— Это я-то кохай?! — Первым делом возмутился саннин, едва я ему залатал нижнюю челюсть с гортанью.
— Я тебя в разы старше, друг мой. Не дергайся, я только-только обрел бренное тело, мне с голодухи трудно в должной мере себя контролировать и еще тебя исцелять.
— Что с Наруто, Минато и Кушиной? — Враз посерьезнел Джирайя, глухо спросив то, о чем следовало бы первым узнать.
— Кризис миновал. Первым уже занимается его двоюродная сестра, сравнимый с Цунаде ирьёнин — Карин пока недостает опыта обширной практики. Остальные благополучно растут, трехгодичного цикла им хватит достичь точки прежней остановки.
— Еще один вопрос, пожалуйста. Что стало с Курамой?
— Похищенное дитё вернулось к своему клану Кицунэ. Кстати, полежи смирно, сделаю тебе презент, кохай, — произнес я и, не принимая возражений, ткнул пальцем в лоб.
"Телепортер" аналог "Телепорта", который достался Кабуто, он основан на "Кучиёсе" клана Узумаки и "Хирайшин" Намиказе Минато. От Джирайи Наруто не скрывал знания, как в целях своей безопасности поступают многие шиноби, засекречивая свои разработки без какой-либо записи о них, из-за чего куча техник пропадает вместе с их изобретателями, не спешащими раскрывать свои слабые места вероятному противнику. Я просто сложил данные о двух дзюцу, сформировав в голове Джирайи их комбинацию, типа обучил, однако с оговоркой — только одна метка, да и та с кандзи "Огонь" и "Щит", что использовались в защите Конохи. У Якуши Кабуто, правой руки Орочимару, чакрозатратный вариант без меток, причем он для каждого применения копирует свиток с оригинала своего сэнсэя, умевшего так применять.
— Если эту огромную метку Дзюцушики, формулу техники, прожечь чакрой в каменной толще плиты, то можно продавать свитки или печати с телепортом на эту громадную плиту, лежащую у порога врат в деревню.
— Хочешь сделать из меня лавочника? — Скривился саннин скорее от головной рези, чем от сути моего предложения.
— Мастер Шоётосо Соске уже слишком стар для претворения моих идей. Как раз осядешь и будешь производить последний шанс на спасение, телепорт к Конохе. Заодно приготовишь себе надежную смену по искусству фуиндзюцу, в мастерской персонал подобран отличный, абы кого без теста не берут.
— Сэмпай... зря ты дал это знание Кабуто-куну, — хрипло произнес саннин, примерившийся к обращению сэмпай. Я без спешки ремонтировал его тело, уже срастив все конечности и начав устранять омертвелые ткани, используя его чакру для генерации крови.
— Он полезен тем, что держит шиноби великих стран в тонусе. И у него основанное на свитке сэнсэя ниндзюцу "Телепорт", а у тебя фуиндзюцу "Телепортер". Дабы чужой не пользовался, в технике предусмотрен ключ в виде отпечатка большого пальца на плите-приемнике и в свитке, без оного на выходе получится горстка пепла. Идеальное место близь Конохи там, куда когда-то пришелся выброс магмы — это на время избавит тебя от шквала предложений об организации "Телепортера" в каком-либо другом месте. Заодно сможешь подключить площадку к общей системе защиты, на которую все отдыхающие в деревне джонины регулярно сдают чакру — иначе не избежать разгула диверсий, после которых все созданные свитки с ключами закономерно станут мусором. Возможно, в будущем я сниму ограничения на организацию "Телепортеров" в других местах.
— Я подумаю над твоим предложением, — встал Джирайя, начав осторожно двигать конечностями.
— Тут нечего думать. У вас с Сакумо был один отец, Хатаке Джирайя, пора бы уже выпороть племяшку да женить его, заперев в доме до беременности... — лукаво произнес я. Авось к Какаши вернется его былая решительность и рассудительность.
— Гхы-хы-ха-ха-ха!..
