Второй резонанс с чакрой, пролитой огнем. Он призван не только сгенерировать чакру, но и привести ее к тому же типу, что получена предыдущим резонансом — так мне проще работать. Часть высвобожденной силы сразу направляю на формирование нового и однородного защитного барьер вокруг квартала Учиха.
Третий многоуровневый резонанс с остаточными эманациями смерти, пролитой крови и флюидами бушевавших здесь эмоций. Будь трупы на местах, воскресли бы, что гарантированно взбесило бы Бога Смерти и демаскировало меня перед ним. Третий призван усилить высвобождаемую энергию (в основном смерти, в меньшей степени крови и эмоций) и опять же привести к общему знаменателю, чтобы мне было легче восстанавливать недвижимое имущество и низшую форму жизни, растения, грибы, водоросли.
Однако по ходу дела из-за объявшего меня гнева я внес коррективы в свой план, решив конкретно так подставить
* * *
уродов, уволокших тела убиенных на опыты.
Во-первых, я разделил связку лучиков, или иначе нитей кровной связи, ведущих от последнего Учиха к родственной крови (для моего восприятия это именно лучики, освещающие удаленный объект привязки). К живой и к мертвой. Во-вторых, отцепил мертвые связи рядом с пролитой кровью, которую не убрали ради произведения психологического эффекта на последнего Учиха. Будто магнитные, связи закрепились правильно, но ненадолго. Лучики, оставшиеся без привязки (нет пролитой крови), что наводит на грустные мысли, разделил поровну между кровавыми следами сильнейших джонинов — у них кровь наиболее энергонасыщенная и сильно фонящая. Этими действиями я обрывал тонкие родственные связи, умаляя возможное влияние через них Бога Смерти на Саске и значение для моего носителя мертвых родственников, дабы не убивался от горя потерь и был мне послушным. Окончательно сжечь мосты с планом мертвых помогут тонкие струны, прикрепленные мной к пролитой крови. Высохших и за прошедшие дни состарившихся следов мало для отправляемого через струны и кровные связи Зова, но в сочетании с пролившим ее телом, предохраняемым от разложения... Пущенный по струнам импульс пройдет через нити, которые сожгутся проходящими по ним призванными духовными частицами — я специально возвращаю их столь опосредованно. Бог Смерти не смог переварить всего без угрозы подавления своей сущности поглощенными частицами чужой сущности, и он не в состоянии угнаться за всеми моими разлетевшимися искрами. Конечно, часть уже, наверняка, захвачена другими жадными до халявы, но что смогу, то верну себе, подставив Бога Смерти, ведь на зов уйдет энергия смерти и переход для искр произойдет через тварные тела, чьи души сожрал этот
* * *
. Главное я получу свое, отправив заинтересованных по ложному следу, ведущему к трупам, органам и крови Учиха, что растащили по всяким лабораториям. Важно вовремя поставить щит и сменить полярность энергии смерти, обрывая все дорожки, ведущие к единому центру, то бишь, ко мне, Саске и кварталу Учиха в Конохе. Пока трупы отвлекают внимание, я поставлю экран, что не даст сфокусироваться на подзащитной области — в этом я поднаторел, когда долгое время прятался сам и отводил взгляды от своего первожреца.
