— А без выкрутасов нельзя, да? — Понемногу сердясь.
— Мне смертельно скучно, мой друг Горацио...
— А это что еще за перец? Ай!.. — получив подзатыльник.
— Это классика литературы, не смей поносить Шекспира, — наставительно.
— А сам-то? — Обиженно.
— Мне можно. Вот дорастешь до моих лет...
— А сколько тебе, кстати, а? Убери его, плиз, — насуплено.
— Разрешаешь домогаться до своей тушки? — Предвкушающе.
— Ты и так в ней, бака! Так сколько тебе лет, Солеан?
— Представляешь, я и сам не знаю. Если иметь ввиду только чисто мое, то мне под шестьдесят, причем под годом понимается оборот планеты вокруг светила — здесь это триста шестьдесят пять дней с кепкой, в других местах бывает как больше, так и меньше. Если прибавить жизнь моей половинки до того, как мы стали одним целым, то в два раза больше, а если прибавить жизнь остальных добровольно со мной объединившихся в единое целое, то порядка двух сотен. Если прибавить жизнь мною скопированных, то более половины тысячелетия. Если прибавить жизнь мною поглощенного, то миллиарды лет.
Саске разомлел — пальцы его клона дарили наслаждение, бегая по голове массирующими движениями. Миллиард лет никак не укладывался в его голове, сотня еще куда ни шло, но миллиарды?!
— И чем ты занимался все эти миллиарды лет? — Недоуменно. Про сильную пресильную скуку он понял теперь отлично.
— Признаться, я не особо лезу в ту область памяти. Вот представь себе Луну. Вот она висит над Землей и все вращается и вращается одним боком, год, век, миллион, принимая падающие космические камни, для нее редкую и опасную еду, увеличивающую массу. Вот одну такую луну я и слопал от жадности. Запомни, сынок, жадность это плохо. Почти всегда, хе-хе, — дергая за уши.
— Слопал Луну... — протянул впечатленный Саске, не обратив внимание на дерганье, ставшее приятно массирующим.
— Угу, и что от нее в итоге осталось, спросишь ты? Физически я сейчас в десятки раз тоньше волоса. Попал в ловушку и еле выжил, предельно ослаб. Ополчись на нас Хокаге-сама всерьез и внезапно, нам бы пришла крышка... без Ворот Учиха и скважины. Так что мы взаимно друг друга усиливаем. Ладно, хорош трепаться.
— Приготовься, — уже в голове. Клон опал лужей, привидение растаяло.
* * *
Хиаши
Глава клана Хьюга не одобрял вчерашней пьянки, но сейчас горько жалел о таком своем имидже. Вчера он не поверил, сегодня проиграл. Сандайме Хокаге себе приписал "булавку лавы", как прозвали это хидзюцу в народе (острые язычки он игнорировал), хотя Хиаши готов был прозакладывать душу, что все решилось в те два часа, на которые он опоздал. И Ворота Учиха он тоже себе приписал. Хиаши не верил, гендзюцу на мальчике усиливало его доверенное лицо, запрятать что-либо глубже могли разве что Яманака. И все же то была дезинформация.
А началось все опять с Учиха Саске! Хиаши тогда выпал в осадок, увидев, как Хокаге тянет откуда-то из-под земли огромные объемы сенчакры вперемежку с чакрой со свойством Йоган, на котором строилась вчерашняя линия доводов — невероятно! На старости-то лет пробудить Кеккей Генкай Йотон? Но теперь-то что, бьякуган врет?! Дальше больше. Хокаге-сама при участии Саске-куна воздвиг малую улучшенную копию прежних Ворот Учиха, потом вовлек всех с первичным сродством с Хи в ритуал с кровью, воспламенив мемориал "Вечный Огонь" и толкнув трогательную речь про Волю Огня. Сильный ход прямо перед общим сбором — естественно, оставшееся время до полудня все только это и обсуждали, бегая смотреть. Еще вчера днем Хиаши готов был поклясться, что Хокаге добровольно сложит с себя полномочия, что он, Хьюга Хиаши, реально поборется за титул. Но не тут то было!