— Я вижу родство, кохай, растившая тебя мать-одиночка ничего не рассказывала, но ты ведь и сам давно обо всем догадался, как и твой брат по отцу, Сакумо, к которому ты не успел прийти и оказать моральную поддержку. Да и Какаши носит маску, дабы родство ваше в глаза не бросалось, пора бы признать...
— Уломал-уломал! — Состроил горестную рожицу великовозрастный балбес.
— Тогда лови медицинское фуиндзюцу для его глаза, — тыкая в лоб еще раз. При таком физическом контакте гораздо проще и экономичнее передаются мыслеобразы. — Пусть помощь от тебя исходит, обо мне молчок, окей?
— Окей? Кхэм, окей!
— И благодарю за доверие, кохай. Войди в режим отшельника.
— Оу... — округлил минусики глаз Джирайя, скучив их у носа, не ставшего по обыкновению бородавчатой картошкой.
— Скажем так, ты не просил, а я не дарил, все оно само как-то получилось. Ну, идем резать гадов?
— Сперва оформимся, Солеан-сэмпай. Рад личному знакомству.
— Взаимно, Джирайя-кохай, — отвечая на рукопожатие. — Хех, ну теперь держитесь, супостаты! Два эро-сеннина зададут всем перцу!
— Так то был ты на лайнере, в поселке и купальнях?! Нихи-хи-хи!
Озорно подмигнув друг другу, два великовозрастных оболтуса синхронно бросились к Фукасаку.
Глава 52. Захваты
* * *
Хошигаки Кисаме
— Так ты совсем ослепнешь, аники, — взваливая за спину тело беловолосого с бессмысленным глазом, уставившимся в пустоту.
— Идем на плантации цветов джофуку, сэмпай, там вторая часть средства от моей слепоты, — был дан как всегда спокойный ответ.
Кажущееся спокойствие уже не могло обмануть верного напарника, Кисаме видел срыв Итачи, видел слезы своего напарника и его ярый гнев, сжиравший остров черным пламенем. Низкорослый товарищ разбередил акулью душу, ставящую добычу информации превыше любви и дружбы, ограничивающих в средствах и методах.
Второй раз он в Конохе, второй раз уходит без боя и разрушений. Дурно.
— Отнеси всех в старое убежище Учиха... — промолвил Итачи, и вырубился, успев передать гендзюцу с маршрутом.
— Мальчишка!
* * *
**! — Для красного словца матюкнулся акулий рот, подбирая загипнотизированную старуху и одной правой удерживая два тела. С напарником он не собирался миндальничать, одной левой пристроив третье тело за спину и помчавшись по сброшенному в мозг пути.
Кисаме не переставал восхищаться Итачи, ловко комбинирующего свои собственные планы с заданиями главы Акацки Пейна. Добыта важная информация про телепортацию, которую открыл Орочимару, а его приемник Кабуто перенял. Разведана ситуация в Конохе. Кисаме до сих пор скалил зубы на результаты массового гендзюцу Орочимару, использованного им на Конохе — шедевр! Какой шедевр!! Утатане Кохару и Митокадо Хомура, члены сельсовета, зарезали друг друга так, словно каждый из них свинью в забойне разделывал. А сколько шиноби попытались в реальности утопить собственную деревню в крови?! Поистине гениальное гендзюцу! Весь сброд слетел с катушек, и если бы не патрульные из долины, Коноха перестала бы существовать. Кстати, про Корень и Данзо особо ничего не прояснилось, как требовал Пейн — все опрошенные посредством гендзюцу пребывали в уверенности, что третий хокаге уничтожил заразу, потопив в лаве главную базу со всеми меченными проклятой печатью и их главой. После уничтожения ядра монолитная организация распалась в пыль. Проникновение в скрытую деревню, кстати, прошло на удивление легко — в ней царил разброд и шатания, кланы и хокаге активно делили власть. Кисаме был не прочь пообщаться с грудастой Каге наедине, но его сиюминутный каприз обломали, сославшись на скрытность визита, хотя сам Итачи умудрился успеть сходить налево.