Собственно, промашка вышла в одном — в долях. Я ошибся с пропорциями, в объемах уцелевшего. Слава моей предусмотрительности — барьер скакнул на восьмерку (выше защита переходит в активную фазу, а десятка считает вообще всех вокруг врагами), сокрыв, как белое пламя вспыхивает роями ослепительно ярких духовных частиц, всасывающихся в тело мальчика, вернее, недолетая самой малости, ибо могли навредить. Я добился обеих своих целей, помимо собственного восстановления до приемлемого уровня. После пробуждения я по-новому оценил фразу "смех сквозь слезы". Восстановился — да, довел число потоков до максимума — да, перешел на полевую организацию вместо нитей внутри — да. Но все мои ядра в отдельности на уровне восьмилетнего мальчишки!!! Их всех не хватит для вмещения даже матрицы моего навороченного посоха, не говоря уже о матрицах тел эльфа или хотя бы человека, о драконе вообще молчу! Все генерируемые и операбельные объемы энергий скошены на порядки в том же соотношении, как между моим прежним орб-телом и нынешним, неимоверно сжатым до крохотной искорки!!! От роскошного дуба остался маленький желудь... Больше нет причин бояться местного божка, лично я вне его власти. Но и свалить домой мне не светит, в нынешнем состоянии я просто не смогу оперировать нужным объемом энергии, а на расчет обратной дороги уйдут годы при задействовании всех ста процентов вычислительных ресурсов, чтоб разобраться в тогда творившимся вокруг меня хаосе! Вектор на своих родных и близких это дохлый номер, я прятался и прятал слишком хорошо. Но мне кровь из носу надо вернуться к не шибко ждущей звезде Санрайз из соседней Вселенной, через фей на вращающейся вокруг нее планете Веридес найти звездолет Аштарак с их родственницами, и только оттуда есть шанс отыскать закрытую систему Арасмуэр, где остался мой сын. А ведь я совершенно не представляю, как же мне вырасти и набраться сил?! У нас с Саске удивительно схожие проблемы...
Глава 5. Притворство
* * *
Саске
Ручей журчал весело. Сейчас. Месяц назад. Год назад. Пять лет. Здешняя вода всю его сознательную жизнь текла в радующую глаз чашу из камня с красными прожилками, обработанными под утонченные всполохи огня. Фуиндзюцу поддерживало температуру воды неизменной, повышая ее сопротивляемость испарению посредством Катон, высвобождению стихии огня. Ручей так и будет продолжать весело журчать десятилетиями, повинуясь воле создавшего его человека, пока разрушительная рука другого человека, животное или время не изменят заведенный порядок.
Красота для любования кощунственно накрылась пеной бытовых нужд. Саске вздрогнул от холода — огонь в его крови оказался слабее силы печатей фуиндзюцу древних мастеров, мороз пробрал до костей. Он это предчувствовал и заранее приготовился, шагая в чашу с ледяной водой и ныряя в обжигающий холод, чтобы побыстрее намочиться и начать согреваться с мочалкой в руках. Его учили принимать душ ежедневно, но сейчас во всем квартале водопровод не работал — мальчику пришлось удовлетворять насущную потребность, устраивая святотатство в саду камней в единственном источнике природного происхождения, единственном источнике питьевой воды на весь квартал Учиха.
С трудом вскочив в самом центре скользкой чаши с не доходящей ему даже до пояса ледяной водой, окоченевший мальчик кое-как вывалился из нее, дрожащей рукой схватил заранее приготовленную мочалку и начал остервенело растираться, распространяя сливовый запах огрызка мыла, оставшегося в прилегающей к его комнате уборной. Стояло пасмурное утро, света хватало для нужд мальчика.
За ночь Саске освежил память и мог теперь с закрытыми глазами попасть в любое место своего квартала, исключая запертые или спрятанные помещения. За ночь он переродился, заново прожив все свои восемь с хвостиком лет. Вчерашние поступки казались ему мелкими, детскими. Для нынешнего Саске уже нет разницы в том, как его величают другие — он действительно еще мальчик, отроком станет после поступления в академию. Подросток и юноша, взрослый, старик — этапы взросления тела, видимые другими невооруженным взглядом. Сам себя он сейчас считал несмышленым мальчиком-неумехой, но никак не сиротой, как могло бы показаться наблюдателям. Внутри был некто близкий и согревающий.