Продвижение Тактика Конохи в Совет прогнозировалось давно, но для общего сбора джонинов (саннины остались за пределами деревни) мало. Хирузен всех удивил предложением защитить деревню самой стихией — безумная идея безумного Профессора! Однако... Однако он создал клонов лавы, разбежавшихся вместе с огневиками в кандзи Огонь. Новоявленный член совета поразил не меньше — из него буквально потекла тень, он применил "Таджу Каге Буншин но Дзюцу", разбежавшихся со всеми остальными шиноби в гигантское кандзи Щит, вписанное в круг Конохагакуре, как и предыдущее. Хиаши просто не верил своим глазам — Нара Шикаку протянул свою тень иероглифом, соединившим джонинов, чюнинов и генинов, распределившихся по всей деревне, чтобы отдать свою чакру в целях защиты. Явление своей полной мощи после избрания стратегически верный ход, вознесший Шикаку и клан Нара на пик популярности и почета. Откуда такая силища?! Сарутоби Хирузен, вроде как сдававший свое старик, тем не менее, превратил площадь перед своей резиденцией в лавовый пруд и протянул... умопомрачительное "Нинпо: Хокаге Мане но Дзюцу"!!! "Белиберда!" — подумал сперва Хиаши, но потом стекающая с Хирузена огненная тень растянулась в колоссальное кандзи, две группы клонов лавы применили это же дзюцу, соединившись огненной тенью с джонинами, использующими огонь.
Все участники-шиноби, все юные зрители с Монумента Хокаге, каждый житель ощутил текучую кровь земли, дарующую свое благословление и защиту Конохагакуре, скрытой в стране Огня.
Правда, оба верховодящих свалились, едва чудо свершилось — Нара Ёшино и Нара Енсуи мгновенно оказались рядом, вливая эликсиры в бессознательные тела. Этим своим сногсшибательным дзюцу Сандайме Хокаге громко проорал всем — меня рано списывать со счетов! Он живее всех живых и силен, как никогда! На этом фоне официальное объявление Корня в целом и Данзо в частности вне закона буквально проскочило через Совет, на котором что вчера, что сегодня отсутствовал упомянутый шиноби, объявленный нукенином. На этом же совете еле сидящий и осунувшийся Хирузен создал "Фонд Помощи Сиротам", присовокупив к бывшим и еще сохранившимся активам некогда цветущего клана Учиха по законам отходящее Конохе от Шимура Данзо — Ичирэ Чинчиру присутствовал лично, подтвердив и заверив.
Хьюга Хиаши умел проигрывать. Он далек от Хокаге как земля от неба. Сандайме Хокаге встряхнул всю Конохагакуре, сориентировав на по-прежнему сильнейшего себя, заботящегося о всеобщем благе, мире и укреплении обороны:
— Мы не стремимся воевать, но любой агрессор обломает о нас зубы! — Всплыла фраза, предшествовавшая началу подготовки к Фуиндзюцу, с большой буквы.
Вымотавшийся за суетливые сутки Народ нашел силы неистовствовать за окнами опустевшего зала заседаний с одиноко откинувшимся на спинку своего кресла Хиаши. Отряженный в сторожа клан Хьюга в опале, Хиаши не пригласили на вечернее торжество, к которому все уже спешно готовились, ни взгляда в его сторону, ни слова, ни полслова. Хирузен и Шикаку открыто собирали закрытый круг общих друзей на грандиозный праздник с лучшей выпивкой и почетными гостями, саннинами Цунаде и Джирайей — тоже правильное решение обойтись без давления их авторитета и помощи, оставив за пределами деревни на подстраховке.
Некстати вспомнилась история с Хинатой и Неджи, произошедшая в АШК во вторник с участием Учиха Саске, спровадившим до печенок доставших Хьюг на первую парту вровень с Наруто — ужасный позор!
Клан в его лице оступился, возмечтав о главенстве, пришла неизбежная и скорая расплата.
— Хохето!
— Да, Хиаши-сама, — тут же нарисовался Хьюга-дзин.
— Я на Монумент Хокаге, беру дозорную вахту на себя. Отправь всех веселиться...
— Спасибо, Хиаши-сама! Я всем передам и вернусь, не уходите без меня, пожалуйста... — с радостным уважением.
