — предположил Чича. — На Изумрудном острове обитает перепончатый пернатокрыл. Так у него четыре сердца, но он ни одним не пользуется, а кровь качает через...
— Да какая разница, главное, живой! — возразил голем.
— Это же не пернатокрыл, — расстроено заметил Мровкуб. — Клыки проткнули его насквозь через плечи, почти до самых тазобедренных костей, они непременно бы повредили все самые важные внутренние органы...
— У него очень быстрая регенерация и повышенный метаболизм, — допустил Евлампий.
— Но...
— На изумрудном острове...
— Я спать хочу, — тихим голосом пожаловался я.
Вода кончилась, и мне жутко надоело слушать их спор. Выжил — не выжил. Мог — не мог. Какая разница? От борта клетки, замотанный толстой веревкой, на меня испуганно смотрел Великий Свин. Я вытащил его с острова, а значит всё-таки победил. Первый раз за всю свою жалкую жизнь!
Глава 13. В стеклянном шаре
Иногда, чтобы узнать что-то важное, нужно сделать вид, что ничего не слышишь. Меня разбудил тихий разговор, и я мгновенно проснулся.
— Заклятье не позволит мне сказать ни слова, — прошептал Оливье, — но если он тот, кто я думаю, а после того, что было, трудно предположить что-то другое, то всех нас ждёт... — он кашлянул в кулак, — ждёт возвращение ужасающего прошлого.
— Что еще за страшилки? Какое прошлое? — встревожился голем.
— Они соберутся... — начал хранитель и задохнулся от сильного приступа.
Он перхал, с трудом вдыхая воздух и кряхтя.
— То же мне обет молчания, — насупился Евлампий.
Оливье продолжал кашлять, пока не осип.
— Я боюсь, что он первый, — еле слышно прохрипел он.
— Первый среди кого? Оборотней? Да он слишком молод, — не поверил голем. — Я его досконально изучил, ради источника, какая от него может быть угроза. Он...
— Не спит, — прервал хранитель сорванным голосом.
Я перевернулся на спину, потянувшись.
— Поспал бы еще, если бы вы не болтали, — проурчал я, разминая челюсти.
— Я... мы... обсуждали тут вчерашнее происшествие. Как ты себя чувствуешь? — спросил Евлампий.
Я поднял руки. Поводил плечами, прогнул спину и сел.
— Хорошо, — я почесал шею. — Саблезуб не сильно меня зацепил?
— Ха! — крякнул Оливье. — Почти не дотронулся. Проткнул немного. Всё тело насквозь!
Я усмехнулся.
— Хорошая шутка. Кажется, я начинаю врубаться в твой юмор.
Встав, я прошелся по каюте, присел, сделал несколько махов и взглянул на витраж. За потерявшим цвет прозрачным стеклом плескалось тёмное море, а ветер сбивал пенные буруны с высоких волн.
— Штормит, а я и не почувствовал.
— Ты и длинные зубы в своём теле не почувствовал, с чего бы это? — проворчал хранитель.
Я не стал спорить. Всё что случилось, пугало меня не меньше остальных, но я не хотел об этом думать. Одной страшной тайной больше, одной меньше, кому какая разница. Вся моя жизнь — сплошной засекреченный секрет. Что же теперь делать? Я и так едва удерживаюсь на краю. Стоит поддаться панике и всю жизнь проведу с медным котлом на голове. Я невольно взглянул на стол и замотал головой:
— Нет! Сначала я выполню обещание, а потом делайте со мной что хотите. Сдайте в Императорский университет исследований для опытов. Заприте в пыточную. Верните в резервацию.
Голем стыдливо опустил глаза.
— Мы не это имели в виду. Ты должен понять, мы очень испугались.
— Даже обычный оборотень это слишком много, а неубиваемый — вообще перебор, — заметил Оливье.
— Ещё бы, — легко согласился я.
— Иди завтракать, — глядя в сторону, сказал Евлампий.
— Одну минутку.
Я достал жёлтое перо и встряхнул. Пробежал глазами платную рубрику, замерев на последнем сообщении:
'Милому и искреннему. Было непросто, но мы вернулись. Ждём тебя рядом с лавкой Эстета. Поспеши! Целуем. Любим'.
Я задрожал. Перечитал письмо ещё раз, и ещё раз.
— Они спаслись! — завопил я, подпрыгивая.
— Поздравляю! — в тон мне выкрикнул голем.
— У тебя новые проблемы, — поддакнул хранитель. — Две влюбленные в одного оборотня магички, хуже десятибалльного шторма!
Но мою радость ничего не могло испортить, я скакал и размахивал руками, как ребенок. На шум сбежались все. В дверь одновременно заглянули боцман и Мровкуб. Я даже почувствовал настороженный интерес гремлина.
— Они спаслись! — вопил я.
— Я же говорил, — усмехнулся Чича. — Что девочки сильные и со всем справятся.
— Как ты себя чувствуешь? — будто, между прочим, спросил архивариус.
— Я счастлив!
— Я про твоё здоровье, — уточнил он.
— На все сто! Только зверски голоден! Пора бы уже и подкрепиться!