Орочимару подлинный гений, которого оправдано опасались в Акацки — Кисаме оценил хитрые ловушки вокруг и внутри убежищ. Был гений, да всплыл на своих амбициях, растворившись в желудках тысяч змей. Мутная смерть какая-то, змеиный саннин от змей же и сдох, даже Кисаме понял — что-то тут нечисто. Весь путь от своей бывшей родины со скандально известной базой, сожранной черным огнем, и до заброшенного убежища Учиха в забытом уголке страны Огня Кисаме пытался проанализировать имеющиеся у него данные, скупо предоставленные Итачи, прекрасно знающего о перекрестных докладах Пейну. Фанатик Орочимару пробудил Риннеган, но слишком рано восторжествовал, за что поплатился жизнью. Вроде бы логично, ведь еще не освоил додзюцу, однако что-то беспокоило ум — слишком чисто и гладко складываются выводы, как будто они вода, направляемая по трубам.
Кисаме стало очевидно после срыва Итачи то, что напарник излечился от своей неведомой болезни с синдромом импотенции, судя по тому, как активно он принялся сеять свое семя без заботы о том, что плод сильного шиноби при родах убьет мать-не-шиноби. "Темнит аники, ну да это его дела" — думал нукенин скрытого тумана, опасно сблизившийся в личных отношениях с напарником, он оказался не способным отвернуться от его переживаний. Как-никак три года бок о бок прожили, совместных приключений и переделок набралось уйма. Чем-то Итачи его крепко зацепил, а после известий о смерти Саске крючок зашел глубже в акулий рот, не встретив сопротивления. Из Кисаме никчемный утешитель, однако, хватило и того, что он просто был рядом. У Итачи срыв недолго длился, и не сломался он лишь благодаря молчаливой близости напарника, ставшего ориентиром в тумане иллюзий.
Итачи после разбирательств на бывшей базе Орочимару близь Кири стал одержим какой-то идеей. Все прояснилось в убежище, поросшем зеленью джунглей. Пересадка глаз ради обретения Вечного Мангекё Шарингана.
— Ты все его мозги выпотрошил что ль? — Скривился Кисаме, когда тело опорожнилось под себя.
— Дерьмо, — емко ответил Итачи, у которого кровавые слезы наступившей слепоты смешались с обычными. Целых четверть часа по объективному времени длился допрос с пристрастием в мире Цукуёми. — Приступаем к пересадке, — произнес напарник Кисаме, удивив вложенной в голос волей и решимостью.
Один глаз Итачи вынул из ворона, второй из Копирующего Шиноби достала предварительно еще раз зачарованная ирьёнин, старая и опытная в травах, способствующих лучшему приживанию пересаживаемых органов.
— А не жаль терять свою уникальную способность глазок? — Озадачился Кисаме, имея в виду ускорение или замедление времени при помощи додзюцу, что особенно ярко проявлялось в иллюзорном мире Цукуёми. Вопрос по истории воронового глаза он предпочел придержать до поры до времени.
— Я сумею это сохранить, — собственноручно выдавливая себе глаза прямо в глазницах, куда немедленно имплантировались чужие глазные яблоки. Это знак высшего доверия — стать абсолютно беспомощным в присутствии возможного врага. Кисаме по достоинству оценил этот шаг своего аники.
Акула еще и не такое видел и творил, он не отвернулся и даже не испытал позывов к рвоте. Ему было остро любопытно — зачем с копировщика сцедили артериальную кровь, запечатав примечательным образом? "Неужели Итачи действительно захотел смешать свою чакру с белобрысовой, чтобы усилиться?" — Кисаме склонялся именно к этому своему домыслу по ряду причин. Во-первых, резерв чакры у его напарника просто смехотворно мизерный! Во-вторых, ради свойств этой чакры, но каких таких примечательных свойств, хоть убей, он не представлял. В-третьих, он сам когда-то побеждал в себе акулу, проходя слияние — здесь он рассудил по аналогии. Еще Кисаме, внимательно следивший за операцией по пересадке глаз, готов был многое отдать за разъяснение той улыбочки, что витала на губах Итачи, когда марионеточная старуха аккуратно и со знанием дела пересаживала ему шаринган от спеленованного пленника, которому во время пресечения попытки к побегу акула с удовольствием сломал конечности, все конечности, каждую в двух местах, еще и ребра пересчитал.