— Хорошо, — скрывая настигшее его удивление.
От телохранителя он такого не ожидал. Вновь оставшийся один Хиаши утвердился в правильности своего решения — за свои ошибки должен платить он сам, а не клан.
— Пожалуй, поддержу-ка завтра ФПС деньгами и людьми, — вслух подумал глава клана Хьюга, втайне возмечтав услышать от отца похвалу. Такая малость, а сколь много значит. — И приготовленные "Гофу Кеккай" с прочими пойдут на благотворительность, — вновь вслух подумал Хиаши, готовя вчерне приказ на завтра об обустройстве защиты новых коттеджей и кварталов в целом, организованных на месте бывшего квартала Учиха, с согласия последнего владельца хозяйской рукой сметенного с лица деревни ради блага ее жителей.
Хьюга Хиаши понял намек, быть столь беспечным мечтателем вредно для благополучной жизни. Работать и тренироваться в поте лица! Хиаши не помнил, когда в последний раз изобретал новое дзюцу. Все вокруг движутся вперед, а он застыл в развитии. "Откуда у Нара такая сила?" — все вертелся и крутился в голове тревожный вопрос, так и норовя сбить концентрацию на десятикилометровой зоне вокруг, обозреваемой бьякуганом — он докажет, в первую очередь себе, что сам не стар и еще кое-что героическое может. День продержаться и ночь простоять кровь из носу должен! Иначе в своих же собственных глазах потеряет авторитет.
На закате о нем не забыли, прислав сразу несколько корзин с провиантом от разных очагов веселья.
У шиноби мало праздников, сплошь боль потерь и кровь на руках, поэтому любые пирушки очень ценятся и любимы, особенно всеобщие, в которых шиноби за всю жизнь удается поучаствовать от силы раза два или три — Танзаку не в счет, поминки тоже. Хиаши в душе завидовал разгульным компаниям, балагурящим в деревне, он сам желал сбросить напряжение, возникшее по вине вчерашнего траура и ЧП, оказавшимся для всех труднопонимаемым сюрпризом с каторжным трудом опосля, когда от каждого требовалось по максимуму выложиться при возведении обороны наново по недоработанным проектам.
— И откуда силы берутся? — вопрошался глава клана после очередного огненного дракона в небо или грохота петард и фейерверков. — Молодые... — сам же отвечая на свой вопрос. — Радующиеся жизни... — с грустной улыбкой. А ведь повод официально смехотворный — открытие мемориала "Вечный Огонь", но раз Хокаге-сама разрешил всем веселиться, то все сегодня будут самозабвенно веселиться.
В ту ночь Хиаши урывками много размышлял о ритуалах на крови. Проснувшиеся Кеккей Тота у Саске и Кеккей Генкай у самого Хирузена что-то да значат, а еще каком-то боком к ним присоседился Нара Шикаку.
* * *
Солеан
Изнывающий от нетерпения Саске смирился до моей просьбы шагнуть в завесу огня с закрытыми глазами и не открывать их, пока не разрешу. Там я взял его за руку и повел, развернув.
Его ауры за прошедшие месяцы стала в два раза шире, ярче, плотнее. Теперь я мог без ущерба отделить часть и уплотнить ею воздух, чтобы соткать приемлемый образ. До того использовал гендзюцу и колыхал ауру, пленяя ветер, чтобы он видел мой призрак и получал тактильные ощущения. Сейчас моя имитация стала качественно реальнее, для Саске я могу теперь моделировать весь спектр ощущений как при общении с реальным человеком — додзюцу, конечно, опознает подделку.
Держа поле безветрия, я, не прерывая контакта с рукой, а потом и плечами, зашел за спину, встал на колени, крепко обнял ворчуна, дав ощутить тепло мнимого тела и его дыхание на правом плече.
— А-а-а-а!.. — Разнесся визг, потонув в морозно гудящем ветре.
— Тише, малыш, я с тобой... — шепчу ласково, вожу руками по груди, плотнее стискивая и согревая.
И вскоре чистый восторг брызжет фонтаном, обливающим его самого — ни-ни, свое слово держу. Рядом с ним я сам полнюсь безудержными эмоциями.