Натертое и мыльное тело второе окунание пережило менее болезненно, а после выпрыгивания и растирания полотенцем Саске обрел легкость и бодрость с пламенным очагом внутри. Натянув короткие спортивные шорты, спрятав в плетеную корзинку с крышкой банные принадлежности, по пути назад повесив на одну из перекладин полотенце и с трудом заставив себя расчесаться, Саске босиком побежал по террасам накрепко засевшего в голове сада. Кривился, цикал, шипел, но упрямо бежал по мелким камешкам, чередуя ускорения с трусцой. Утренняя прохлада в лицо раздувает огонь внутри него — с этой установкой он грелся и одновременно освобождался от охочего до него роя мыслей и чувств, отправляемых во внутреннюю топку. Паренек, петляя, за час оббежал всю нежилую часть квартала, весь юг от центральной аллеи за исключением полигона.
— Плохо, я медленный, — констатировал он про себя, возвратившись в комнату после водной инсталляции, где после пробежки помыл ноги и одел сандалии, предварительно кое-как выстирав испачканную ягодами пару футболка-шорты.
— И глупый, — раздалось в тон.
— Здравствуй, Солеан, — вздохнув. Тяжесть навалилась на плечи, пытаясь согнуть, но он не увильнул прочь. — В чем моя глупость? — Собранно, приготовившись внимать.
— Здравствуй, Саске. Из времени, за которое ты оббежал юг, без учета длины маршрута передвижения нельзя судить о скорости. Есть вариант, в котором ты бы оббежал те же дорожки и проулки, но в другом порядке и на треть меньше времени затратил бы при той же скорости бега. Скажи, Саске, как ты теперь видишь наше общение?
Он целый месяц личного времени потратил на формулировку ответа на схожий вопрос, только убедившись в отсутствии сомнений, Саске перешел в утро тринадцатого сентября. Подпиравший опорный столб, к которому примыкала раздвижная панель двери в его комнату, отлип от него и сел в плетеное кресло у окна.
— Вопрос ведь был в другом, да? — Спокойно, как бы примиряясь. Он изменился внутренне, стал сильнее и закаленнее.
— Тебе решать, — пожимая невидимыми плечами.
— Ты мой отец, Солеан, — с интересом вслушиваясь внутрь себя. — Для сэнсэя слишком близко к душе, для приемного отца слишком близко к крови. Разве ты сам считаешь иначе? — Затаив дыхание, задавая наиважнейший, сакральный вопрос, волновавший его.
— По человеческим меркам ты почти прав, Саске, а в моем видении я и ты смотримся, как котенок и головастик. Быть может, добавим к отцу индекс второй, а, сын?
— Добавим! — Согласился взволновавшийся Саске, у которого упала гора с плеч. Действительно ведь, второй, и чем он думал? — А сравнение котенок и головастик не только из-за... размеров, да?
— У них разные классы, млекопитающее и земноводное. Коты и лягушки не скрещиваются и вообще у них разная среда обитания, пищевые пристрастия, интересы, — лохматя чубик.
Саске сперва удивился, а потом понял, что произошло, и наконец-то смог расслабиться, ощутить себя Дома. Не зря он увидел себя со стороны от лица Солеана, некая аура должна была объяснить это явление. Саске понимал и не чурался предстоящей работы с длительными изнуряющими упражнениями. Он смог отпустить всех убитых и обрести дом на месте руин прежнего. Теперь его не пугало обилие вещей из прошлого, наоборот! Они ведь все очищены от крови. Это память о всем том хорошем, что с ним происхдило.
— Ты переделаешь герб на остальных вещах? — Переходя к насущной проблеме.
— Переделал, — послышался ответ. И почувствовался — колебание чакры мимо не прошло, как и в случае с ветерком, повторно взлохматившим.
Саске остался серьезным, внешне. Теперь у него три одинаковых комплекта: один сох, два в шкафу. Внутренне он обрадовался, что смог в зародыше подавить желание вскочить и немедленно переодеться. Поднявшись по-взрослому, спокойно подошел к шкафу и расчетливо скупыми движениями оделся в любимое. Еще перед купанием он смог совершенно без стеснения посетить кабинку на улице — за ночь он совершенно смирился с сожителем, видящим его, как облупленного, от которого ему абсолютно ничего не утаить. Очень много месяцев субъективного времени это обстоятельство его пугало и угнетало, теперь он рад ему и ценит, несмотря на зримые недостатки.