Три дня Кисаме путал погоню, когда случайно его засекли во время избавления от живых тел близь Конохской долины. Он бы с радостью их прикопал, да приказ Итачи был четкий и недвусмысленный — доставить обратно живыми и невредимыми сверх имеющихся ранений. Из каких-то своих соображений напарник акулы обоим оставил память о случившемся в целости и сохранности, хотя Кисаме и сомневался, что после такого интенсивного кипячения мозгов в них еще остался проблеск рассудка. Однако, Яманака признанные спецы, могут и осадить каплю ума. Преследователей он бы тоже приголубил Самехадой, если бы не другой приказ — сбросить их в стране Звука, проведя через Долину Завершения, ставшей скорее безжизненным кратером.
Месяц вынужденного безделья в глубинах еще кое-как функционирующего убежища прошел ни шатко, ни валко. Кисаме большей частью игрался со своим мечом, Самехадой, упражняясь в слиянии и владении иными секретами Дайто, Великого Меча. Итачи с повязкой на глазах умудрялся сам себя во всем обслуживать, каким-то образом видя посредством призываемых воронов, к слову, чистоплотных, как и сам их хозяин. Бывший Учиха часто медитировал, надолго погружаясь в себя и ни на что не реагируя. Запечатанную банку с кровью Кисаме по возвращении уже не увидел на прежнем месте и предположил, что напарник шерудит в своем подсознанье. Мечник прожил почти тридцать лет, многое знал и умел анализировать. Со скуки акула, как он себя часто именовал, обшарил убежище Учиха, сберегая стены и двери лишь в той части, где они с Итачи остановились. Ему не мешали и не запрещали собирать скудные трофеи — кто-то еще раньше тут основательно прошвырнулся.
— Ну как? — С заметной улыбкой спросил Итачи, наконец-то насовсем снявший повязки с глаз и отмывшийся от мерзостного больничного запаха.
— Ну, глаза, и что? — Переспросил он довольное лицо, так и не показавшее свои новые возможности. Только обновленные глаза. На трех изогнутых лезвиях черного сюрикэна на красном фоне выросли острые шипы, центральная часть стала шире и обзавелась в срединном красном круге жирной черной точкой. Да, еще Кисаме отметил увеличившиеся вдвое резервы чакры, а Самехада отметил, что она помимо былого жидкого огня приобрела противную бритвенную остроту, как у белобрысой какашки.
— Ты пялился на них две минуты, никак влюбился?
— Да ты, я смотрю, в прекрасном настроении! Побарагозим малеха? — В нетерпении спросил Кисаме, желая узнать еще больше о новых возможностях напарника. Раз он шутит, значит, планы удались, и он достиг желанных целей. Об этом говорит и тот факт, что сам Кисаме смотрел в красно-черные глаза всего секунд пять по собственным ощущениям, специально отстранившись от восприятия посредством Самехада. Он не ощутил колебаний чакры, какое бывало, когда он попадал в гендзюцу, значит, Итачи сохранил и усилил свое додзюцу. Сам Кисаме тоже с пользой провел этот месяц и жаждал в сражении опробовать некоторые свои наметки.
— С пользой. Я от бывшего АНБУ знаю месторасположение и частично систему охраны золотохранилища даймё Огня.
— Грха! Но ты ведь так трясся о конохцах... — Быстро сообразил Кисаме, решивший в лоб не спрашивать обо всем том, что узнал напарник, выпотрошив память бывшего АНБУшника, кстати, бывшего коллеги. Явно ведь узнал нечто такое, что помогло обрести полную власть над чужими глазами и кровью, не зря же перезачаровывал Фуро... Фаруфики... фоки... в общем бабку-ирьёнина.
— Мне они крупно задолжали, а персональные счета предъявлять уже некому, — резко став жестким с просочившейся из глаз жестокостью. — Идем, сможешь там развернуться. Какузу-сан оценит масштаб добычи.