Мы в око бури, стоим на самом краю летающего острова — отсутствием перил и маломальского клочка опоры за торчащими из обувки пальцами ног создавалось ощущение полета. Солнце со спины прожектором высвечивает громады волн, кажущиеся с высоты облаков мелкими и незначительными. Грозные тучи кружатся на карусели вокруг нас, сверкая молниями и весело грохоча о чем-то своем. Вот они поистине величественны, они рядом и заслоняют своими тушами весь горизонт, грозясь поглотить всякую мелкую сошку, сунься она в их тесную компанию, устрашая стеной воды, хлещущей из их пуза, и теменью под ними, неустанно подсвечиваемой лесом молний.
И вновь крик — мы в свободном полете, мы падаем в самую гущу. Крепко держу, давая ощутить монументальную надежность. Остров плюхается в бушующий океан, разворачивая нас на пробивающийся сверху широкий луч солнца золотого. Колоссальные волны впечатляют, представая валами с Монумент Хокаге. Одна такая обрушивается прямо на нас. Саске вскрикивает, зажмуриваясь и крепко-крепко сжимая имитацию моих рук, вдавливаясь в меня спиной. Нас обливает с ног до головы и... наш пузырь под водой несется сквозь толщу волны. У Саске нет слов, одни эмоции — он ничего не может выговорить, мыслит бессвязно, вместе со мной утопая в неистовстве голой стихии.
Как я мечтал хотя бы краешком сознания вновь коснуться бесконечной глади океана, грохочущего оду в мою честь!
Выныривая, мы стремительно несемся ввысь, будто уклоняясь от прицельно бьющих по нам молний, толстенных и ветвистых до жути, оглушающих почище воющего ветра и секущих падающие горы воды струй. Мы врываемся в толщу туч, пронзая их черно-бурую хмарь насквозь и попадая в благостную тишину и покой. Яркое солнце и клубящаяся белая пустыня из воздушной ваты — щемяще мирная пастораль с убегающим в бесконечность горизонтом. Резок контраст, аж сердце выпрыгивает из груди, громогласно колотясь в ушах за полным отсутствием звуков, акромя собственных.
Дышу ровно, нежно щекоча шею и стараясь не обращать внимания на идиотский воротник-стойку. Расслабляющее умиротворение. Я показал ему силу его эмоций, пленивших сознание на долгий получас. Я был рядом надежным и преданным щитом, одновременно проводящим через элементы Мизу, Казе и Киминари и укрывающим от их подавляющего могущества в естественном виде. Хи он видел и чувствовал, настал черед остальных, включая твердь Цучи, на которой стоим. В Саске разбушевался огонь, откликаясь на зов остальных элементов, устроивших безумную свистопляску к вящей радости. Чистая мощь, незамутненная человеческой волей (я не в счет).
— Здесь можно, — вновь шепчу я. — Доверься мне...
Сам рвался выплеснуть огонь. Он не знал, а я безумно тосковал по небу, по полетам, рассекающим тучи мощным крыльям, пока все еще недоступным.
Сейчас я огрызок, аморфный плазменный сгусток, но для изголодавшегося любая крошка бесценна, мне ее смаковать долгие годы — сегодня можно потратить полсуток на восстановление тела, сегодняшнее станет стимулом, манком для Саске, а я потерплю, мне не впервой являть послушание долготерпением.
Нашим сгустком управлял мысленно визжащий от распираемого восторга и счастье Саске, лоб в лоб сталкивающегося с громадами волн, ловящего съестные молнии и прожигающего в тучах замысловатые туннели, словно червь в земляной толще, пылающего в лучах солнца на самом морозе ока бури, остывая от бурлящей внутри горяченной энергии.
— Достаточно, сынок, летим к дому...
Ему хочется еще, огонек не наигрался вволю, однако следует знать меру, иначе из-за перебарщивания осадок ляжет усталым грузом, а не приятной тяжестью, понукающей хотеть еще и еще. Да и собранной мной энергии окружающих стихий достаточно для наших нужд, тем более привлеченное бурей уже иссякает, еще полчаса и остановившаяся воронка высвободившимся ветром начнет стремительно разрываться на мелкие клочки — мое присваивание усмирит, просто для штормовой топки уже не хватит энергии.