— А в чем твои интересы? — Идя завтракать грушами, ревенем и помидорами из теплиц.
— Глобальные цели вырасти и вернуться домой, а интересы переплетены с текущими целями — они состоят в совместном возрождении клана Учиха и нашем росте.
— Нашем... — покатал теплую мысль Саске. Он теперь мог мыслить и чувствовать быстро, на уровне мыслеречи, тело просто не успевало реагировать, оставаясь невозмутимо спокойным, навевая сумрачное впечатление — Саске подмигнул зеркалу, на миг стряхивая унылый вид. Жизнь стремительно налаживалась!
— Не спеши. В налаживании нуждаются многие аспекты, и чтобы жизнь вошла в колею, нам обоим надо хорошенько постараться.
— А чем ты занимаешься? — Провокационно задал провокационный вопрос Саске. Он плохо понимал суть бытия Солеана, не представлял подробности его существования. Он сблизился с незнакомцем и понимал причину такого своего желания — пришла пора навести справки о втором отце.
— Бездельничаю, — огорошил он Саске и весело рассмеялся бубенцами. — Проявляю любознательность и наслаждаюсь окружающими видами — красивый дом, очень. Стою и заедаю помидор очищенным стеблем ревеня — кисло и полезно. Часть меня всегда занимается тем же, что и ты, другая всегда контролирует окрестности, доступными средствами выявляя опасности — через меня ты ощутишь факт ее возникновения и степень угрозы. Распознавать и реагировать на опасности шиноби учатся всю жизнь, по мере взросления больше вкладываясь в умение вовсе избегать появления угроз для себя и своих близких.
— Мда! И как я тебя буду терпеть всю жизнь?
— А представь, мне каково будет?
Оба посмеялись. Один облегченно, второй ободряюще.
— Я понял твои послания, отец, — начал Саске, поев и медленно шагая к Воротам Учиха. На осмысление он потратил много месяцев личного времени. — Итачи поступил так из любви ко мне и деревне. Гендзюцу наложил для защиты меня от взрослых злопыхателей Конохи (намекая на Данзо, реально тогда пыхтящего, и Хирузена, пыхтящего трубкой по жизни). Клан что-то злоумышлял против деревни, Итачи узнал об этом и совершил предательство, разрушив судьбы наименьшего из возможных числа жителей деревни и сохранив то, что любил... Предательство во имя мира. Мир шиноби жесток и безжалостен. Скажи, Солеан, я правильно понимаю, что клан Учиха возомнил себя самым сильным в деревне и поплатился за это?
— Речь не ребенка, но мужа. Да. Полагаю, клан Учиха действительно являлся сильнейшим кланом на деревне, но по сравнению со всей остальной Конохой и некими организациями внутри нее оказался слаб, верховодящие кланом просчитались. Клан Учиха погубила гордость, приведшая к отсутствию союзников и раздутому самомнению. Как ты теперь относишься к Итачи?
— Он не захотел обременять себя возней со мной, — мысленно всхлипнув. Тени набежали на лицо. — Этим он предал свою любовь ко мне, значит, его предательству совсем нет оправданья! Он должен умереть, поняв это... О его детях клан позаботится, всех найду...
— С ребенком нельзя скрыться, Саске. Шиноби его уровня способен затеряться в одиночку. Оставив тебя здесь, Итачи практически гарантировал возрождение клана — деревня с тебя будет пылинки сдувать, до первого ребенка мужского пола. Подозреваю, властьпридержащие специально спровоцировали выгодную для себя ситуацию, а у Итачи не достало ума или смелости по-тихому или вовремя свалить из деревни и клана, лишив тех и других оружия в его лице, точнее глазах.
