Дальнейшие инструкции появятся в твоем кабинете в полдень седьмого января...
Глава 70. Пленник
* * *
Саске
Страх воплотился наижутчайшим кошмаром.
Боль. Всепоглощающая и безжалостная, удивительно разнообразная, рисующая на холсте-Саске неповторимый шедевр.
Саске, казалось, бесконечно барахтался в океане Боли, кроме нее ничего иного для него не существовало.
Первая попытка абстрагироваться увенчалась грандиозным провалом: второй поток сознания, едва спихнул всю боль на первый, с неминуемостью смены дня и ночи осознал, что лишен глаз, причем спустя какой-то весомый промежуток времени пустые глазницы дважды прижгли чакрой, второй раз стихиной Хи. Кого-то здорово взбесила неудача с яблоками, вне тела Саске оказавшимися слепыми. Все это промелькнуло вспышкой озарения, спихнувшей сознание в пучину Боли.
Последующие попытки упорного инвалида отречься от боли получались чуточку легче и длились подольше. Сердце в груди чужое, как бы не свиное. Вообще все нутро отторгалось его сущностью, кто-то весьма профессионально и быстро сумел заменить все внутренние органы, воспользовавшись жаждой жизни, в конце концов принявшей инородные легкие, печень, почки, селезенку, кишки, желудок. В очередной раз Саске сверзился в боль, осознав себя евнухом.
На этом фоне культяпки вместо четырех конечностей были восприняты стойко. После обнаружения этого факта второй поток сознания Саске еще не единожды балансировал на грани, но на голой силе воли преодолевал слабость и отстранялся от пагубных эмоций и болей, сигнализирующих о повреждениях физического тела и кейракукей (система циркуляции чакры). Солнечное сплетение, обоснованно сопоставляемое с очагом чакры, выжжено схожим с глазницами образом. Дальнейший елико возможный беспристрастный и детальный самоанализ показал наличие участков родной кожи на животе и затылке, в местах нахождения фуин-трискеле. Зубы отсутствовали все до единого, языка нет, вкусовые и обонятельные рецепторы выжжены вместе с речевым и слуховым аппаратами. Череп продырявить или расколоть пытались, наверняка, но к мозгу проникли через естественные отверстия, ноздри, уши, глазницы. Мыслительный процесс в данный момент явно проходил вне мозга. Инспекция после физического тела перешла к более тонким материям.
Система циркуляции чакры оказалась искорежена заменой внутренних органов, уцелели лишь магистральные каналы, лежащие вдоль перебитого в трех местах позвоночника и те, что в голове. Уцелевшие родные клетки, в основном костяка, продолжали генерировать чакру, которая неуправляемо растекалась, одновременно и конфликтуя с чужеродными органами, и преобразовывая их под себя, и помогая поддерживать жизнь в зверски изуродованном теле. Второй поток сознания Саске обнаружил энергетические составляющие колец и цепи с медальоном, без воссоздания материального носителя при помощи чакры нечего и думать про заключенные в этих эфемерных структурах запасы той же чакры и медикаментов. Над всем довлело нательное фуиндзюцу, которое знающий поименовал бы как технику "Катон: Гока Тенро", переложенную с нинфуиндзюцу на фуиндзюцу, пленяющую и обращающую огонь против него самого — попытка принять ипостась феникса едва не вышибла второй поток сознания в резко вскипевший океан боли, мучающий первый поток. Аналог "Фуджа Хоин" окружал оба фуин-трискеле, причем дзюцу выполнили его, Саске, кровью (по сосудам, кстати, в данный момент текла чужая кровь, смесь животной и человеческой), тем самым возведен барьер против его, Саске, вмешательства.
Некто гениально обезвредил Саске: конфликт тканей нивелировал высокую регенерацию; с лохмотьями кейракукей контроль над чакрой почти невозможен, четыре культи излишняя мера перестраховки; сброс оков с фуин-трискеле нереален без тонких ковыряний в них; боль рассеивает волю и убивает концентрацию; у проклятой печати один из режимов, как показало время, с чудовищной силой тянет и мгновенно абсорбирует чакру, а второй практически полностью прекращает ее выработку во всем организме. Есть еще ошейник как минимум с фуиндзюцу, капсулирующим пространство-время — попытка уйти в мини измерение вылилась в очередную вспышку боли, едва не потопившей в себе второй поток сознания Саске.
Куда ни кинь, всюду клин. Без СЦЧ нельзя сбросить оковы с фуин-трискеле. Без обращения к клановым нательным фуиндзюцу нельзя мгновенно исцелиться или позвать на помощь. Солеан после насыщенной трудовой ночи оклемается не раньше, чем через неделю, что без нынешней ориентации во времени вселяло хоть какую-то надежду. Без чакры нельзя привязать энергетическую структуру к физической, чтобы затем воспользоваться запечатанными ресурсами колец и цепи с медальоном главы клана Луара. Без родной крови нельзя применить хидзюцу "Катон: мерцающая кровь", что могло бы очистить организм от отравы и поспособствовать исцелению, он скорее навредит сам себе из-за бесконтрольного характера живительного белого огня и чуждых тканей. С ошейником нереально сбежать в собственное мини-измерение, о "Камуи" и думать нечего без спирасиэса.
Все из-за потерянного клона. Саске ухайдакал детей, вымотавшихся в попытках повторить истинный полет феникса, и решил напоследок перед ужином нагрузить свои крылья фигурами высшего пилотажа, и да, еще порисоваться перед клоном кими, сиротливо пристроившимся на пороге врат Казе. Во время выполнения очередного крутого пике пришел исполинский объем воспоминаний клона, за полторы недели умудрившегося более сотни раз клонироваться, отчего память неимоверно распухла. Саске попросту вырубился, начав усваивать по совокупности целые годы жизни. Ползанье по руслам подземных рек, плаванье в каменной породе, сбор сенчакры. Клоны клона вляпывались в курьезные и фатальные аномалии, съедались, исчерпывали вложенный ресурс, усердно создавали и сами становились пробками для подземных водных артерий, открывали древние катакомбы, руины и захоронения, а так же натыкались на жилы золота, ртути, урана, янтаря, нефти и прочих полезных ископаемых под песчаной пустыней на территории страны Ветра. О да! Грезы клона осуществились, оригинал никогда-никогда не забудет этого клона! Саске так и не вышел из пике, сверзнувшись с неба в море. Собственно шлепка о воду Саске уже не запомнил, не успел он и сориентироваться, чтобы переместиться в свое безопасное мини-измерение или Эдем. Феникс, вынырнув из брюха тучи, инстинктивно сменил ипостась, чтобы легче переварить воспоминания, а это значит, что восемь би-врат остались открытыми, тело должно было чудовищно фонить на всю округу, несмотря на поглощение избытков чакры кольцами и нательными фуиндзюцу. Поэтому скелет Саске и оставшиеся родные клетки продолжают активно вырабатывать чакру при демонтированном из системы рубильнике и мощном внешнем подавителе ("Катон: Гока Тенро"), причиняющим боль из-за каждого кванта выработанной чакры.
Последними в память врезались знакомые дельфины, с которыми вместе часто резвились, и неясная тень где-то у самого дна, под километровой толщей воды. А дальше провал, разум пробуксовывал, захлебываясь в потоке информации от потерянного клона, вложившегося в игольную высокотемпературную плазменную струю, пробурившую трубу для магмы. Гадать бессмысленно, все ясно без этого: дельфины вынесли тело Саске к какому-нибудь улепетывающему от войны пиратскому кораблю или острову с чьей-то секретной базой, надежно закрытой барьерами фуиндзюцу. Мощный выброс чакры однозначно привлек всякого рода стервятников и просто не в меру любопытных, подобравших беспомощную тушку. А дальше какой-нибудь ирьёнин, гуру темной медицины, позарился на подарок судьбы, при этом или убоявшись мести за убийство, или отнесшийся рачительно к бесплатному заряжателю энергокристаллов, как бы не из конохского района Хаузу. Саске горько пожалел, что не умертвил Данзо, несомненно, нарывшего в Конохе справки о нем и слившего их какому-то живому приспешнику, последователю или наследнику саннина Орочимару, с которым водился будучи главой Корня. Выжать информацию из Саске не смогли, ментальная защита на высшем уровне, резон убивать почему-то отсутствовал. В первом приближении с зацепками полный облом, поступающая от сенсоров в мозг информация попросту игнорировалась из-за обработки колоссального объема от клона, плюс его определенно накачали наркотиками и прочими гадостями, препятствуя приходу в сознание. Потому как бы некому мстить, особенно с учетом гребенки войны, однозначно слизнувшей все следы. О возможностях Солеана чужим неизвестно, все шито-крыто с позиций недоброжелателей, поймавших и изуродовавших Саске, взалкавшего мести всей цепочке посредников.
Как поступил клон Наруто? Кими много раз видел, как Саске разгоняется, ныряя из туч в толщу воды. Клон Наруто всяко видел потерю контроля над полетом, и уж тем более выброс чакры. Кто-то караулил? Следил за летающим островом? Случайно оказался рядом? Подняли ли луарцы тревогу? Завязался ли бой за бессознательного Луара Саске?
Второй поток сознания Саске по мере сил препятствовал чувствам и эмоциям, не давая им себя задушить, весь букет спихивал на первый поток, раздираемый болью. Боль постепенно уступала место страху остаться в одиночестве. Саске без посторонней помощи не сможет позвать своих спасителей, и отец мало того, что на неделю недееспособен, так еще и предупредил заранее о том, что до дня весеннего равноденствия и носа не покажет с изнанки Эдема, ожидая, когда взбаламученный им омут хотя бы малость прояснится. Карин... обломиться со своим волосяным дзюцу, у оскальпированного мужа сменился оттенок чакры из-за подавляющего числа чужих клеток, в нем сейчас перемешалось целых восемь инородных составляющих, человеческих и животных. Яро всколыхнулся страх за любимую, которая вполне может клюнуть на обманку, ведь неизвестный гениальный ирьёнин однозначно способен создать еще одну химеру, умудриться в какого-нибудь шиноби запихнуть все вынутое из Саске и заставить худо бедно функционировать, вводя дзюцу жены в заблуждение. Пышно цвел страх потери достигнутой мощи, почвой послужил отток чакры, закрепляющий свершенные над телом надругательства, а удобрением стала повторяемость процедуры высасывания чакры через проклятую огненную печать, блокирующую смену ипостаси. Когда все срастется из-за потоков чакры, а это вопрос времени, то инвалидность Саске обеспечена, все идет по пути силового взлома генома с целью переписи. Сомнения немилосердно гложили — а вдруг отец не сможет восстановить? Страх предательства со свистом вытурил второй поток сознания из лакуны отстраненного восприятия. Блюдо из болей и страхов щедро осыпалось перцем обезображенной натуры, пряностями беспомощности и унижений.
Следующая отдышка окрасилась паническим отчаяньем, скатившимся в истерику. Ранее воспринятое за прижженные культяпки на самом деле оказалось конечностями. Саске прирастили чужие руки и ноги от локтей и колен, все четыре кости одинаковые — птичьи цевки с тремя двух фаланговыми пальцами треугольником. Кость, обернутая толстой и нечувствительной кожей, минимум мышечных волокон и рецепторов, слабая подвижность, крайняя неприспособленность к выполнению действий, привычных для человеческой кисти или стопы. Ощущение чужих лап говорило о близком завершении процесса химеризации.
Сенсорные возможности чакры с одной стороны безграничны, а с другой примитивны, Саске пригодился опыт пребывания в виде огненного сгустка, он сумел частично переложить его на чакру, благодаря чему кое-как воспринимал уродское тело. Хотелось крыть матом всех и вся, но что толку беситься опосля? По первым прикидкам усвоение памяти клона длилось минимум сутки, разум Саске, судя по доступным воспоминаниям, освободился уже после вскрытия вивисектором,
* * *
**! Зла не хватает! В следующие мгновения Саске накрыл ужас: у него повышенная эмоциональность и пониженный уровень боли. Значит, организм приспосабливается, развертывает и отлаживает недостающие участки сетей нервов и капилляров, сращивается с
* * *
обновкой, благодаря периодическим циклам продуцирования и откачки чакры достигает стабильного состояния. Этого прозрения оказалось мало! По крупицам данных выяснилось, что ошейник представляет собой символы, выжженные прямо на позвонках! А три места, где позвоночник ощущался перебитым, это еще три неопознанных фуиндзюцу прямо на костях! Но самое ужасное заключалось в том, что система циркуляции чакры окончательно исчезла — его сделали самураем, кастрированным шиноби!
Жизнь Саске превратилась в ад. Ненавистная печать причиняла постоянную боль из-за постоянно и без контроля со стороны сознания вырабатывающейся чакры. Но телесная боль ничто по сравнению с душевной. Парень ничего не видел, не слышал, не ощущал запаха и вкуса пихаемой в него жрачки, аурное восприятие окружающего давало мизерный и непонятный обзор, боль препятствовала формированию ассоциативного ряда для сопоставления ощущений. Беспомощный и бесправный раб-калека, подвергающийся непрестанному битью после испражнений и регулярным заборам чакры...
* * *
Атаи Даияки
Стояла ясная и жаркая погода. Четыре древние чаши с охлаждающим орнаментом фуиндзюцу располагались квадратом вокруг просторной беседки о восьми столбах. Между ними прямо в воздухе висели метрового диаметра пустые раковины улиток, тихо бегущая из них кристально чистая вода разделялась пополам и, протекая через чаши, дарила вожделенную прохладу всем, сидящим в тени ажурной крыши. Вокруг острова с беседкой раскинулся цветущий сад, выдержанный в скромных тонах. Несколько островков с бонсай, деревянные мостики через текучую прозрачную воду с улитками и деревянные дорожки между ними. Дно водоема устилали драгоценные камни и граненые кристаллы, завораживающе переливающиеся в прозрачной воде, подернутой волнистой рябью. Деревья и кустарники тонкие, с виду хрупкие, десятиметровых гигантов среди них раз-два и обчелся, по ним неторопливо ползали мелкие улитки различных форм с преобладанием витых домиков в виде томоэ. Из беседки просматривался жилой комплекс в старинном стиле синдэн-дзукури, редчайшие и оттого дорогущие породы древесины от старости только хорошеют. На фоне царящей вокруг безмятежности ярко выделялись пестрые птицы с длинными хвостовыми перьями и дивными голосами, приглушающимися шелестом лианоподобных ветвей глициний с цветами кремово-солнечных оттенков — климат и уход позволяли услаждать взор цветением сада круглый год. Любование природой, возведенное в жизненный уклад.
Трое расслаблено сидели на дзабутонах, прямо, чинно, привычно. В той или иной степени проседь тронула каждого из них. Юката старшего украшалась вышивкой седых гор в солнечный день. Тонкая вязь на невесомой ткани подложки позволяла одежке струиться подобно шелковой, только вблизи можно понять, что это не фотографически точный рисунок. Юката второго подчеркивала гриву красного золота, так же свободно спускающуюся чуть ниже лопаток. Тема рассвета раскрывалась во всем своем великолепии. По юкате третьего, казалось, ползали многочисленные улитки. Он вроде сидел спокойно, но ткань то и дело слегка шевелилась, оживляя улиток — объемная вышивка обманывала зрение.
